Пара для Эммы
Шрифт:
Он задумался, а Эмма захотела настучать Року по голове за то, что старик так коверкает детскую психику. Она же помнит, как Хлад искал её ласки, как старался привлечь её внимание, чтобы услышать доброе слово! Если он не умеет чувствовать, то не нуждался бы в этом! А раз так, то научить ответным добрым чувствам не так уж сложно!
Следующий день пришлось посвятить найму помощницы по дому, а когда вечером вышли все вместе на прогулку, встретили Ратмира.
Первым его почувствовал Хлад. Мальчик напрягся, стал меняться. Его тело сделалось крупнее,
Ничего не понимая, готовясь защищаться и защищать, она схватилась за лопату, которой расчищали снег, но бросила, увидев появившегося из-за поворота Ратмира. Помчалась к нему на встречу — и остановилась, боясь обнять и причинить тем самым боль.
— Господи, я провожала тебя здоровым и цветущим, — растерянно пробормотала она.
На её глазах он вернул себе человеческий вид и, пошатываясь, медленно подошёл. Одежда висела лохмотьями, и это означало отсутствие контроля над переменой обликов. Но самое ужасное — это рана на груди. Люди с такими развороченными дырами не живут, не ходят, не дышат и не заглядывают в глаза женщинам в тревожном ожидании их слов.
— Эмма, я торопился…
Она стояла и невольно отмечала всё: зарубцевавшуюся рану на плече, заживающий на боку ожог и грязную ткань, впечатавшуюся в развороченную грудь, где прямо в мышце поблескивал металл.
— Я скучал, — совсем тихо проговорил он, боясь подходить ближе и прикрывая грязными руками рану.
— Лекаря! — пискнула Эмма.
— Я помоюсь, и всё будет хорошо.
— Ратмир, я вижу твои мышцы — и они разорваны! Это ненормально! Эй, что вы стоите, найдите лекаря, а лучше целителя!
— Нет, — и никто никуда не побежал.
Испытывая непреодолимое желание пристукнуть Ратмира и спокойно заняться лечением бессознательного, Эмма всё же осторожно обняла его, чтобы помочь дойти. Но он не сдвинулся с места, пока не провёл руками по её телу, прижимая к себе, не вдохнул полной грудью её запах, застонав вряд ли от счастья, потому что рана не терпела никакого лишнего касания.
— Ты не передумала? — чуть угрожающе спросил он.
— Что? Звать лекаря? Он необходим!
— Нет. Твоё желание быть со мною в силе?
«Господи, вот дурной мужчина мне достался!»
— Эмма, скажи мне! — от его рыка пригнулась вся охрана.
— Глупый, не о том волнуешься. Я ждала тебя! Идём же в дом! Ну как же так можно себя не беречь!
— Я сильный, — наверное, его слова должны были прозвучать хвастливо, но усталость и боль делали своё дело.
— Вижу.
— Всё заживёт, как на собаке, — пробовал шутить он.
— Сомневаюсь, слишком много грязи в ране, — ворчала она.
— Я всё вымою, не смотри. Тебе неприятно, — и откуда только взялись эти высокомерные нотки!
— Да я в ужасе! — Эмма рывком открыла дверь, но ручка вырвалась из рук и дверь
— Тогда я уйду в лес, чтобы не…
— Прекрати! — разрыдалась она. — Мне больно видеть, как изранено твоё тело, и я не понимаю, как ты терпишь боль! — сквозь слёзы выкрикнула Эмма и увидела, что он расслабляется, спокойней дышит, но, кажется, сейчас упадёт.
— Держите его! — крикнула она охране. Силы всё же оставили Ратмира, как только он вошёл в прихожую, в которой хорошо ощущался запах Эммы и детей, а значит, он дома.
Втащив его в комнату и положив на кровать, она велела бежать за лекарем, но никто не сдвинулся с места.
— Вы что, так и будете смотреть, как он мучается? Неужели непонятно, что рана загрязнена и не сможет зажить сама по себе!
— Она заживёт, надо только больше времени, — переглядываясь с другими, пояснил один из сторожей.
Его слова ни капельки не успокоили Эмму, но тут Хлад начал выгонять охрану. Кусая губы, она смотрела на тяжело дышащего Ратмира, на обеспокоенных, но уверенных в своём судье оборотней и понимала, что никто не нарушит приказ и не позовёт лекаря. А что делать ей?
— Да пропади всё пропадом! — выругалась она и бросилась собираться.
Уже начало темнеть, но Луна хорошо освещает дорогу и ночью будет даже спокойнее идти, других дураков шляться нету! Бежать она не сможет, но за пару часов доберётся до города, а там найдёт извозчика и уже вместе с ним разыщет лекаря.
Полная решимости, схватила мешочек с деньгами и начала распихивать монеты по карманам.
— Эмма, ты никуда не пойдёшь, — вдруг заявил Хлад, сложив руки на груди.
— Обалдел? Отец без сознания, а ты туда же!
— Ты говорила, что он дорог тебе, так почему же не доверяешь ему?
«Потому что он красующийся дурак!» — хотелось выкрикнуть этому мальчишке.
— Хлад, солнышко, ты же видишь, что что-то не так с вашей регенерацией! От всего, что могло зажить само, остались лишь шрамы, а эта рана выглядит, как порченое мясо. Лекарь срежет отгнившие кусочки, вычистит всё и зашьёт.
— Раз ты знаешь, что должен делать лекарь, то сделай сама.
— Э-э, с ума сошёл? Я понимаю, что должен сделать лекарь, но я не видела, не знаю… Да что я тебе объясняю, Хлад, этому учатся годами! Понимаешь, под руководством опытных преподавателей изучают теорию, потом тренируют руки и только после практики на простых ранах пробуют… Ах, ладно, надо идти. Мы теряем время!
— Нет. Люди не должны знать об уязвимости судьи!
— Хорошо. Ты прав. Мы заплатим за молчание!
— Нет.
Витиевато помахав в воздухе руками, Эмма выпалила:
— Возьмём магическую клятву!
— Нет.
— Ты дуришь, Хлад! — рассердилась она, но мальчик выглядел непреклонным — не драться же с ним! — Ладно, пусть лекарь нам поможет, а потом я сама ему чиркну по горлу, и… — хотела сказать «в колодец», как в фильме «Джентльмены удачи» про доктора, но вовремя остановилась, — …и закопаю.