Пара для Эммы
Шрифт:
Оба мальчишки уставились в ошеломлении на Эмму. Ей сейчас было все равно, что они подумают о ней, главное — помочь Ратмиру, а там она напоит лошадей бодрящим зельем, и те будут гнать так, что ни один оборотень не догонит их с лекарем. Но тут Хлад рассмеялся и немного свысока бросил ей:
— Эмма, я же будущий судья.
— Ну и что?
— Ты врунишка, но не злоумышленница, — с важным видом произнёс он.
— Да что же это такое! — возмущённо воскликнула и, посмотрев на окно, решила вылезти через него, а не спорить с Хладом
— Эмма,
— Что? — растерянно переспросила она. — Ещё один командир на мою голову?!
— Охрана тебя никуда не выпустит, — завершил он своё выступление и спокойно отправился на кухню.
Она растеряно посмотрела на такого же растерянного Жара:
— Ты-то хоть со мной? — жалобно спросила его, а малыш кивнул в ответ.
Скорбно поджав губы, Эмма протянула к нему руки:
— Мамин сынок, — обнимая ласково, прошептала она, и ушла бы, если бы в отражении окна не увидела прижавшегося к дверной щели и подглядывающего за ними Хлада. Стало понятно, что командование ему далось совсем не просто и мальчику сейчас ужасно страшно брать на себя ответственность за отца. Вдруг что случится с ним, Эмма скажет: «А я говорила!» или выразительно промолчит, а он будет всю жизнь считать себя виновным.
Она тяжело вздохнула, отпустила Жара и, скинув верхнюю одежду, прошла на кухню. Хлад стоял неестественно прямой, и в его глазах было столько неуверенности и боли, что Эмма, не раздумывая, подошла к нему и крепко обняла.
— Я буду пытаться что-то сделать до утра, но если не сработает ваша хвалёная регенерация, то на рассвете отправлюсь за лекарем, а лучше за целителем, иначе мы потеряем Ратмира.
— Судьям нельзя показывать свою слабость.
— Уязвимы абсолютно все! До твоего отца можно добраться через тебя или меня. Это уже ни для кого не секрет, и нет смысла терять жизнь из-за неудачной раны. Но я уважаю и твоё решение, и его. Раз Ратмир добрался сюда живым, то до утра не умрёт, а я попытаюсь очистить его грудь. Надеюсь, он сумеет пережить моё вмешательство.
Дальше для Эммы начался форменный кошмар!
Она воздействовала на Ратмира одним из неудачных образцов своего нового средства, введя мужчину в сон. Потом очень осторожно промыла рану обеззараживающим раствором, представляя, что перед ней лежит просто кусок мяса. Ратмир не стонал, не дёргался, тогда она осмелилась чуть-чуть снять омертвевшие куски плоти и вытащить видимые глазу кусочки ткани с мелкими железяками.
Больше ничего для него сделать не могла. Только хирурги знают, как соединять мышцы и что вообще следует делать при таких ранах. Осторожно соединив края, она присыпала всё пудрой, что делала для ранок Жара и обвязала грудь чистым полотном.
Ратмир дышал тяжело, но ровно и, поблагодарив всех богов, Эмма отправилась составлять общеукрепляющее средство. Ей необходимо ввести в его тело не только витамины, но и дополнительный строительный материал, а также снабдить
Проверяя каждый час своего пациента и убеждаясь, что не угробила его, провозилась в лаборатории до утра. Не сомневаясь, что скоро придётся ехать за помощью, она разбудила Ратмира и накормила его магически обработанной и вымоченной в витаминном рассоле икрой. Это должно было дать ему силы для собственной регенерации.
— Ты улыбаешься, — неуверенно улыбаясь в ответ и подавая тёплый чай, с облегчением выдохнула Эмма.
— Мне нравится, как ты заботишься обо мне.
— Ратмир, тебе необходим целитель. У тебя могут быть сломаны рёбра…
— Они встанут на места. Не волнуйся.
— Сами?! — не удержалась от насмешливого взгляда.
— Да, — не поддерживая шутливого тона, ровно ответил он. — Меня сложно убить.
— Но почему же тогда ты был в таком виде? Почему рана не заживала?
— Надо было поохотиться, поесть, отдохнуть.
Эмма, не веря, смотрела на него.
— Дай-ка я посмотрю твою рану, — и она принялась снимать повязку, а он устроился удобнее и выложил на кусок булки оставшуюся икру.
— То, что надо, — с полным ртом, пояснил он в ответ на её удивлённый взгляд, — у меня даже мурашки по всему телу бегут, столько энергии в этой икре! Ничего подобного никогда не ел!
Эмма смотрела на его грудь и удивлялась, потому что оставшийся к утру на месте раны уродливый корявый шрам разглаживался прямо на её глазах. Но ещё большее впечатление произвело то, что тело словно бы выплюнуло незамеченные ею остатки чёрного металла. Ратмир чуть охнул, поморщился и быстро сглатывая, прохрипел:
— Терпеть не могу, когда рёбра встают на места и срастаются! — и недовольно скривившись, потёр грудь кулаком.
— Я в шоке, — растерянно опустив руки, она смотрела на него, как на существо иного порядка. Те шрамы, что она видела вчера, исчезли напрочь!
Одно дело — слышать о быстрой регенерации, теоретически знать о беспрецедентной выживаемости, и совсем другое, когда вот так, прямо на глазах изменяется кожный покров, происходят какие-то процессы внутри.
— Я даже не знаю, как осмыслить то, что я вижу, — подавая салфетку грязнуле, пробормотала Эмма.
— Тебя это пугает?
— Не пугает, но путает. Обычно критерием любви, если можно так выразиться, служит боязнь за любимого в опасных ситуациях, а тут получается, что посылая тебя на войну, я могу продолжать веселиться, есть сладости и не испытывать внутреннего напряжения. Я, наверное, плохо объясняю, но у меня в душе кавардак.
— Я не против, чтобы ты чувствовала себя хорошо без меня и ела то, что тебе нравится.
— Рада, что ты не против, — аккуратно освобождая Ратмира от пустой кружки, хлебной корзинки с крошками булки, вылизанной плошки из-под икры и ненужных теперь тряпок, Эмма хмурилась. — Не могу не переживать и не могу теперь не думать о том, что этого не нужно делать, потому что это бессмысленно!