Пария

Райан Энтони

И хотя по-прежнему не было никаких стриктур, заставлявших там присутствовать, но все солдаты собирались послушать урок, если можно было назвать это уроками. Дни шли за днями, и проповеди всё больше напоминали мне, как я в детстве наблюдал за работой кузнеца. Каждое слово, сказанное Эвадиной, оказывалось точно направленным ударом молота, превращавшим эту кучку бывших разбойников и злодеев в истинные мечи Ковенанта.

Мы с Торией приходили вместе со всеми остальными, поскольку иначе привлекли бы к себе внимание. Каждый раз, слушая речь Эвадины, я чувствовал очередной небольшой прокол моей защиты, хотя до сих пор не кричал и не размахивал

руками вместе со всеми. В этой женщине таилась опасность, искушение, которому нужно было противиться, так же как однажды мне пришлось отдаться учению Сильды. Эвадина не учила – она вдохновляла. Перед окончанием каждого прошения она задавала вопрос, всякий раз разный, но всегда ведущий нас к конечной цели.

– Самозванец забивает ложью головы своих последователей, – сказала она тем последним вечером на дороге. – Он претендует на королевскую кровь, которой в нём нет. Подогревает грабежами их жадность. Потакает изнасилованиями их похоть. Он – слуга Малицитов. Вот что было мне явлено. Позвольте ли вы этой твари совершать свои мерзости? Позволите ли вы ему открыть врата Второго Бича?

Гул «НЕТ!» перекрывался хором «НИКОГДА!». Вся рота уже вскочила на ноги, поднятая растущим жаром голоса Эвадины. Я увидел на многих лицах истинную ярость и преданность в широко раскрытых влажных глазах. Эйн прыгала от восторга, слёзы лились по её смеющемуся лицу, а Брюер дрожал от благоговейной ярости.

Почувствовав, что уже очень скоро паства превратится в безрассудную толпу, я коснулся руки Тории, и мы попятились назад. Предстоящее насилие сотрясало воздух, словно колючее напряжение перед раскатом грома, и мне в этом участвовать не хотелось. Но Эвадина снова успокоила их, всего лишь подняв руку.

– Завтра мы соединимся с королевским войском, – сказала она тихим и настойчивым голосом, который было отлично слышно в бездыханной тишине. – Потом будет битва. Знайте, что я очень горжусь вами. Знайте, что в вас я вижу больше истинной преданности, чем видела за всю свою жизнь. Знайте, что я люблю вас. Мы поговорим снова перед битвой. А теперь, друзья мои, ступайте и отдохните.

Однако отдохнуть той ночью мне не удалось. Брюер храпел, Тория ворочалась, Эйн свернулась клубочком и довольно дремала, а я глядел на плотную ткань крыши нашей палатки. Проповедь громко звучала в моих мыслях, но ещё громче там звучали слова из последней части завещания Сильды, слова, которыми я не стал делиться с восходящим Гилбертом.

«Я ненавижу мысль о том, что я жертва», сказала она мне, когда мы сидели в её алькове. Помню, как свет огарка плясал на половинке её лица, подчёркивая морщинки вокруг глаз и губ. Я считал её пожилой, но мудрость делала её прекрасной.

«Мои поступки», продолжала она, «мои грехи остаются моими, и я не буду уклоняться последствий, ни в этой жизни,ни даже когда предстану перед Серафилями, чтобы дать им отчёт и принять их решение. Но факт остаётся фактом, Элвин, я жертва. Как и ты. Как и каждый из этой паствы, и каждый несчастный, что трудится на Рудниках. Все мы – жертвы неправильного мира, и его неправильность можно было бы исправить, если бы только каждая жертва увидела истину об этом».

С неизбежностью я задумался, как бы Сильда отнеслась к Эвадине. «У некоторых есть дар увлекать чужие души одними лишь словами», сказала она. Сочла бы она благородную фантазёрку простой

подстрекательницей с хорошим голосом и личиком, которых хватает, чтобы зажигать души невежд и легковеров? Вряд ли. Сильда всегда смотрела глубже, всегда оставалась чиста в своей точности.

«Расчёты», подумал я, вспоминая, как она направляла мои мысли в сторону заключений, которые ей казались очевидными, но от меня ускользали. «Собери факты, отыщи, где они пересекаются, составь заключения».

Итак, факты: я служу в роте, набранной под эгидой Ковенанта, которую возглавляет аристократка с видениями Второго Бича. Смежный факт: это та же самая аристократка, которой лорд Элдурм отправил столько любовных писем.

Из тех самых многочисленных писем я знал, что её семья не просто знатная, но настолько благородная, что дед Эвадины когда-то служил советником при короле Томасе, когда тот девяти лет от роду взошёл на трон. А ещё её семья владела значительной частью лучших земель Альбериса. У красавицы с настолько почтенной родословной и с таким богатством наверняка отбоя нет от поклонников, и всё же она здесь, командует несколькими сотнями якобы искуплённых злодеев, которые направляются, скорее всего, на бойню.

«Что она здесь делает?», думал я, стараясь ухватиться за вывод, которого никак не мог отыскать. «Чего она хочет?»

Ответ пришёл удивительно быстро и был произнесён голосом Сильды – терпеливым, выверенным тоном, который я так хорошо знал – громким и ясным, словно она лежала рядом со мной: «Семья отвернулась от неё за это, а может быть даже и отреклась. Такая жертва исходит лишь от чистосердечного желания одного: перемен, Элвин. Эти видения, о которых она говорит, если, конечно, она верит, будто они реальны, породили в ней то же самое желание, которое овладело мной. Она хочет того же, чего хотела и я; чего должно было достичь моё завещание. Она хочет всё изменить, но не словами».

Меня наконец переполнила усталость, веки закрывались, а крыша палатки растворялась в черноте. И, пока я погружался в сон, мудрость Сильды сопровождала меня в пустоту: «И, как и мне, ей для этого понадобишься ты…»

До внешних пикетов королевского войска рота добралась к полудню. Мы некоторое время бездельничали, пока капитан с сержантом Суэйном ходили посоветоваться с каким-то благородным светилом, которое здесь командовало. Рота ожидала на склоне небольшого холма, откуда неплохо было видно всё воинство, и я быстро потерял счёт знамёнам, поднимавшимся над городком палаток и загонов для лошадей. Частично лагерь скрывал покров из тумана, столбов дыма, пота и дыхания огромного числа людей и животных. И всё равно мы с Торией смогли довольно точно прикинуть общую численность, и многочисленные учёные впоследствии подтвердили нашу правоту.

– Пятнадцать тысяч, – предположил я.

– Я бы сказала двадцать, – возразила она. – Надо ещё брать в расчёт маркитантов, а ещё своры слуг и жополизов, которые вьются вокруг знати.

– Великая и могучая армия! – восторженно воскликнула Эйн, снова сияя. Чем ближе маячила битва, тем чаще сверкала её белозубая улыбка. – Грязь Самозванца поляжет перед нами, как пшеница от серпа. – Она говорила так восторженно, что я подумал: пускай Эвадина и успокоила разум Эйн, но точно не исправила его.