Пария
Шрифт:
В дюжине ярдов впереди сидел на великолепном жеребце лорд Элдурм Гулатт, а по обе стороны от него было два десятка конных воинов. Лицо его светлости немного покраснело, как у человека, решительно настроенного не спасовать перед трудной, но жизненно важной задачей.
– Миледи, – поклонившись, приветствовал он Эвадину, но остался при этом в седле. Я знал, что это является нарушением рыцарского этикета, который обычно требовал, чтобы дворянин спешился и встал на одно колено, прежде чем выразить почтение даме равного или более высокого ранга. Я подумал было, что это может означать утрату интереса к предмету его страсти, но вскоре выражение его лица развеяло
– Как я рад снова видеть вас, – добавил он напряжённым и совершенно безрадостным тоном.
– Милорд, – вот и всё, что холодно безразлично ответила Эвадина. Она так и сидела на сером, с видом скорее лёгкого любопытства, чем беспокойства.
– Я слышал рассказы о ваших… приключениях, – продолжал, прокашлявшись, лорд Элдурм. – Весьма примечательные и волнующие. Но, разумеется, я бы и не стал ожидать ничего меньшего. Хотя меня печалит мысль о том, что вы в такой близости от опасности…
– Милорд, – оборвала его Эвадина, и теперь в её голосе прозвенела стальная грань, – как мне кажется, наша последняя переписка положила конец абсолютно любой из связей между нами, помимо союзных в этом благородном деле. А теперь… – она покрепче схватилась за поводья серого, – …если только вы не хотите обсудить военные вопросы, то прошу вас, со всем уважением, освободить проезд. У меня очень важное дело в моей роте.
Я заметил, что эти слова поразили его, словно стрелы. Он съёжился в седле, угловатое лицо побледнело, как у человека, у которого прихватило сердце. Но всё же, к его чести и моему расстройству, лорд Элдурм быстро оправился. Глубоко вдохнул, выпрямился и решительно заставил себя встретиться взглядом с Эвадиной.
– К моему сожалению, я здесь не ради вас, миледи. – Его суровая решимость сменилась мрачным предвкушением, он посмотрел на меня, вытянул руку и указал пальцем, словно наконечником копья. – Я здесь ради него.
Эвадина обернулась и посмотрела на меня, приподняв бровь, и мне оставалось лишь слабо улыбнуться.
– Ужасный злодей, – продолжал его светлость. – Обманщик, вор, убийца, который не далее, как час назад напал на одного из моих людей. Согласно законам Короны я имею полное право требовать его выдачи, и я добьюсь правосудия.
Прежде чем снова обернуться к Элдурму, Эвадина чуть скривила губы. Это было едва заметное выражение юмора, но всё равно оно как-то успокаивало.
– Мне всё равно, – заявила она, тщательно выделяя слова. – Его историю я знаю. Он остаётся моим человеком. Его клятва была принесена и принята, по законам Ковенанта.
– Этот подонок-керл, – взорвался Элдурм, его лицо покраснело, а конь занервничал, чувствуя гнев хозяина, – и раньше притворялся приверженцем Ковенанта! С вашей стороны глупо было бы поверить его лжи. Как поверил я, когда впустил его в свои покои и позволил ему писать мои письма…
На этих словах он запнулся, и оттенок его лица стал более розовым, указывая на смущение. Впрочем, он снова быстро оправился, и, несколько раз вдохнув для успокоения, снова заговорил:
– И я не единственная жертва его лживости. Восходящая Сильда, некогда заветный голос Ковенанта, теперь
– Это ложь, блядь! – Закричал я, вскакивая на телеге, моя кожа пылала, а изо рта брызгала слюна. Гнев не чужд и мне, как и многочисленные опасности, исходящие от него, хотя обычно я способен его сдерживать, и тогда он кипит внутри столько, сколько требуется, пока не появится шанс на возмездие. Однако масштабов этой лжи хватило, чтобы отбросить все подобные ограничения, как и почтение к положению. Если бы Гулатт был разбойником, то перепугался бы и сбежал, либо уже тянулся бы за ножом. А вместо этого он с отвращением устало посмотрел на моё рычащее лицо и снова повернулся к Эвадине.
– Вот видите, миледи, как он разговаривает со своими господами? – с отвращением поразился он. – Как можно марать божественную миссию Ковенанта таким человеком, как он?
Его отсылка к обману и небрежное презрение распалили мой гнев до глубокого безрассудного жара, хотя и не совсем лишили меня способности рассуждать. «Арбалеты», вспомнил я, и повернулся, чтобы откинуть парусину, прикрывавшую содержимое телеги. «И по двадцать болтов к каждому».
– Писарь, стоять!
Быстрый окрик Эвадины подействовал на меня, как пощёчина, и мои руки замерли на завязках парусины. Содрогнувшись, я заставил чуть успокоиться зудящие руки, вернулся на сидение и увидел, что она снова на меня смотрит. На этот раз её выражение было далеко не весёлым.
– Сиди спокойно, – сурово приказала она, не допуская никаких возражений. – И тихо.
Выражение её лица немного смягчилось, и она отвернулась, опустив голову. Я почувствовал в этом больше нежелания, чем гнева – она опустила плечи и резко подняла, как человек, который призывает всю свою силу для выполнения неприятной обязанности.
– Кодекс роты Ковенанта предельно ясен, – формальным тоном сказала она лорду Элдурму. – Он одобрен Советом светящих и заверен королевской печатью. Все предыдущие преступления, какими бы отвратительными они ни были, прощаются, в обмен на усердную службу. Однако… – она взяла свой меч, притороченный к седлу, обнажила клинок и положила себе на плечо, – …как рыцарь этого королевства, вы имеете право это оспорить.
Она пришпорила серого, заставив его рысью подойти ближе к Элдурму и его всадникам. Остановившись в нескольких ярдах от него, она подняла меч перед своим лицом, а потом опустила и подняла клинок. Это был жест формального признания равенства – я такой видел на нескольких турнирах. Чтобы вступить в поединок, рыцарям следовало временно забыть про различия в рангах или крови, чтобы никакие встречные обвинения не пали на победителя в случае, если побеждённый погибнет или получит серьёзное ранение. По сути леди Эвадина Курлайн только что вызвала лорда Элдурма Гулатта на поединок.
– Этот человек мой, – сказала она Элдурму голосом, в котором теперь звенела сталь, голосом капитана. Впервые я в полной мере осознал, что эта женщина – не какая-то введённая в заблуждение аристократка, поражённая безумием, которое она принимает за видения. Она – воин Ковенанта Мучеников, и с радостью умрёт, как один из них.
– Если он вам нужен, – продолжала она, возвращая меч на плечо, – вам придётся сразиться со мной.
В напряжённой тишине Элдурм уставился на неё, его лицо почти совсем обесцветилось. Прежняя тоска уже исчезла, уступив место безнадёжному чувству поражения.