Париж
Шрифт:
– Да, это худшая часть нашей работы.
В ноябре случилась катастрофа: Манушяна и его группу арестовали. Неужели предательство, гадал Шарли.
– Нет, – сказал ему Макс. – Просто хорошо сработали полицейские. Немцы знают, что французская полиция всегда справится лучше их. Все-таки они французы, они знают и людей, и местность. Целое специальное подразделение следило за многими из тех, кого подозревали в диверсиях и убийствах. Если следить достаточно долго, то обязательно найдешь то, что ищешь. И они нашли. – Макс был мрачен. – Их расстреляют,
Это последнее замечание заставило Шарли немедленно поехать к Луизе и умолять ее, чтобы она отпустила маленького Эсме к его родителям.
– Сейчас и ты, и я очень рискуем, – подчеркнул он. – Ради безопасности ребенка, прошу тебя!
Но она так и не изменила своему принципу. Прошло Рождество. В новом, 1944 году Шарли снова просил ее о том же. Безрезультатно.
С наступлением февраля 1944 года Люк Гаскон начал волноваться, и на то у него было основательные причины.
Когда он только завязывал деловые связи со Шмидом, попытки союзников пошатнуть германское господство в Европе были так слабы и далеки, что их можно было не воспринимать всерьез.
И поэтому Люк сумел устроить свою жизнь предпочтительным для себя образом. Он был независимым уличным дельцом – не обремененным обязательствами и в приятельских отношениях со всеми, – который балансирует на грани риска, проводя свои операции в теневой зоне между немецкими оккупантами и бойцами Сопротивления и везде выискивая для себя выгоду. Но даже кот, гуляющий сам по себе, может сильно испугаться в темной аллее.
Дело в том, что постепенно, месяц за месяцем союзники продвигались вперед, пока наконец не показались на горизонте, в то время как гитлеровские армии медленно откатывались назад – потрепанные в России годом ранее, изгнанные из Африки. А теперь и итальянская армия сдалась, понеся тяжелейшие потери в Италии, где союзники неотвратимо надвигались на север, к Риму.
Гитлер все больше напоминал человека, загнанного в огромную ловушку. Однако он еще может быть смертельно опасным. Но Люк Гаскон, подсчитывая шансы, понимал, что ситуация в его личном мирке сильно изменилась.
Что случится, если и когда Германия потерпит поражение?
В Париже, прикидывал Люк, тем, кто сотрудничал с оккупантами, придется несладко.
Догадывается ли кто-нибудь о его связях со Шмидом? Люк думал, что сумел сохранить их в тайне. Но кто знает, что зафиксировано в немецких документах? Кто знает, что расскажут потом сами гестаповцы? Люк решил, что пора отступать.
В то же время немцы занервничают, чувствуя, что земля горит у них под ногами, а к информаторам у них и так отношение подозрительное. Скорее всего, Шмид ему тоже не доверяет.
Вот с такими тревожными мыслями в один февральский день Люк шел по авеню Фош на очередную встречу со Шмидом.
Но гестаповца он застал в приподнятом настроении.
– Вы слышали новость, Гаскон? – спросил он. Заметив неуверенность на лице Люка, он сам все рассказал: – Час назад подпольщикам Манушяна вынесли приговор.
– А-а.
– Их расстреляют. Немедленно. За исключением женщины. Ее передадут
– И что с ней будет?
– Ее обезглавят. – Шмид, казалось, находил удовольствие в этих деталях. – А что бы вы предпочли: чтобы вас расстреляли или отрубили вам голову?
– Думаю, я бы предпочел пулю.
– Может, ваше желание исполнится. – Шмид рассмеялся, но и смеясь не переставал наблюдать за Люком. – Вы преданы нам, Люк, или вы двойной агент?
– Моя информация всегда была точна. Я нашел вам Жакоба. И еще двух испанцев.
Тех двух невезучих испанских коммунистов, которые пришли на встречу с друзьями Тома и братьев Далу. Он тщательно выбирал для себя место, чтобы по крайней мере один из Далу видел его. Прозвучавшие выстрелы сняли двух испанцев моментально. Люк просил Шмида, чтобы несколько выстрелов было сделано в его сторону, чтобы казалось, будто в него тоже целились. Действительно, две пули просвистели совсем рядом: одна прямо между его ботинок, а вторая даже зацепила кепку. Он не сомневался, что Шмид устроил это для собственного удовольствия. Но зато его никто не подозревал после того, как он вместе со всеми скрылся в аллее и потом показал свою кепку брату и его приятелям.
– Это верно. – Шмид смерил его проницательным взглядом. – Вы всегда хорошо работали, Гаскон. Но недостаточно хорошо, чтобы убедить меня. Поэтому я даю вам еще одно задание, чтобы проверить вашу искренность. – Он посмотрел на листок бумаги на столе. – Во время одного из недавних допросов всплыло одно имя. Это имя человека с хорошими связями и доступу к информации. Оно уже встречалось раньше, но лишь однажды. И больше у нас ничего нет. – У Шмида было обиженное выражение лица. – Это женское имя. Конечно, и мужчина мог бы взять себе женское имя в качестве подпольной клички, но мне кажется, что в данном случае это женщина. Итак, если вы сумеете найти ее, я хорошо заплачу вам, Гаскон. Может, я даже поверю вам.
– Только имя? И ничего больше?
– Она общается с людьми высокого ранга.
– И что это за имя?
– Коринна.
Люку оно ничего не сказало. Но может, он сумеет что-нибудь раскопать.
– Я посмотрю, что можно сделать, – сказал он.
Выйдя из гестапо, Люк опять погрузился в невеселые размышления. Он хотел отдалиться от Шмида, но сделать это будет совсем непросто.
Туманным днем в начале апреля никто бы не обратил внимания на двух стариков, занятых игрой в шары на маленькой площади на Монмартре. Один из них был высоким, второй низкорослым, но обоим было под восемьдесят.
Закончив игру, они насладились кофе и выпили по рюмочке коньяка. Потом к ним присоединился третий. Было похоже, что это сын высокого старика, пришедший, по-видимому, чтобы отвести отца домой.
Все трое не спеша двинулись к базилике Сакре-Кёр и потом постояли возле нее, оглядывая сверху Париж. Туман рассеивался. Привычно темнела громада Нотр-Дама, чем-то похожая на суровый древний ковчег, навечно пришвартованный на Сене. Справа в нескольких километрах устремлялась в небо изящная Эйфелева башня, как будто защищая город. Трое мужчин посмотрели на нее.