Паркер Джонс, помоги
Шрифт:
Выпил он, выпила она. Улыбнулся он, улыбнулась она. Все это недолгое время он пронзительно смотрел на нее и совсем не смеялся, хотя говорил сущие глупости и небылицы. В танце и шепча нежности на ухо, Олег увлек ее в спальню. Расстегнул молнию на платье. Белье на кровати его родителей показалось непривычно тонким, а от поданной Олегом подушки приятно пахло чем-то цветочным.
Лера молчала. Ждала. Слушалась. Момент, когда Олег вдруг переменился в лице, отстранился, встал с постели и сбежал от нее к окну, заставил испугаться. С ним что–то случилось.
– Пак поет о том, что с нами произошло…, – тихо прошептала она.
– О чем это? – усмехнулся Олег, не поворачиваясь. Обнаженные плечи дрогнули и снова опустились.
– О шутках, о прогулке и о признании…
Лера говорила о любимой музыке с таким воодушевлением и мечтой в глазах. Жаль, Олег теплеть не собирался, как и возвращаться к ней. Он был и близко, и далеко. Все стоял в тени и смотрел, как один за другим гаснут уличные фонари.
– Детские сопли, – грубо произнес он, резко схватил бутылку конька с полки и стал пить залпом из горлышка. О стаканах и Лере будто бы забыл.
Олег пил и пил, не уходя от окна и не поворачиваясь. А Лера смотрела на него молча, и по–прежнему любовалась загорелой спиной и длинными руками. Пусть Олег и не был меломаном, как Максим, и на гитаре не играл, а Лере нравилось, когда играют на гитаре, когда поют. Когда мелодия расцветает после второго припева в кульминации подобно распускающемуся цветку лилии…
Что–то грохнуло…
Лера подскочила и в тревоге уставилась в темноту. Это Олег рухнул в пухлое кресло рядом с платяным шкафом, а пустая бутылка выпала у него из руки. Его отяжелевшие глаза медленно закрывались. Олег смеялся над собой, корчил странные рожицы, бормотал себе под нос, что мент Ванек был прав, а он не верил… Не верил…
Через пару минут Олег засопел. Лера осторожно, стараясь, чтобы одеяло не упало, а ножки кровати не скрипнули, поднялась и наспех натянула на себя белье, колготки и платье с короткой юбкой. Не зажигая свет, она стала бродить по пустой Олеговой квартире. Шла наощупь и натыкалась то на дверь, то просто на стену. На кухне машинально схватила с полки керамическую кружку с дельфинами, ей показалось, что из нее пьет чай Олег. В тумбочке для обуви увидела зеленые тапочки. Оглянулась. Из спальни, где развалился в кресле Олег, не доносилось ни звука.
Не раздумывая, Лера запихнула найденные вещи в рюкзак, быстро обулась и бегом выскочила на лестничную площадку. На первый этаж она спускалась, перепрыгивая через ступеньку. Отдышалась только когда пискнула дверь подъезда и уличный ветер ударил в лицо.
У детской площадки она обернулась. Все окна в Олеговой квартире были темны. Вздохнув, Лера побрела через темный двор к проспекту. К груди прижимала рюкзак. Впервые было не страшно идти по переулкам и дворам в столь поздний час. Она старалась не думать о гопниках, которые могут неожиданно появиться из темноты, вырвать из рук рюкзак
Фонари тусклым светом своим указывали дорогу. Лера брела, напевая песни Пака о герое–Олеге. Плеера у нее не было, но она помнила тексты наизусть. И волнующая воображение музыка всегда звучала в голове.
– Что с тобой? – спросила Лера у Максима, когда он отстранился от поцелуя.
– Неприятности, – ответил он. – Мы будем играть на разогреве у твоего Пака. Чиф договаривается. Но мне даже думать противно об этом.
– Макс! – Лера бросилась ему на шею.
– Теперь еще противнее, – Максим отодвинул ее и зашел в спальню.
Лера с непониманием смотрела на него. Максим медленно стягивал с себя куртку и футболку. Таким же злым он проснулся сегодня утром и без особых причин потребовал снять со стены плакаты Паркера Джонса. Один плакат содрал сам, тот, где Пак сидит на бронзовом троне с кованой спинкой, приложив большой палец к горбинке. Звук срываемого скотча резанул по ушам. На обоях в мелкий цветочек остались шрамы. Макс ранил Леру, а она в отместку выдрала страницы из журнала и развесила новые фотографии Пака по стенам на кухне.
– Не понимаю, зачем, какая цель…, – бормотал Максим, падая в постель.
А Лере было не по себе. Она весь вечер ждала его, беспокоилась и вот, он заявился домой после репетиции и вместо того, чтобы успокоиться и обнять ее, поносил на чифа, ярого фаната «VictoryGA». Как тот не понимает, во что ввязывается, соглашаясь на путанные по смыслу пункты в договоре менеджмента Паркера Джонса.
– Курам на смех! – раздражённо сказал Максим, ударив рукой по стене так сильно, что засыпавшая Лера вздрогнула и мгновенно распахнула глаза. Кругом царила непроглядная темнота. Даже окна не было видно. Единственным живым был его раздраженный голос. Лера не узнавала эти нотки. Интонации казались чужими, недобрыми.
– Специально пел вяло и мимо нот. Думал сойдет, нет, заставили перезаписывать вокал сотни раз, звукорежиссера модного и профессионального пригласили, Славик в студии все размахивал руками. То ли от радости, то ли от желая набить мне морду… Или задушить. Свинью такую неблагодарную… Да… Чего молчишь?
– Просто, – Лера пожала плечами. Думала подкатиться к нему и обнять, но вместо этого отодвинулась на самый край.
– Ну молчи. На разогреве может и сыграем, только Пака твоего нам не покажут. Не доросли по уровню.
– Макс…
– Что Макс. Никуда от этого Пака не спрячешься. Везде он. В метро, на рекламных щитах, в телевизоре и даже ресторан его имени, как прилетит в Москву, сразу откроется. Пак–бургерами будут народ кормить. Славик похвастался. Чиф и такую сделку планирует провернуть. Не только концертный тур…
– Макс… Сегодня я видела Олега.
Лера через силу произнесла это ужасное имя. Но Максим, пребывавший в досаде и в обидах на Пака, не понял, не услышал. Засыпая, бормотал, как будто он иностранец и у него акцент.