ПарМА. Проклятая колода

Степаненко Сергей

Чёрт!!!! Эжиенн сердито тряхнула головой. Это когда-нибудь закончится?! Ведь до той встречи у Поющих водопадов она была абсолютно уверена, что всё давно в прошлом. Ан нет… Ни фига!

Да, если бы Дайна вылезла со своим предложением брака с Грегом до той злополучной встречи, Эжиенн могла бы и согласиться. В конце концов, они отлично ладили, и уже какое-то время звание фаворитки перестало быть простым прикрытием. Нет, оба отлично понимали, что всё это — никакая не любовь, а хорошая такая дружба с приятными бонусами, обещавшая перерасти в нечто большее. Но как раз в данном случае

это было бы только плюсом.

А после того, как она увидела Тима (а Грег не дурак, он всё отлично понял), соглашаться на подобное предложение было бы как минимум нечестно.

Углубившись в собственные мысли, Эжиенн и не заметила, как пересекла парк и вышла к морю.

Сверкающая в лучах полуденного солца морская даль казалась безмятежной, но стоило посмотреть вниз с края обрыва, и взору открывались острые скалы, о которые с грохотом разбивались огромные волны. Сюда, в Гиблую бухту, не заплывали даже русалки, не говоря уже о судах. Крайне неприветливое место, но Эжиенн его любила. Там, на далекой Земле, в её родном городе тоже было море. Теплое, мелкое, с заполненными курортниками песчаными пляжами — совсем не такое, как здесь, но тоже — море.

Эжиенн уселась на край обрыва, обхватила колени руками… Над водой кружили чайки — такие же, как дома. На глаза навернулись слёзы. Господи, почему всё так сложно?!

Верховный маг Фандрил, ставший её первым учителем волшбы, время от времени давал очень мудрые советы, не имеющие прямого отношения к предмету. В частности, он говорил: если ты потерялась, запуталась и не знаешь, куда идти, вернись к началу. Скорей всего, мысленно пройдя заново весь путь, ты обретешь перспективу.

Эжиенн давно запретила себе вспоминать — тогда это было слишком болезненно. Потом она поняла, что не вспоминать гораздо проще. Проще было до встречи с Тимуром.

Что ж, пришло время вернуться к началу.

****

— Тригорская, пошли на горку! — выпалил Андрей, и сам рассмеялся нечаянному каламбуру.

Женька смерила главного балагура и заводилу группы насмешливым взглядом.

— Вот сейчас, всё бросила, и пошла на каблуках фигней заниматься.

— Тю, проблема! Я тебе валенки одолжу! — отмахнулся тот, — И вообще, не смей сачковать! Сессию сдали — отмечаем!

— На горке? — недоверчиво приподняла бровь девушка.

— Ага! — Андрюха радостно потёр руки. — А потом всей бандой завалим к Ломову: у него предки за границу укатили, четыре бесхозных комнаты — гульнё-ом!

— Знаю я ваши гульки, три бутылки водки и две ириски.

— Обижаешь! Поляну накроем что надо! Жень, ну пошли!

— Ладно, — сдалась она, — кто там еще будет?

— Ну, это… — товарищ закатил глаза, изображая серьезную работу мысли, — Все! Даже Чернышову уломали.

Это был убийственный аргумент: если уж главная зубрилка группы идет на горку, а не в свою любимую библиотеку — это серьезно!

— Фиг с тобой, уболтал, — хмыкнула Женька, беря товарища под руку, — но учти: сломаю каблук, ремонтировать будешь ты!

— Ага! А если ногу — я тебя весь второй семестр на руках носить буду!

— Тоже мне, Геракл, — рассмеялась Женька, живо представив, как этот щуплый низкорослый

паренек волокет её по лестнице на пятый этаж.

Спустившись к гардеробу, они обнаружили там практически всю свою группу: прокатчики, четвертый курс. На толпу из двадцати парней — четыре девушки.

Конечно, в институте имелось достаточно чисто женских специальностей, вот только школьные друзья-соратники по секции айкидо Толяня и Гоша выбрали ОМД (обработка металлов давлением), и Женька пошла с ними за компанию. О чем ни разу не пожалела. Ребята в группе подобрались веселые, шумные, да и учиться Женьке нравилось.

— Ну, шо, на котлован? — уточнил Андрей, подавая Женьке шубейку. Возражений не последовало.

Когда-то давно, ещё в годы юности родителей (а то и ещё раньше), на этом месте собирались строить стадион. Яму вырыли, бугры насыпали… да так всё и бросили. С тех пор летом на котловане гоняли экстремалы-мотоциклисты, а зимой — если повезет, и снег всё-таки выпадет — полгорода сходилось сюда с лыжами и санками. Увы, в южном приморском городе такое счастье случалось не слишком часто.

Но тут повезло. Снег сыпал третий день, не переставая, так что самое время кататься! В середине буднего дня народу на горке было немного, так что студенты веселились вовсю. Первые минут пятнадцать Женька ещё помнила про свои каблуки, а потом плюнула на это дело (юбку не надела, и то хорошо), и с детским восторгом погрузилась в беспечное веселье.

Санок, понятное дело, с собой не захватили, а потому катались кто на чем: пакеты, куски пленки, картонки. Кто-то прихватил с собой водки «для сугреву». Каждому попало по пять капель на нос, но настроение поднялось, и тут же потянуло на подвиги.

— Вот как думаешь, Жень, — по-хозяйски приобняв подругу за плечи, осведомился Толик, — если съехать с противоположной стороны, ноги не переломаем?

Они стояли на самой высокой точке котлована, наблюдая за катавшимися по наружному — пологому, безопасному — склону товарищами. Съехать в середину по резкой круче рисковали только самые отчаянные экстремалы.

— Не знаю, — пожала плечами Женька, и тут же добавила. — Мы с Наташкой как-то катались. Как видишь, без травм. Правда, было это в шестом классе, и выходить пришлось аж во-он там, — она указала туда, где насыпь опускалась аж до уровня земли. — Так что, смотря какие ноги.

Толик оценил высоту, расстояние…

— Та ну на фиг! — махнул он рукой.

— Слабо? — усмехнулась Женька.

— Чай, не камикадзе, — покладисто согласился друг.

Женька ещё раз глянула вниз, потом на веселое, усыпанное веснушками лицо товарища.

— А я, пожалуй, съеду! — объявила она и тут же уселась на пакет с тетрадями и, оттолкнувшись, устремилась вниз.

— Женька-а! — неслось вслед. — Бешеная! Возвращайся!

— Давай со мной! — отозвалась она, заливаясь радостным смехом, и чувствуя себя всё той же беззаботной шестиклашкой, а не серьезной дамой двадцати лет.

Когда стремительный полет закончился, Женя обнаружила себя почти в центре котлована, рядом с топорщившейся колючими ветками акациевой порослёвкой. Ноги, как и каблуки, уцелели — уже хорошо!