Партизанская хроника
Шрифт:
— Что этот вояка жестикулирует? — спросил Сацункевич.
— Он говорит, что фашистов ненавидит, но в теперешних условиях поднять оружие против них не может, — перевел Добрицгофер.
Я сказал Карлу Антоновичу:
— Если так, пусть поскорее убирается восвояси.
Лицо капитана побледнело. Оба других француза с недоумением смотрели на него.
— Капитан повторяет, что никогда не нападет на русских, — сказал Добрицгофер и, подмигнув мне, добавил: — Кстати, он уже прослышал, что случилось с эсэсовцами под
— Передай ему, Карл Антонович, — сказал я, — что уже одним тем, что помогают гитлеровцам в строительстве дорог и мостов, эти господа французы борются против советских людей.
Через несколько минут Добрицгофер перевел ответ смущенного капитана.
— Капитан сказал, что они решили саботировать строительство мостов и что гитлеровцы не порадуются их работе. Мост через Ровое можно построить через неделю, а они построят самое меньшее за месяц. Притом построят так, что он скоро обвалится…
Пока я выслушивал этот ответ, капитан очень тихо разговаривал с подчиненными. Затем он с особенно торжественным видом произнес несколько слов. И тут я увидел, что Добрицгофер пожал его руку.
— Капитан обещает, — повернулся ко мне Карл Антонович, — допустить партизан подорвать уже восстановленные мосты.
Затем капитан подтвердил, что против партизан готовится карательная экспедиция. После этого, распрощавшись с французами и договорившись с ними о способах дальнейшей связи, мы ушли.
Было очевидно, что нападения надо ожидать в ближайшее время.
Партизаны начали было уже рыть зимние землянки, но пришлось прекратить работы.
По деревням были посланы группы партизан, чтобы предупредить крестьян о готовящейся карательной экспедиции и отозвать некоторых наших разведчиков. В деревню Трубаки, расположенную недалеко от железной дороги, я послал Сермяжко. Готовясь к походу, он пришел ко мне с предложением:
— А если мину с собой захвачу? Сразу выполню два задания.
— Если опоздаешь, то не найдешь нас на этом месте.
— На этом месте не найду, так найду в другом.
Я согласился. Сермяжко с довольным видом направился в наш «склад» за миной.
Мы с Кусковым проверили наличие боеприпасов и взрывчатки. Тола еще было достаточно, но боеприпасов маловато. Сейчас же дал радиограмму в Москву, сообщил о готовящейся против нас карательной экспедиции и просил срочно выслать самолет с боеприпасами. К вечеру пришел положительный ответ. Следующей ночью мы получили боеприпасы, а также приняли радистов и радиостанции для Сацункевича и других отрядов. Командиры групп продолжали обучать партизан тактике ведения боя в лесных условиях.
В лагерь возвращались наши разведчики и связные. Николай Денисевич, побывавший возле местечка Забашевичи, сообщил нам хорошую новость. Французы выполнили свое обещание: партизаны Сацункевича при их содействии сожгли недавно восстановленный мост.
Скоро вернулся и Сермяжко.
— Это моя жена, — смущенно объяснил храбрый подрывник. — Больше оставаться дома не могла: полиция начала следить за ней. Ребенка оставил, где здесь с ним… Там свои люди позаботятся о нем.
Сермяжко посмотрел на меня и, как бы опасаясь моих возражений, продолжал:
— В отношении жены будьте спокойны, она у меня боевая, возьмет оружие и будет бить фашистов.
— Тогда все в порядке, — засмеялся я и пожурил Сермяжко: — Вон ты какой скрытный, никогда не говорил, что женат… Познакомь.
— Валюша! — позвал Константин, и в его голосе послышались нежность и ласка.
Ко мне подошла молодая женщина с задорно вздернутым носиком и большими темными глазами. Она молча подала мне руку.
— Может, на кухню? — спросил я.
— Нет, — упрямо мотнула она головой. — Дайте мне винтовку или автомат…
— Она умеет с оружием обращаться, — подтвердил Сермяжко.
— Хорошо, — сказал я и повернулся к ее мужу. — Костя, ты в отряде свой человек, все знаешь. Распорядись сам как полагается.
Они ушли.
— Из Москвы указаний нет? — спросил, подойдя, Кусков.
Мы каждый день сообщали на Большую землю о готовящейся против нас экспедиции и ждали указаний Москвы.
— Еще нет, — ответил я. — Не мешает еще раз проверить, как мы готовы к бою, — и мы пошли осматривать лагерь. Проходя мимо палатки Карла Антоновича, я услышал спокойный басок.
— А ты не волнуйся, тогда и выйдет… — кого-то поучал он.
Я вошел в палатку; там Долик Сорин учился собирать маузер. Он горячился, а Добрицгофер ему терпеливо объяснял. Они уже давно стали неразлучными друзьями. Впрочем, Долик был любимцем всего отряда.
Когда начальнику разведки нужно было послать кого-либо к разведчикам, находившимся на заданиях, Долик выполнял это быстро и толково. Нужно найти наших людей и связаться с ними — Долик и здесь незаменим. Возвратившимся с боевых операций партизанам он помогал чистить оружие. Это было его любимым занятием. Даже такие требовательные партизаны, как Анатолий Чернов и Иван Леоненко, не могли упрекнуть Долика в небрежности.
Карл Антонович, освободив мне место, спросил:
— Выходит, опять придется подраться?
— А как настроение у партизан, особенно у новичков? — спросил я в свою очередь.
— Без боя не отступать, сначала попробовать свои силы, а если что, так прорываться, — ответил он.
— Неплохое настроение, — кивнул я и вышел.
Внутренняя подтянутость бойцов, хорошо подогнанное, хотя и разнообразное, партизанское обмундирование, до блеска начищенное оружие, бодрые лица — все говорило о том, что партизаны готовы встретить врага.