Партизанская хроника

Ваупшасов Станислав Алексеевич

Партизаны нашего отряда очень устали, раненым необходимы были тепло и покой. Иванов посоветовал остановиться на ночлег в деревне Ямное, на западном берегу реки Птичь. Нам же хотелось быстрее попасть в назначенный район, и мы потянулись дальше на запад.

К вечеру подошли к небольшой деревне, прямо за которой темной стеной стоял лес. Это были Борцы. Все ускорили шаг.

Отряд вошел в деревню. Кусков и Луньков намечали избы, где можно было расположиться на отдых. Ко мне, разглаживая серебристую

бороду, подошел коренастый старик.

— Отец, — обратился я к нему, — какая у вас власть?

Старик внимательно осмотрел меня с ног до головы и процедил:

— Никакой! — И настороженно осведомился: — А тебе что — власти захотелось?

— Вот так встреча! — улыбнулся начальник штаба.

— А тебе какой власти нужно? — повернулся к Лунькову старик.

— Мы — партизаны, отец, устали и хотим отдохнуть, — сказал я.

— Так и нужно говорить, — сердито ответил старик. — Подождите! — Он, повернувшись, пошел по улице.

Можно было и без старика войти в какую-нибудь избу, но я решил подождать.

Через несколько минут старик возвратился в сопровождении мужчины средних лет, круглолицего, чрезвычайно бледного.

— Коско, Иосиф Иосифович, — протянул он мне руку. — Бывший председатель сельсовета.

— Мы — партизаны, — представился я.

— Сокола по полету видно, — спокойно ответил Коско. — Вам нужно отдохнуть, пожалуйста, наши люди хорошие. Что имеют, тем и угостят. Александр Сергеевич! — обратился он к старику. — Пройди по хозяевам.

Старик торопливо заковылял, а Коско, глядя ему вслед, продолжал скороговоркой:

— Это моя правая рука. Я сам живу в тени, скрываюсь, а через него дела делаю… Чего же мы здесь стоим! — спохватился он. — Пошли. Да скажите своим, чтобы расходились по домам.

Меньшиков принялся расставлять посты.

Вслед за Коско мы вошли в большой дом. Нас приветливо встретила пожилая женщина. Я начал было расспрашивать Коско о деревне, но он замахал руками.

— Потом, потом, сначала вам нужно помыться да подзаправиться. Оставайтесь, а я пойду посмотрю, чтобы всех хорошо приняли. — Уже с порога он крикнул: — Настенька, ты позаботься о гостях.

Когда Коско ушел, Луньков проговорил:

— Две противоположности.

— Кто? — спросил я.

— Да старик и Коско.

— Он всегда такой — душу отдает человеку, — вмешалась хозяйка. — Когда вернутся свои, Иосиф Иосифович обратно свое место займет.

Хозяйка вынула из печи чугунок с горячей водой и поставила на стол, потом достала зеркало и посетовала:

— Мыла у меня нет, прокипятим белье и опять на тело.

— Не беспокойтесь, у нас все есть, — сказал начальник штаба и достал из вещмешка бритвенный прибор.

Пока мы брились, вернулся Коско. Хозяйка высыпала на стол печеную картошку,

положила кусок сала и поставила миску кислой капусты. Подав еду, она ушла. «Сообразительная женщина», — подумал я.

Коско рассказал, что неподалеку от него скрывается от оккупантов бывший секретарь сельсовета Иван Захарович Гуринович, кандидат в члены партии. А в деревне Кошели проживает комсомолец Федор Васильевич Боровик.

— А вы сами, Иосиф Иосифович… — медленно начал было я. Коско понял меня с полуслова:

— Член партии, билет спрятал, чтобы не попал в чужие руки, — ответил он, лицо его заметно порозовело.

Затем Коско стал рассказывать о своих знакомых.

— В Буде-Гресской, там теперь стоит вражеский гарнизон, живет мой старый друг, еще с гражданской войны, Василий Каледа. До войны он служил лесником, теперь отсиживается дома. Каледа беспартийный, на глаза немцам не лезет, и никто его не трогает, а человек он свой, твердый, на него можно положиться.

Коско приумолк, видимо что-то припоминая, потом продолжал:

— Объездчиком работает Всеволод Николаевич Туркин. Оккупанты рассчитывают на его помощь, да не дождутся. В Минске живет уроженка деревни Адамово Радкевич Раиса Павловна, надежная женщина. — Коско назвал еще ряд товарищей.

— А вы могли бы познакомить нас с этими людьми? — спросил я.

— Могу… И здесь, и где-нибудь в другом месте.

— Лучше в другом, — сказал я, — действовать надо осторожно, так чтобы в глаза никому не бросалось.

На следующий день партизаны с удовольствием помылись в хорошо вытопленных банях.

Жители Борцов ничего не жалели для народных бойцов — так они называли партизан. То в одной части деревни, то в другой слышались веселые песни. Конечно, было приятно видеть бодрость наших товарищей, и в то же время это веселье заставляло призадуматься. Я собрал Морозкина, Кускова, Лунькова, Меньшикова и актив отряда — Усольцева, Мацкевича, Любимова, Сермяжко.

— Хорошо отдохнули? — спросил я их.

— Живем как у бога за пазухой, — улыбаясь, ответил Кусков.

— Ну и на здоровье, — весело сказал Коско.

— Мне кажется, что за отдыхом мы забыли о главном: о борьбе с оккупантами и бдительности, — начал я. — В отряде падает дисциплина. Партизаны начинают чувствовать себя как дома и как будто не прочь засидеться в деревне. Нет, братцы! Отдохнули несколько дней, привели себя в порядок, пора браться за работу.

— Пора! — подтвердил Морозкин. — Живя в деревне, мы ничего не сделаем, потому что в сторожевые наряды и для прикрытия деревни ежедневно выходит почти весь личный состав отряда.

Я заметил, что Коско поднялся и хочет что-то сказать, и жестом показал, чтобы он сел, а сам продолжал: