Партизаны Подпольной Луны
Шрифт:
Но сейчас Ремус стонал и извивался из-за присутствия таких умелых пальцев в заднице. В особо проникновенных местах он во всю глотку кричал, а Малфой тихо посмеивался, но не глумежа ради, а от удовольствия. Вон, как волчку нравится, когда его наяривают всего лишь пальцами. А когда дойдёт до члена…
– Но почему он такой растянутый? Неужели с… Северусом? Не может быть - граф Снейп не такой смелый, чтобы переспать, и не один раз, с оборотнем. Он уж, наверняка, выбирает… выбирал в свете произошедшего с ним… чистеньких любовников. Северус, верно, весьма осторожен в выборе юношей. А в том, что он спит только с молоденькими, может, даже девственниками,
– Хотя, какие из них девственники. Они уже к семнадцати годам прошли и огонь, и воду, и медные трубы. Но не буду сейчас о Северусе, а то у меня охота отпадёт крыть волчка. Ох, какой же он поразительно страстный. Никто из… моих не отзывался вот уже воем на ласку простаты. Что же с ним станется, когда я войду в него? А это сейчас мы и проверим.
Люциус расстегнул штаны, но предварительно свободной рукой пожамкал ягодицы Рема, такие милые, маленькие и упругие. Он даже лизнул Ремуса в промежность, запустив язык в освободившийся анус, Рем взвыл, а потом тихо заскулил от неизбывной нежности, нахлынувшей на него от такой интимной ласки.
Он и не знал, что можно… так ласкать. Шершавый, острый язык Малфоя проник довольно глубоко в широкий вход Ремуса, и ему эта ласка показалась невероятной, доказывающей лишь одно - Люц любит его, Рема. Иначе не стал бы ласкать так, а просто залез бы на него, как кобель на другого кобеля, а у собак случается и такое, и оттрахал бы в своё, а не Рема, удовольствие, лишь в самом конце подрочив ему.
– Снимай брюки и трусы, мой Рем, - внезапно произнёс Малфой.
Он уже давно высвободил язык, но ему пришла в голову мысль взять Ремуса на спине. Волчок лёгкий, а сам Люц тяжёлый, и, если заниматься сексом, лёжа на нём, то до пениса не дотянешься, а Люциус, в отличие от Оста, всегда давал своим партнёрам кончить. Он в постели был вообще очень ласков, пылок, неутомим и нежен, что с женщинами, что с мужчинами. За это его и любили в свете, считая непревзойдённым любовником. И весь перетраханный им бомонд нисколько не ошибался.
Лорд Малфой был всегда неотразим, что на фуршете, что на балу, что у барной стойки - он искрился довольством и всегда превосходным настроением, много и остроумно шутил, выбирая себе партнёра или любовницу на ночь, а иногда и для немногим более длительных отношений. Только в последний месяц - апрель - он погрустнел, но это не сказалось на его аппетите - он не сбавил ни фунта* , несмотря на две потери ближайших родственниц - жены, как все знали в свете, нелюбимой, и невестки, отношение к которой бомондом определено не было - не успели. Она, как метеор в небе - промелькнула и погасла, а, скорее, сгорела в верхних слоях атмосферы.
… Да, магическая Астрономия знала об этих слоях, как знала многое и о движениях планет, и о вращении небесной сферы с куда, как живыми и подвижными звёздами вокруг полюса мира, о строении солнечной короны и протуберанцах, наблюдаемых магами в свои немощные телескопы, в основном, во время полных солнечных затмений.
Но занималась Астрономия волшебников и влиянием светил на жизнь человечества в целом, не делая разницы в этом вопросе между магами и магглами, и индивидуума в отдельности. Вот в последнем Астрономия магов была рассчитана только на волшебное сообщество, не признавая за магглами права иметь свои счастливые и несчастливые дни, даже гороскопы, не говоря о прочем магическом влиянии светил и целых созвездий на жизнь магглов.
Их, маггловская, Астрономия ушла куда дальше старообразных телескопов волшебников, в которые те и наблюдали
Люциус бережно перевернул полностью раздетого ниже пояса Ремуса, оставшегося в одних носках и туфлях, на спину, лишившись при этом - но это временно - его аппетитных полупопий. Сам он только приспустил брюки и расстегнул рубашку, осторожно вынимая из петелек один бриллиант за другим. Такими были пуговицы его роскошной шёлковой, облегающей тело рубашки, стоящей… Впрочем, сейчас речь не о галеонах, и даже не о сотнях их, а о любви, простой такой - между человеком и «оборотнем». Такой необычайной для Рема и такой многообещающей для Люца.
Ремус знал, какая поза его ожидает и был рад хотя бы тому, что не придётся «как кошка с собакой», унизительно - на четвереньках. Люциус осторожно, но с привычным удобством разместился на костлявом любовнике и поцеловал его в раскрытые губы, сразу же запустив язык глубоко и начав шарить им по влажному, вкусному, сладчащему рту волчка. Рем ахнул и прикрыл рот, едва не прикусив Люцу слишком наглый и проворный язык, от которого ещё пахло собственной задницей, тщательно вымытой после клизмы.
О последних процедурах Рем знал из того же единственного источника - «Башки Борова». В излюбленных завсегдатаями анекдотах о геях не раз упоминались сценки, когда хуй насаживался на говно, и оно прилипало. Поэтому клизма - это святое. Для Ремуса просто было слишком необычно, что его поцеловал, да так, мужчина. Луна не любила целоваться вообще, поэтому Люпин был неискушён в поцелуях.
* * *
* Одни фунт равен примерно четырёмстам пятидесяти четырём граммам.
Глава 77.
– Осторожнее, голубок мой, - нежно прошептал в рот Ремусу Люц.
– П-прости, Люц-ц.
Рем ответил, нервно трясясь всем телом мелкой дрожью.
– Ты боишься целоваться, мой милый?
– Нет, я… Я просто не умею. Я не знаю, как это делается, - отчаянно признался несчастный сейчас, именно в этот, отдельно взятый момент, Люпин.
Он ожидал чего угодно - паршивенькой улыбочки, чего-нибудь язвительного в свой адрес, но не ещё одного… поцелуя, столь же требовательного, как и подавляющего волю, дурманящего не хуже абсента. Настоящего, французского лёгкого наркотика, подаваемого в «Жирной Утке» под видом обычного алкогольного напитка, да, высокоградусного, и, да, разумеется, всего лишь из Испании. Но абсент первоклассный, право же, сэры, извольте проверить. Ну, не желаете - воля ваша.
Рем с Люцем, а, скорее, наоборот, целовались достаточно долго, пока Люпин не сумел ощутить, что у него в заду свербит, а член давно уже стоит. Ремус так и не отважился проделать языком подобие того, что творил в его рту лорд Малфой. Позже он жалел об этом, очень сильно жалел, но… недолго.
Но это после, а сегодня - я тебя… И Люциус вошёл в Ремуса полностью, но его, как говорили все партнёры и дамы, тощо, большой член практически утонул в бездне нутра Ремуса. Люциус на мгновение даже растерялся. В голове его мелькнуло:
– Значит, всё-таки с Северусом… О, коварный Снейп! Предпочёл волчка, нелюдя поганого, мне, лорду Малфою, лучшему любовнику среди живущих и вращающихся среди отборнейших слоёв публики магического мира обоих островов! Ну, вернись у меня только в свои казематы! Я тебя попросту завалю у каминной решётки или на столе, где бы ты мне ни попался мне в своих ли апартаментах, либо в Мэноре!
– Вот, отчего волчок вовсе не узок, как я предполагал. Ну и здоров же член у тебя, бесстыжий, пропивший совесть кум!