Партизаны Подпольной Луны
Шрифт:
Чтобы не взять юношу разом, Северус на поцелуй практически не ответил, что очень огорчило Гарри и придало ему неуверенности в собственных умениях попросту целоваться. Но Северус думал по-иному.
– Вот, распалился я, но грешен - познал ведь и мужских, и женских ласк я…
Я недостоин, я - не тот, кто нужен…
Ты говоришь, что всё равно тебе?..
– Лобзай меня опять, уже чувствую, как приходит желание моё…
О,
Позволь уж овладеть тобою… Да, сейчас.
Ты не готов?.. Так ласками и мягким расслабляющим массажем покрою я каждый дюйм желанного тела твоего,
Ты как бы цветок невиданный, что ароматом манит, но даться в руки не спешит… Ты спрашиваешь, отчего я так словоохотлив?.. Любовь так говорит во мне…
Да если б мог, я вирши сложил тебе, любимому, возлюбленному пуще жизни!
– Нет, не то я говорю… С тобой по-английски объясняться нужно, но я почти не в силах отбросить латынь, как ненужную основу нашего немногословного общения. Прости… Я не могу… Мне трудно даже по-английски говорить сейчас, когда мы так близки к желанному для нас обоих единенью.
Да, я о Квотриусе говорю… С ним же - только на латыни… Но ты же не ревнуешь… Ревнуешь?
Тогда быстренько перевернись на живот, сейчас с тобой я чудо такое сотворю, что и о ревности, язвящей сердце, ты забудешь…
Да поворачивайся же, не буду я сейчас входить в тебя. Не бойся. Ты только ничего не бойся… Ну же, прошу.
Глава 31.
– Лаская ягодицы, упругие, округлые, желанные, я языком наконец-то проник в узкое, горячее нутро…
И Гарри вскрикнул от неожиданности такого моего действия… Вот уж - не ожидал, что можно и… так любить.
О Гарри сладостный мой, сладкий ты любовью…
Я б песню, оду сочинил тебе, коли умел…
Но не похож ты на сугроб обтаявший, весь в следах от капели с крыши… моего, пока что моего дома, вовсе, о мой Квотриус, ставший уже вторым моим возлюбленным, да, умелым, да, чрезвычайно нежным да, допускающим… снова любовь взаимную, обоюдную, по привычке, даже в оде, на тебя напраслину возвёл.
– Сугроб, всё таять не спешащий,
Покрытый коркой твёрдой, ледяною… но от капели же уже весёлой, весенней!
Нет, весь ты горяч, как будто в лихорадке… Уж не заболел ли ты, Гарри мой Гарри?.. Мой родной.
Теперь я пальцы буду запускать в тебя неторопливо, медленно, так, чтобы ты всемерно…
Познал такое блаженство, что только с небес может вдруг спуститься к тебе, как и ко мне уже спустилось,
Ведь неумолимо гран за граном
Дюйм за дюймом…
– Почувствовал? Уже кричишь ты в голос? Так понравилось тебе?
Это называется игрою с простатой, она вовсе несложная, надо только иметь некий навык. Вот, чувствуешь, как всё просто?
Мужчинам лишь доступная она… Нет, ты ещё не стал мужчиною от проникновения моих всего лишь пальцев… Нужен член.
Сейчас я сотворю любовь сокровенную, ту, что из юноши великовозрастного соделает тебя наконец мужчиной.
– Тебе слова я говорю : «Не бойся меня! Не сделаю я больно!»
Ведь ты не пожелаешь… той, боли и крови впредь? На это лишь уповаю я, на твой здравый смысл, а я верю, что ты не полоумный… Что бы ни говорил о тебе в озлоблении Квотриус…
Северус, как только умел, разминал сильными руками зельевара такое хрупкое сейчас, при освещении коптящего светильника, тело Гарри.
Вдруг ему в голову пришла идея да какая простая!
– Не хочешь ли вина? Сладкого, кружащего голову? Так, что последние страхи разбегутся, словно мыши, по углам и не будут беспокоить тебя, а заодно вино веселит, придаёт сил и расслабляет тело.
Я же совсем профан в науке массажа - так, растёр особо затёкшие мышцы вдоль позвоночника и на крестце.
– Хотелось бы, - слабым голосом «умирающего лебедя» проговорил Гарри.
– Только я буду страшно стесняться, когда придёт раб с посудой.
– Ну, так я сам схожу на кухню, неженка ты эдакий. От меня - Господина дома - не убудет. Да и от вина тоже. Я знаю, мне докладывал управляющий поместьем Господин Фунна, что вина в доме после пира осталось вдоволь. Все, как всегда, налегали на жгучую воду, только ты ничего не пил.
И Северус не поленился, вновь оделся, и спустившись в кухню по крутой лестнице, а весь хмель от выпитой жгучей воды давно уже улетучился, поэтому спускаться было легко. Взял, практически вырвав из сильных, но таких ослабевших перед Господином дома ручонок кухонных рабов, несущих смену и следящих за водой в чане, из которого торчал носик змеевика, мерно, по каплям отцеживая жгучую воду, бокальчики, которые приказал тут же вымыть в ышке бяха, и кувшин, правда, уже полу-пустой, «коктейля» от талантливого молодого виночерпия Наэмнэ.
– Вот, я принёс вино и бокальчики. Они маленькие и чистые, нам как раз хватит приложиться по нескольку разиков.
Они с удовольствием выпили по несколько чарок и сразу же почувствовали, как заиграла-забурлила подостывшая за время прерванной прелюдии кровь в жилах.
– Ну же, мой малыш, дитя невинное, теперь пришло время тебе на четвереньки встать,
Котёнку уподобясь, Х`аррэ.
Что, неприятное тебе воспоминанье я доставил? Прости, молю.
Да опустись на локти, свой анус подстaвляя для соитья.