Партизаны Подпольной Луны
Шрифт:
– Слушай, старец, и запоминай. Всё, что сказано было тебе высокорожденным Господином и братом моим Северусом, должно быть исполнено до наступления осени, нет, до средины лета. И ничто, и никто, заметь сие, не должно помешать замыслу нашему, с коим явились мы в ваше, богами милостивыми ромейскими забытое становище, столь далёкое от истинной цивилизации ромейской нашей, высокой, рассеянной по Альбиону всему.
Квотриус, а это был именно он, по привычке говорил на латыни. Северусу же не оставалось ничего, как подыграть Повелеванию брата и переводить его очень… пламенную
Пусть хотя бы видимость пиетета по отношению к главе Тинга будет соблюдена. Тем более, что вовсе не для герцога Дитриха Вольфа и не для его сына Олава будет построен замок. Они так и останутся жить в своём, отдельно стоящем, большом деревянном доме, кажется, даже с небольшим чердачком, отличавшим его от других строений.
Северус успел приметить самое большое здание в селении, располагавшееся рядом с домом отца и, соответственно, деда, на большом, неправильной формы, засыпанном снегом некоем подобии площади, сейчас не используемой.
Видимо, уже давно в последний раз собирался Тинг.
Наверное, для решения дела об общественном сборе овса и ячменя и дальнейшем распределении провеянного вкупе бабами и мужчинами зерна, отделённого от шелухи, по числу едоков в семействе. За таковых считались только мужчины, на женщин не разменивались.
Баба - она ж и есть баба. Как-нибудь уж, да муж с ею поделится.
Так считалось, учитывая баб и незамужних дочерей - пустожорок, на которых ещё и приданое собирай отцу и его братьям - ведь замуж выдавал не лично отец, а вся семья. Так что и бабы были при деле - ткали сорочку невинности, ночные сорочки, одежду, состоявшую из вышитой сорочки и длинной, по щиколотки, юбки.
Шили перины, набивая их лебяжьим, принесённым мужьями, пухом, не брезговали, правда, и куриными перьями, но это те, кто победнее. При распределении количества зерна на одного мужчину не учитывалось количества пустопорожних баб, только брюхатым выделялась четверть порции мужчины. Селению нужно было разрастаться, множиться, а потому и сделали такую поправку в Некитахусе для чижолых баб. А пусть не оченно объедают мужа - кормильца!..
Замок же назван будет вновь Хогвартсом, что означает на вестфальском «Свиные бородавки», и будут его обживать волшебники.
Северус сам старался не думать, что из-за пророчества мисс Лавгуд о каменном или деревянном Хогвартсе ему придётся побывать в роли Основателя, вот только кого учить? Своего ребёнка? Детей Сабиниусов?
Да они, скорее, вскроют себе вены, нежели… чем отдадут своё дитя в школу волшебства и магии. Кого учить в отстроенном Хогвартсе, а Северус был уверен, что замок таки построят? Этот вопрос мучал его даже в тот момент, когда он переводил жёсткие слова брата, обращённые
Глава 56.
Последний, так вообще, имел право лишь подменять отца в поединках с вождями Истинных Людей, тем племенем, которое покажется герцогу слишком худородным, плохо вооружённым и малочисленным. В общем, лишь в тех случаях, когда герцог саксов считал ниже своего достоинства бороться с главарём шайки каких-то чумазых разбойников, а не отважных воев, и его подвиг не воспоёт почтенный глеоман* .
Действительно, если тебя не воспоют, так зачем же пачкать руки? Вот пусть сынку и воюет. У него ещё вся воинская слава впереди, ведь ему всего около двадцати лет, не больше, но и не меньше - вон, какой вымахал!
Саксы не вели счёт годам своих детей, а дети, в свою очередь, не считали прожитых своими детьми годов. Так уж повелось, ну да и к лучшему. Всё равно ведь, возраст свой чувствуешь кровью, сердцем и подмышками. Пока дитя ты, родители не женят и не выдают тебя замуж. В это время можно помогать пасти свиней, они мирные, хоть и сожрать могут, но это только младенцев или заснувших на опушке малолеток. А ещё - играть немножко, помогать взрослым, с удовольствием приказывать рабам и спать на кровати посерёдке.
Когда подрастёшь, сердце пригорюнится по младому парню или девке, и вот - уже все бабы в доме будущей невесты собирают приданое, а в доме жениха - копят на свадебку, а покуда можно и на сеновале - всё равно, все делают вид, что ничего не знают. Ведь кровь так и бурлит в жилах, уж замуж невтерпёж.
Потом первые, чаще всего - самые сильные и без бывавших зачастую у последышей изъянов, дети, постоянное барахтанье на кровати до самого утра, ведь кровь продолжает играть и ударять в самые интересные места.
Всё новые и новые дети… Младенчики, чаще, мрут, вот и воет баба над ними. Воет, выплакивая красу молодую свою, переходя постепенно в годы средние, степенные, долгие, не такие шабутные, хоть и с постоянными попытками продолжать любить друг друга с тем же пылом, да вот уж всё реже приходит он.
И вот - долгожданный последыш, самый крепкий, обыкновенно, сынуля, самый холимый и лелеемый, самый любимый. Уж ему не дадут с девкой кувыркаться на сеновале или зимой в пустой коптильне, а женят, да с такою роскошью, на лучшей смиреннице и красавице селища, а такие честные девки в Некутахусе тоже водились.
Сынок обрюхатит жену, и родичи его на радостях перепихнутся, чем добрая Фрейя послала, а посылала богиня любви пыл саксонским мужчинам и бабам до самой глубокой старости, хоть и понемногу, не лишала она их утех супружеских.
Уже переложено всё хозяйство, за исключением командования рабами и рабынями, всё новыми и, потому, дикими, на молодое поколение, нет больше забот, кроме, как внуков няньчить, а пыл всё играет в жилах, но кровей у женщин не приходит больше, и они остаются пустыми. Но продолжают радоваться с краешку теперь, на обширной кровати, двое пожилых, но всё так же любящих людей.