Пассат
Шрифт:
Фаттума кивнула, глаза ее блестели от любви к интригам и перспективы получения денег. Через час она сообщила, что письмо благополучно доставлено. Геро щедро заплатила ей, потом позвала грума Рахима, и несколько минут говорила с ним в саду. Затем вернулась в дом, попросила у тети камфарных капель и, сославшись на головную боль, прождала до вечера у себя в комнате, притворяясь изнуренной, не способной принять никого — даже доктора Кили.
Полковник Эдвардс кипелаг злости, лейтенант Ларримор угрюмо сжимал губы, даже Натаниэл Холлис при всем сочувствии к племяннице считал, что Геро ведет себя неразумно, что ей надо собраться с силами и сказать, где она была, с
Когда уже сгущались сумерки, Фаттума постучала к Геро и сказала, что Рахим вывел Шарифа из конюшни. Геро наконец вышла и спустилась вниз; встреченному в холле дяде сказала, что хочет взглянуть на коня, убедиться, что он здоров. В саду она потрепала Шарифа по холке, дала ему сахар, поговорила с Рахимом. Через некоторое время она вернулась такой бледной, осунувшейся, что дядя не на шутку встревожился и озабоченно посоветовал лечь в постель.
— Да, — бесстрастно произнесла Геро, словно не слыша его и отвечая на собственные мысли. Внезапно она села на ближайший стул. Мистер Холлис, растирая ее вялые ладони, забеспокоился, как бы она не упала в обморок, и с глубоким облегчением увидел полковника Эдвардса. Тот зашел в надежде, что мисс Холлис сообщила какие-то полезные сведения. Увидев, что юная леди поднялась с постели, следовательно, оправилась от слабости и пришла в более твердое расположение духа, полковник преисполнился радужных ожиданий. Правда, ненадолго.
— С ней сейчас нельзя разговаривать! — резко сказал раздраженный мистер Холлис, — Разве не видите, что бедная девочка больна? Позовите мою жену — и принесите стакан воды!
Племянница его выпрямилась и четко, сдержанно произнесла:
— Спасибо, дядя Нат, я совершенно здорова и готова ответить на любые вопросы полковника Эдвардса.
— Это очень любезно с вашей стороны, мисс Холлис, — сказал полковник, глядя в ее бледное лицо с легким беспокойством. — Благодарю. Может, нам поговорить где-нибудь с глазу на глаз?
— Я готова сказать здесь все, что могу, — ответила Геро, не выказывания желания двигаться с места.
— Э… конечно. В таком случае, мы все хотим узнать, имеете ли вы представление, где сейчас Фрост и его судно, и не можете ли сказать нам, куда вас отвезли, когда похитили.
— Меня не похищали, — сказала Геро.
— Как?!
Оба джентльмена ошеломленно уставились на нее.
Дядя оправился первым и не без едкости попросил Геро взять себя в руки и не говорить ерунды.
— Это не ерунда, — ответила Геро, впервые в жизни прибегнув к беспардонной лжи. Потом стала приукрашивать ее. — Капитан Фрост знал, что толпа пиратов собирается напасть на консульство, решил, что оставаться мне здесь неразумно, отправил меня в более безопасное место и вернул с достаточным сопровождением, как только опасность миновала. Вот и все.
— Ни разу в жизни не слышал подобной чепухи, — возмутился дядя Йат, — и если думаешь, что я ей поверю… Послушай, Геро…
Полковник поднял руку, заставив его умолкнуть.
— Минутку… Мисс Холлис, можно поинтересоваться, почему Фрост не взял в безопасное место и мистера Майо с грумами? И не отправил никакого сообщения вашей семье?
— Видимо, решил, что мужчины способны сами < постоять за себя, а женщина может подвергнуться худшей
— Нужно быть не в своем уме, чтобы лгать так беззастенчиво, — сердито сказал дядя Нат.
Геро поднялась, оправила юбку и сказала отчужденным, равнодушным тоном:
— Прошу прощения, но это все, что я хотела сказать; думаю, то же самое вы услышали от тех людей, что привезли меня сюда.
— Но…
— Можете вы найти иной мотив в поступке капитана Фроста? — сдавленно спросила Геро.
Дядя в гневном изумлении уставился на нее, но британский консул кивнул и суровым тоном сказал:
— Могу. И полагаю, вы знаете, что это правда. Прошу прощения.
На бледных щеках мисс Холлис вспыхнул легкий румянец, но она промолчала, и полковник неторопливо произнес:
— Даже если вы считаете, что Фроста в какой-то степени можно оправдать, другие его дела не заслуживают оправдания; как и подстрекательство пиратов к бесчинствам и насилию ради достижения собственных целей. В результате двое людей убиты, многие тяжело ранены; об этом нельзя забывать. И даже если б не произошло вашего похищения — спасения, раз вам так угодно, это не отразилось бы на моем решении подвергнуть его немедленному наказанию.
— Знаю, — еле слышно ответила Геро. — Но вы должны Понять, что… обстоятельства не позволяют мне содействовать вам в этом. Очень сожалею.
— Я тоже, — мягко сказал полковник. Взяв ее холодную руку, он совершенно неожиданно наклонился и поцеловал ее с чопорным уважением старшего, повернулся и тихо вышел.
Натаниэл Холлис, оправясь от удивления, стал требовать объяснений, но умолк при виде столь же неожиданного зрелища — Геро плакала. Не так шумно, как его Эбби, без детских всхлипов, как Кресси: слезы неудержимо катились по ее щекам и капали с подбородка. Он никогда еще не видел племянницу плачущей, и после ее бесслезного упорства с самого возвращения считал, что она неспособна плакать. Этот беззвучный плач встревожил его сильнее, чем любое шумное проявление чувств.
— Ну-ну, Геро, — беспомощно забормотал дядя Нат. — Перестань, милочка…
Он взял ее под руку, отвел наверх и послал за женой. Та зло и несправедливо заявила, что нисколько не удивится, если Геро сляжет, и виноват в этом будет он!
Геро безропотно позволила раздеть себя, обрядить в ночную рубашку и муслиновый пеньюар. Тебя Эбби спешно отправилась приготовить успокоительное питье и встретилась с сыном, тот мрачнее тучи поднимался по лестнице, перешагивая через две ступеньки.
— Эти глупые мужчины, — негодующе заявила тетя Эбби, — не дают ей покоя. Как необдуманно! Но, может, после этого она будет крепче спать. Клей, куда ты? Нет, к ней нельзя… Клей!
Но Клейтон не обратил ни малейшего внимания на возмущенный протест матери. Пройдя мимо нее, он подошел к двери в комнату Геро, без стука распахнул ее и с силой захлопнул. Тетя Эбби услышала, как в замке повернулся ключ, и спустилась оповестить недоумевающего, встревоженного мужа, что знает, куда катится мир.
Геро обернула к вошедшему бледное, пустое лицо. Удавления в нем не было. Казалось, она ждала Клейтона и не видела ничего странного в том, что он ворвался без разрешения, когда она одета только в ночную рубашку и тонкий гофрированный пеньюар. Скромность перестала для нее много значить, было неважно, где и когда состоится этот разговор. С ним надо было покончить, все остальное не имело значения.