Пастух медведей

Белянин Андрей Олегович

* * *

Не умирай, ландграф… Густая ночь Над гробом встала, как над колыбелью… И, обожженный ржавою купелью, Дорожный ужас порождает дочь. Ей имя — Смерть. Ее глаза белы, В ее устах беззвучно бродит имя… Твое, ландграф. И сталь из-под полы Дурманно бредит ранами косыми… Ее ладони тянутся к теплу, Ей не забыть хрустящий привкус плоти. И, медленно отцеживая мглу, Она идет по следу… На болоте Едва горят гулящие огни. Твой конь, ландграф, покоится в трясине. Все кончилось. Чешуйкою брони Ползет луна на почерневшей сини. О чем печаль? Твоя душа мертва. Любой герой есть нравственный калека. Зачем твоя шальная голова Так льнет щекой к щербатой плахе века? Не умирай, ландграф… Ты слышишь смех? Ты видишь тех, что развалились

в ложах? Как пахнет псиной соболиный мех Заезжих королев с холодной кожей… Весь смысл игры — не в выборе ферзя. На дисбаланс меж черным и меж белым. Поставить жизнь, как правило, нельзя. Свою нельзя. Твою — поставят смело! Поторопись, уже второй звонок. На плечи плащ, зализанный ветрами… И Тьма призывно ластится у ног, И пыль иллюзий в одряхлевшей раме, И боль… Тупая, с левой стороны. Твоя любовь теперь тебя не любит. Шаг — до обитой войлоком стены… И дождь по нервам монотонно лупит. Не умирай, ландграф… Корявый слог Скупых доносов ближе к укоризне. Перешагни. Перелистни листок. Пусть мир прогнил, а ты устал от жизни. Но, отражаясь в пламени свечей, Твоя судьба пригрелась в ожиданье Насмешливого блеска на Мече, Хранящем непонятное молчанье…

* * *

Я уезжаю в Дождь. И вот ночной вокзал Встречает вечер, вымытым до блеска. Луна, раздвинув тучи-занавески, дробится в лужах тысячей зеркал. Дождь льет, и льет, и льет смывая все подряд: Окурки, мусор, пыль, песок и пепел… На буйство струй под удивленный лепет Лишь фонари сутулые глядят. Обычная холодная вода с рыдающих небес, Как божий гнев… Любой второй прохожий Его так тонко ощущает кожей, Что суеверно шепчет: «Я — не бес!» Но молний нет как нет… Нет грома. Благодать прозрачной негой лечит… Души — настежь! Любовь и дождь — непревзойденный пастиш Времен, эпох, событий… Что считать? Бессмысленно… дай смыть природному врачу С лица — тоску, а с памяти — упреки, пустые звуки, пошлые намеки, Все эти «не люблю!» и «не хочу!», И быт, и быль, и боль, растерзанные сны, Обиды, ссоры, замершие руки, Неправду слов, безудержность разлуки, Неверие в предчувствие весны. Забыть… Две ложки коньяка добавить в кофе, Но… прежде чем осмотришься окрест, Под твой недорогой нательный крест уже готовят место на Голгофе. Ты смотришь в Дождь, и тоже не до сна… Оденем лес туманной пелеринкой И двум еще не выпавшим дождинкам Дадим украдкой наши имена…

* * *

Я шагаю по подсохшей корочке ожога. Легкий укол и сукровица проступает сквозь трещины. Боли никогда не бывает слишком много, Но самая страшная — даруется рукой женщины… Причем любимой. Только любимой, единственной на земле… Возможны вариации, но без этого чувства Еще можно выжить, выпрямиться в седле, Выломать тело до тихого костного хруста. Пустить коня, именуемого Судьбой, Вскачь по выжженной душе, чтобы горячий пепел Взвился вверх, наполнил легкие ворожбой И скомкал горечью строчек прощальный лепет. Ты — любишь. Я — люблю. Разве это причина Для того, чтобы вечно быть вместе? Где был светлый лик, там сейчас личина И прогорклый вкус ежедневной лести… Если такое допущено богом на небесах, Значит, это — крест и расплата за вечность — близко… И ты когда-нибудь тоже почувствуешь тот же страх За жизнь, приравненную к выцветшей долговой расписке…

* * *

Вдоль кладбища под вечер Скорей спешу пройти… Звезд желтенькие свечи Едва чадят в пути. Сосны сгоревшей вертел, Дрожащий крик совы, Душистый запах смерти От скошенной травы. Устало и тревожно Вздыхает хлябью гать… Я тоже думал, можно Успеть и убежать… Молился, было б силы, Под карканье и трель Упасть на дно могилы, Как в брачную постель. Где саван, а не платье. Где не кольцо, а крест — Чтоб распахнуть объятья Последней из невест!

* * *

Была любовь… Был вектор и число, Направленная линия движенья И поцелуи до самосожженья, Зеркальное, друг в друге, отраженье — Всем вопреки или всему назло. Назло законам, штампам, датам, шорам, Ритмичности, цикличности вращенья, Земного, неземного всепрощенья, Как просьбы — навсегда отдернуть шторы! Впустить в окно волну живого света И, удивясь падению иллюзий, Ночных химер, краснеющих конфузий, Чуть поклонившись пораженной Музе, Легко отдать невнятный дар поэта — В

обмен на счастье быть с тобою рядом. Дышать, смеяться, улыбаться небу, Молиться Богу, молоку и хлебу, Идти вдвоем в возвышенную небыль, В листопаденье и цветенье сада… Была любовь, парящая, как птица. Глаза в глаза, почувствовав дыханье, Потребность говорить с людьми стихами, Но кто-то свыше изменил названье, Не дав ей и возможности — родиться… А что теперь мы можем бросить миру? Штамп в паспорте и сломанную лиру…

* * *

Одиночество стало — отчеством… Небо — крышей, деревья — стенами. Обреченный твоим пророчеством, Я брожу облаками пенными. В Петербурге легко состариться, Здесь иные часы и скорости… В фонарях монотонно плавятся Все печали мои и горести. Этот город с гранитной нежностью, С розоватой луной над крышами Дышит сам такой безутешностью, Что любые страдания — лишние… Эти встречи считать подарками — Что пред каменным львом заискивать. Не сутулясь бродить под арками, Или дождь в свои вены впрыскивать. Петергоф обнимать в подрамники И высматривать птичье пение Там, где листья плывут подранками Вслед фонтанному откровению. Все пастелью тумана смажется, Все насытится вдохновением, И слеза на щеке не кажется Ни судьбою, ни преступлением…

* * *

Устаю от вранья, От никчемной борьбы сам с собой… Сонных туч полынья Вознеслась над моей головой. Ах, как тянет туда… В запредельность скопления лиц, Где осколками льда Изрешечена плаха страниц. Как не хочется петь На костях отзвеневших надежд… Огрызаюсь на плеть И хватаюсь за крылья одежд Проходящих богинь С демоническим блеском в глазах… Но какая же стынь В оловянно-спокойных слезах. Все равно, все равно… Головой повалясь в ковыли, Продырявлено дно И свинец затерялся в пыли. Из каких половин Я судьбой этот узел связал? У последней любви Сладок вкус и смертелен оскал…

* * *

Сколько снега меж тобой и мной — Километры хрусткой белизны. Этой накрахмаленной зимой Так надолго мы разведены. Сколько непорочных простыней Постелило сладострастье вьюг, Но семнадцать бесконечных дней Подтверждают истину разлук. Сколько намелованных листов Разложил декабрь только для — Ста рисунков, тысячи стихов И шальных записок на полях. Сколько белогрунтного холста, Брошенного утром в небеса, Подарила каждая верста Для портрета веры в чудеса. Сколько лебединых облаков Подтверждают, что не вечен снег И веселый шум твоих шагов Нас вернет к заждавшейся весне. Ты не можешь обо мне не знать. Я стараюсь справиться с тоской, А искусству равнодушно ждать Учат лишь за гробовой доской…

* * *

На бумаге мысли так нечетки… Брошенные к свету впопыхах, Строфы дней, размеренные четки В совершенной формуле стиха. Встречи обреченные на нежность, Не касаясь, даже в мыслях, губ… Совершенно северная снежность В отзвуках фаготов, флейт и труб. Марш бравурный, выдох на морозе, Безразличья сладостная месть… Рифмочки близки к банальной прозе… Никаких подтекстов, все как есть. Поцелуй, наложенный на веки, Облегчает утомленность глаз. Так ли трудно полюбить навеки, Как и умереть в последний раз? Как поверить в собственную старость, Как увидеть ангела во сне, Выясняя, сколько нам осталось, У глухой кукушки на сосне. Соком мяты и чертополоха Склеить сердца рваные края И ответить не кивком, а вздохом На вопрос о смысле бытия…

* * *

Любовь — тоска… И гроб — доска… И тише времени река… Метель, метель — Стели постель, Укрой в ладонях казака… Устал мой конь, и нет звезды: Упала с неба в поздний час. В стальном молчании узды Прощальный свет ее угас. Нас степь неслышно отпоет, И ночь простит любую блажь. Зима всегда возьмет свое… И не захочешь, а отдашь. Не надо слов, Не надо снов, Не надо плакать обо мне. Там в облаках, С звездой в руках Я буду мчаться на коне… Растает снег, и наголо Взмахнет лучами солнца круг. Весны веселое тепло Разбудит и перо, и плуг. Вернется песня, и лоза, И строки первой борозды, Когда взойдет ее слеза Взамен моей больной звезды…