Пастух медведей

Белянин Андрей Олегович

* * *

Я помню звук твоих шагов, Как дети помнят сердца стук Во чреве матери. Из снов Слагался бледный мой испуг. Мне снилось, будто ты ушла. Я падал, я бежал, я звал, Забыв про боль, не помня зла… Какой бездушный карнавал — Сломал, смешал и в порошок Растер все то, что было мной… Наверное, нехорошо Вот так размахивать судьбой. Но кажется, еще чуть-чуть, И жилы лопнут от тоски. Свинец прочертит сладкий путь Через саднящие виски. А там, сквозь пистолетный дым, Судья всех бед и всех побед, Слезу уронит серафим На мой червленый эполет…

* * *

Верстаю страницу к странице мелеющих дней, Чьи постные лица незримой бегут чередой. Расстреляна птица и дым револьверный над ней Не порохом пахнет, а срезанною

резедой… Не надо слияний дождей и промозглой тоски, Призывов вождей, наставляющих «песенно жить!» С семи этажей, сединой умиляя виски, Шагнуть в облака и навек вместе с ними уплыть… Позволить судьбе отрицать моногамность души. Легко прорицать откровенья библейских цитат. Укладывать спать под подушку стальные ножи, Чтоб даже во сне не бояться вернуться назад… Изломанный ритм веселит до икоты гортань. Со смуглых ланит я губами снимаю упрек… А небо знобит пьяных туч кучерявая рвань, И падают звезды и, плача, сгорают у ног. Останки, обломки, осколки былых анфилад… И мертвые волки неслышно скулят о луне. Нелепые толки под сердцем устало саднят, Как теплые письма, что ты не отправила мне…

Ф. Г. ЛОРКА

В возвышенную обитель Я брошен упрямством стали. Где ты, мой ангел-хранитель? Меня вчера расстреляли… Четырнадцать пуль порвали Мне грудь полновесной болью. Меня в пыли закопали, Посыпав могилу солью, Чтоб я никогда не ожил, Чтоб я не вернулся к детям И ворон над бездорожьем Ни-че-го не заметил! А я, не дыша от крика, Отплевывал комья глины, И запахом базилика Звенела земля равнины. Я выполз, я шел, хромая… Дорога казалась длинной, И звезды к исходу мая Слегка холодили спину. За что меня убивали? Хотелось бы знать, не так ли… Ромашка Святым Граалем Неспешно ловила капли Моей недопетой крови… И только слепая вера Стояла над изголовьем Расстрелянного романсеро…

* * *

Скоро год, как я живу тобой, Заключенный круговым движеньем, Замкнутым зеркальным отраженьем В серебро с эмалью голубой. Скоро год, как я дышу не в такт С окружающим реальным миром, Нестыковку лиры и квартиры Разделяет арестантский тракт. Скоро год, как я иду туда, Где звезда святого Вифлеема Катится по плоскости колена В пруд, где не расколется вода. Скоро год, как я ношу цветы К пьедесталу собственных иллюзий, Своенравно-кареглазой Музе Возводя горящие холсты. Скоро год, как теплая ладонь Чуть касалась лба, благословляя, А в камине тихо догорает Наших писем святочный огонь. Скоро, скоро — подытожив срок, Век пройдет, и я поставлю крестик… Мы давно, конечно, будем вместе. Дай-то бог…

* * *

Скажи мне: «да». Уверенно и просто. Одно лишь слово — «да». Я позабуду Свой долгий путь к промерзшему погосту В надежде на рождественское чудо. Я вспомню томно-ласковую осень И жаркий лед январских поцелуев, Снежинки, расшибавшиеся оземь, Шептавшие пред смертью: «Аллилуйя…» Ну надо же, как быстро мчится время… Вот целый год, спеша, скатился в Лету. Прозрачная надуманность камелий Нас заставляет обернуться к лету И расчертить буквально поминутно Те несколько веков, что нам остались… Вот век перинный — мягко и уютно, Вот жесткий век — из вороненой стали. Век золотой — весь из опавших листьев… Он самый щедрый, но недолговечный. Небесный век — возвышенный, как мысли, Как бисер, рассыпаемый беспечно. А ты твердишь, что нам осталось мало. Но, милая, мы прожили — столетья! Под царственным копытом Буцефала Крошились сплетен злые междометья… Нас медленно, но верно все простили. О эта христианская эпоха… В твоих кудрях искринки звездной пыли, Ты бродишь там одна, и это плохо. Мелькает строф сверкающая рвань, Дрожа в хитросплетеньях черных полос. Но дважды вряд ли переступишь грань, Где отнимают и любовь, и голос. Где хайкой утонченного Бассе Нефритовый рассвет над Волгой зачат. Скажи мне «да!», что будет значить — все! Скажи мне «все…», что ничего не значит…

* * *

Не бывает далека зима сугробная… В небе месяц затаенной грустью мается. Заневестилась подруга белолобая… Не меня ли так упорно дожидается? А и грустно молодцу, да все невесело… Все не в душу, все в тоску, в печаль жестокую… Что ж кручина над рекой туман развесила? Понапрасну, что ж, аукаю и окаю? Белолобая подруга, саван траченый, Не ходи за мной по свету, зря баюкая… У меня да что ни долг, то неоплаченный. У

меня что ни любовь, то бесприютная… Не ходи, не торопи, небось успеется. Коли что не за горами, так уж сбудется. А пока в моих кудрях метели стелятся… А пока моя душа ветрами студится… Разведу вину вином да не посетую. Всех прощу слезой, рекою, пряной вербою. Залатаю платье песнею неспетою И отправлюсь за тобой с святою верою. А длинна ли, коротка ли жизнь загробная — Ни один же возвращения не праздновал… Поцелуй меня, подруга белолобая, Никому о нашей свадьбе не рассказывай…

* * *

Может быть, где-то есть жизнь без тебя? Но ведь была в недалеком «когда-то»… Может быть, можно прожить не любя, Над суетой поднимаясь крылато? Просто парить, не касаясь земли, Мыслью и взглядом, сознаньем и словом… Не возвращаясь туда, где цвели Вишни в знакомом саду богослова… Где обреченно вздыхала сирень, Книге церковной закладкой служила Пара ромашек, и сладкая тень Древнеславянского душу томила… Чай был настоян на мяте. Лимон Ели вприкуску, сощурившись — кисло… Стрелки считали часы в унисон, Вкруг обходя терпеливые числа. Сотовый мед, белый хлеб на столе… Боже, когда это все-таки было?! Где это место на грешной земле, Где ты меня безоглядно любила?.. …Вечер в дома колотушкой стучал И на кладбище с упрямой заботой Имя твое и мое — отчищал Ветром от ржавчины и позолоты…

* * *

Уходи… С моей ладони Скатывайся вниз, как капля. Падай палевой звездою в задремавшие сады. Отражается в затоне Месяца кривая сабля. Ходит Золушка по людям, собирая лоскуты. Хочет сшить обновку к балу… Работящая нимфетка, Ты достойна уваженья, но… наивный человек… Понимаешь, фей так мало, Я и сам их вижу редко. А уж выполнить желанье — не допросишься вовек! Мне хотелось бросить к черту Опостылевшую раку — Нет святых мощей. И сразу небо сделалось глухим, Быт сильней сжимал аорту Вдохновенному маньяку, Тот, с завидным постоянством, убивал свои стихи. Золушка! Не надо песен О собачке с белым бантом, О шиповнике и розе, о свече и вере в сны. Ах, душа — не много весит… В гроб с багрово-алым кантом Сложим все, что отскребется от расстрелянной стены. Как-нибудь наступит лето, В многомудрости решений Мы уйдем, как все уходят, в обеззвученную мглу По натертому паркету Наших прошлых отношений, Нарушая все законы, вверх слезинкой по стеклу…

* * *

Тебе не нужен сон, тебе не нужен пес, Тебе не нужен я… Ты мечешься без толку В разорванном кругу, где каверзный вопрос Навязчивый ответ хоронит втихомолку. Люблю. Люблю тебя… Стараюсь не кричать, Ты водишь коготком по сердцу, множа раны. И на моем челе, как Каина печать, Прорезан ряд морщин. С упорством пилорамы Судьба терзает плоть, я не виню тебя. Я сам тебя вознес в такие эмпиреи, Что дня не проживу, не мучась, не любя, Да что тебе с того, Когда уже не греет Холодная ладонь, и хочется бежать, И не смотреть в глаза, и не дышать на руки, И принимать отказ легко, как благодать, И в ссылку уходить, как в каторгу разлуки. Но ты не веришь мне. Ты знаешь, что сказать. Ты отдала мне все, что посчитала нужным. Ты подвела итог. Кто мог предполагать, Что долгим будет век, а путь настолько вьюжным? Вот бесится в виске предчувствие конца? И надо бы успеть, как шар вбивая в лузу, Поэзии вернуть две порции свинца, А ветер отпоет, а ночь отплачет Музу. Накинем черный плат и бросим пепел вверх, Раз звездной пыли лоск не украшает обувь. И млечной полосы дежурный свет померк, — Нам нечего делить, когда виновны оба… За серые слова, за пролитую кровь, За слезы и вино в слепящий миг кончины, С нас спросят в небесах — за смятую любовь, Не приведи Господь, нам не назвать причины…

* * *

Вкус медной денежки во рту под языком… Харон весло обмакивает в Лету. Я сам с собой сегодня не знаком И в каждой песне путаю куплеты. Мороз, мороз! Ты не морозь меня. Чего стараться? Ни жены, ни дома… Никто не ждет, а белого коня И след простыл… Ночная глаукома Навеки ограничивает взор Одним пятном безлико-грязной формы. Лишь зодиак чеканит свой узор, Да Норны плавно переходят в нормы. Нормально… Отдышавшись до петли Простить, смешав, потери и утраты, Всеядности кладбищенской земли Пожертвовав тупой удар лопаты. За все мои высокие грехи Мне денег в рот досыпят сами боги, Чтоб я молчал и не читал стихи Мешая перевозчику в дороге…