Пастух медведей

Белянин Андрей Олегович

* * *

Жизнь неспешно плетется по кругу, Вдоль речушки к березкам и лугу, А душа остывает под плугом, Как распластанная борозда… Под закатом — гуляю по лесу, Служат сосны вечернюю мессу, И багрового неба завесу Отмечает скупая звезда. Я когда-то из дома уехал И упал в соловьиное эхо, В отголоски ручьевого смеха, Где о вечном лепечет листва. Ходят кони в траве по колено, Рвется луч из паучьего плена, И седеет, смирясь постепенно, Удалая моя голова…

ПАСТУХ МЕДВЕДЕЙ

Как стук колес вычерчивает ритм, Как сердца стук подобен четкой дроби Ночных копыт… Извечный алгоритм, Воздвигнутый над чередой надгробий Живых существ, украсивших мой путь, — Мужчин и женщин, лошадей и кошек, Собак

и птиц… Их хочется вернуть, Но тени так бесследно тают в прошлом. Я одинок… Пылает на плечах Багряный плащ. (Сиреневый? Пурпурный?) В моих глазах, как в каменных печах, Дымится пепел погребальной урны. Скулящий страх калечит души жертв, Шагнувших в этот круг без покаянья. Прожорливая выверенность жерл, В моем лице нашедшая призванье — Сминать, как лист лирических основ, Судьбу и жизнь, Прощенье и разлуку, И детский смех, и радость чистых снов, И мертвых клятв возвышенную муку. Я чувствую свой страшный, черный дар Всей яростью обугленного мозга. Я рвал зубами вены, Но пожар Моей крови был безразличен звездам. Я принял паству. Выбирая ночь, Когда медведи понимали слово И искренне старались превозмочь Звериной волей волю — рук другого, А именно — мой жесткий произвол, С которым я удерживал их страсти. Дивились Рыбы, Скорпион и Вол Моей незримой и врожденной власти. Пастух медведей! Выжженный на лбу Извечный титул… Вызов вере в небо, Вселенной, раздувающей клобук, И Року, обесцветившему небыль! Я противопоставлен был всему И был бы мертв при первом же намеке Готовности — приветствовать ту Тьму, Что отнимает травяные соки У заспанной поверхности Земли… Поверьте, что слова с заглавной буквы Меняют смысл, переродясь в пыли В самшит, и кипарис, и бук… Вы Напрасно попытаетесь понять Урок друидов. Каменные руны Не обратят затертый разум вспять И не затронут выцветшие струны. Медведи спят. Ущербная луна Дарует серебро косматым мордам. В мои виски крадется седина Неторопливым, матовым аккордом. Как хочется уснуть… Закрыть глаза, Увидеть поле, полное ромашек, Где над ручьем кружится стрекоза, А в небе бродит облако — барашек. Вот в этот мир хочу шагнуть и я, Продолжив путь по кромке алой меди Заката. В те запретные края, Где светится Арктур — Пастух медведей…

* * *

Я свободен, как ветер В кудрях ускользнувшей красотки! Я улыбчиво-светел, И возвышенна легкость походки. Я иду по Москве, Расточая прохожим улыбки. В добродушной листве Слышен отзвук мерцающей скрипки. Не Ванесса, а жаль… Демонесса — играет этюд! Ах, какую печаль По-э-те-с-сы вразвес продают… Между дымом и пивом, Чуть склоняясь, шепча наугад, Перегарно-лениво Закругляют концовку сонат. Я люблю быть чужим, Как сказала недавно одна. Мне не нужен нажим, Я и так с вами выпью до дна! А когда разорвусь И приму с панихидой судьбу — В две строки наизусть Так, чтоб было не тесно в гробу!

* * *

Вот и настала пустота Навязанного отреченья… Серебряная чернь креста — Черней любого вдохновенья, Дарованного темнотой, Проникшей в голос, в кровь и в мысли. Где, освященный немотой, Твой остров (континент ли, мыс ли?) Покинут мной. Как Одиссей, Я изгнан заживо из быта, Из дома, из семьи, из всей Возможной жизни… Так избито, Бездарно, пусто, лживо и Не-пра-ви-ль-но! Но, так уж вышло… Поют влюбленным соловьи, А разлученные не слышат Сладкоголосья честных птиц, Не видят в радуге всю гамму Цветов. Вот, в прорезях бойниц Смерть размещает панораму Для кладбища былых утрат, Восторгов, встреч, записок, смеха, Предновогодних канонад, Степного дня, лесного эха, Отхохотавшего костра… О, как легко и непреложно Все вдруг признали, что — пора И далее так быть не должно. Лишь поцелуй благую весть Ждет, как ребенок у сугроба. Он

так поверил, что мы — есть! И мы за ним вернемся оба…

* * *

Ты звонишь по телефону, говоришь, что очень рада, Что растянутой разлуки непомерно длинный срок. Мне все кажется — сегодня небо рухнет звездопадом, И возьмет наш город в руки жадный, сладостный Восток… Ты сидишь в тени, напротив, обхватив руками плечи, Лисий взгляд, полуулыбка, как мерцанье янтаря. Путешествие сквозь время и чарует, и калечит. Мы оставим эту тему. Звезды молча догорят. Удивительно, но пепел — к нам сюда не долетает. Разве что, осколок черный стукнет в спину иногда… И гадай — что это было? То ли просто рассветает, То ли камушек случайный, то ль действительно — звезда… Мы идем под этим ливнем, снегопадом, листопадом, С божьей искоркой в ладонях, спотыкаясь на стихах, И дыхание друг друга ощущаем где-то рядом, На каких-то параллельно расположенных веках, Или веках? Смутный выдох, вздох о прошлом безразличье, Упоение свободой и удобством кандалов. Избалованное солнце грянет всполохом синичьим В вечном крике — вне пространства, вне акустики, без слов, Без боязни, что услышат, что поймут или поверят… Временной отрезок строчки — под названием «среда»… Выдрав косяки с гвоздями, яростно срывая двери, Мы оставим души — настежь… Безоглядно, навсегда!

* * *

Теперь уже и я переживу Щемящую размеренность событий. Пусть грязный снег напомнит мне — халву И серость неба — перламутр мидий. Промозглый дождь — улыбку рейнских струй, Колючий ветер — ласку первой ночи, Холодный взгляд — апрельский поцелуй, А твой отказ — надежду многоточий… Я каждый минус зачеркну, и вот — Сплошные плюсы нашего романа Воссоздадут божественный кивот, Вся боль уйдет, зализывая раны. Убив любовь, вот так же мыслишь ты, К ее могиле принося цветы…

* * *

Меж нами шесть часов. Не шесть веков, не шесть вселенных, Что до чисел Зверя… Не я придумал нам с тобой любовь, Но признаю, что я — в нее поверил. Рассудок, как нетленный Парацельс, Рекомендует быть сильней и суше… И грязно-серый бинт холодных рельс Наматывает на больную душу. Ты виновата… Но твоей вины Не смоет кровь, не спишет смерть, а время, Святым лучом скользнув из вышины, Сияньем нимба озарило темя. Ты далеко. Ты мыслишь об ином. Чего-то ждешь и так боишься встречи… Но время перевернуто вверх дном, И мне земля могильно давит плечи. Река судьбы необратима вспять. Я выдохнусь, изверюсь и устану. Я без тебя не захочу дышать И… перестану.

* * *

Два года любви и два года боли… С белыми ромашками иду полем. Тем самым, которое перейти — Не жизнь прожить и не стать в пути Верстовым столбом. Отсчитав столетья, Муза подарит лишь междометья А… или О… остается наполнить смыслом Оба сосуда, подцепить коромыслом, Водрузить их на плечи румяной красавице, Улыбнуться и вскинуть бровь — нравится! В этой стране все-таки много хорошего: Такие снега выпадают совсем задешево. Кругом белизна… словно идешь по крылу Ангела, а если падаешь, то во мглу (как в омут, сразу и с головою) Такую звездную, что ощущаешь себя — звездою…

* * *

Умерщвленные разлукой, Мерно падают столетья. Кажется такою мукой — Вдох на грани диколетья… В мире пусто, в небе жарко. Мы не вместе, мы — одни… Из прозрачной пряжи Парки Я выдергиваю дни. Этот — влево, этот — вправо, Этот — добрый, этот — злой. Неприкаянная слава Под трагической золой… Невостребованность ночи, Ибо — некого любить. Косу, ножницы ли точат? Все понятно без пророчеств. После — траур многоточий. И вообще… была ли нить?

* * *

Чужая женщина со мною пьет вино Неторопливо, нежась и смакуя. Своих стихов нигде не публикуя, Она меня простила… И давно Забыла все, чем пламенный накал Осенних листьев возвышал эпоху. А опустевший розовый бокал Взамен напитка наполняет вздохом. Я чувствую, как винные пары Густым дурманом отупляют разум. Так страстно любят плаху топоры, Ее целуя в стоне, до экстаза… И так могилу начинает бить Ознобом жажды алчущего воя, А женщина, сумевшая — убить… Тихонько плачет. Дай ей бог покоя…