Пастух медведей

Белянин Андрей Олегович

* * *

Н. Дуровой

«Кавалерист-девица? Как напыщенно… Гусар-девчонка, проще говоря…» Над горизонтом алой нитью вышита Далекая вечерняя заря. — Все это бред! Готов о том поспорить я. А сказкам верит только лишь дурак… — Mon cher, не забывайте об истории: Ведь амазонки были, или — как? — Ах, господа, причина спора стоит ли? Все это просто глупый анекдот… — Но женщины, при всех иных достоинствах, Такой непредсказуемый народ… — И все-таки поверить этим домыслам? Ну как ее средь наших молодцов Не раскусили по походке, голосу, По формам, mile pardon, в конце концов? — А вы, корнет? Мы ждем и ваше мнение… Ответ остер и ум не по годам! — Вы правы: это недоразумение Пленит воображенье юных дам. Ах, дамы!.. Но особо не раскрутишься… — А помнишь ли красотку

в том селе? — Что? Александров? Очень милый юноша: Гусар, храбрец, а как сидит в седле! — С утра в поход — мы вновь отходим к северу, А там, корнет, начнутся чудеса… …Ты отвернулась, прислонилась к дереву: Шумит костер, слипаются глаза. Уже луна на небе тает медленно, Но лишь под утро стихнет споров гул. Ты так устала… Так устала, бедная! — Что Александров? — Кажется, уснул…

* * *

Поручик Лермонтов. Полковая разведка. Внимательный взгляд чуть прищуренных глаз. Чеченским выстрелом хрустнула ветка; Холодные звезды, дорога, Кавказ. Костры отдаленные, песни солдатские, Разлитый в дурманящем воздухе мед… Но вот кто-то новый, в мундирчике статского: «Мне нужен Лермонтов. Пусть войдет. Вы в красной рубашке? С распахнутой грудью? Ужели смерти искали взгляд? Ведь знали: конница и орудия От пули в спину не защитят… Поручик Лермонтов, толкуют разное. За что вас все-таки? Прошу как друг… Ах, горы любите? А не опасно ли? Что?! Не опаснее, чем Петербург?!! Шутить изволите? Напрасно, душенька: Гусаров-ухарей не долог век. Не вы ль тот юноша… ну, что про Пушкина? О… Вы отчаянный человек! К тому ж поэт. Ну и пели б всласть себе Про очи томные да нежность рук. А то вдруг на тебе: конфликты с властию… Vous comprene moi, мой юный друг? Вам, может, хочется — весь век в изгнании? А чтоб покаяться — так недосуг? Идите… душенька…» В глухом молчании Снял шапку белую седой Машук.

СВЯЗЬ ВРЕМЕН

Из былей и легенд седого прошлого, Средь старых стен и намогильных плит, Где пену с губ роняющие лошади В полете обгоняют стук копыт, Где струги и ладьи, давно отплывшие, И стук щитов, похожий на прибой… Где падают друзья, за все простившие И в этот миг прощенные тобой. … К нам прошлое идет само собою, И мы вдыхаем, как горячий дым, И простоту, и мужество мужское, И все, что вообще зовем мужским. Вдыхаем аромат степей ковыльных, Звон сабель, стрел смертельных суету, Чтобы не впасть в беспамятство бессилья, Вдыхаем Правду, Честь и Доброту. Не очень это просто — стать мужчиной, Но с прошлым нас навек связала нить, Где предок мой стоит в ряду былинном, На шаг не позволяя отступить.

ВРУБЕЛЬ. ЦАРЕВНА-ЛЕБЕДЬ

Царевна-Лебедь… Опускаю руки И чувствую безумное желанье, Как пред иконой, преклонить Колени… Мои мечты, души бурлящей муки И сердца сбой, неровное дыханье Сквозь образы бесовских Наваждений, Как облака, облитые закатом, В волшебной раме Камышей прибрежных Как серебро, Как молоко, Как снег… И хлам забот уносится куда-то: Я вижу крыльев трепетную нежность И этот взгляд Из-под смущенных век. Царевна-Лебедь, не молчи, молю! Кто втиснул в кисти дивное искусство, Заставив хаос Красок бессловесных Твердить: — Люблю… Люблю… Люблю?! До святости возвысив это чувство, Что рухнуло лавиною отвесной, Заставив обожженный горем разум Из ничего на холст явить нам Чудо! В которое и сам не вправе верить: То из былин или славянских сказок, Из тьмы веков, А может, ниоткуда? И вдохновенье можно ли измерить? …Мне кажется, ты дышишь. И дыханье Плывет печальной ласкою на плечи Далекого и близкого сюжета, Как первое любовное признанье, Что душу так томит И сердце лечит. Ты только не молчи… Но нет ответа. Царевна-Лебедь!

ПАНИ АЛИНА

Здравствуйте, пани Алина! Не зажигайте свечи, — Я из двадцатого века И ненадолго к вам. Знаете, я вас помню: Вашу улыбку, плечи… Вы так внимали дивно Древним колоколам. Плащ на вас был атласный, И серебро браслетов Схватывало запястье, Словно оковы

льда. В ваших глазах играло Золото прошлого лета, А ведь меж нами были Эры, века, года. Слушайте, пани Алина! Нет, не пугайтесь, что вы, — К черту проклятия бога — Я на решения скор: Знаю, у вашей двери Стражник стоит суровый. Знаю: сегодня утром Вас поведут на костер. Знаю: престижу церкви Выгодна гибель ваша. И красота, наверное, Страшное волшебство… Я украду вас, пани! Вызволю бесшабашно, Хоть бы и против бога, Но совершу воровство. Вы не идете? Как же? Глупый огонь встречая, Дальше-то что, скажите: В пепел, в ничто, в трубу?! Как же вы, пани Алина? Пани Алина, прощайте… Я унесу вас силой, Переломив судьбу!

МОИМ ДРУЗЬЯМ

В длительных поисках истины, веры и боли, Кто-то верхом, кто-то просто с дорожной клюкой, Мы уходили из дома по собственной воле: Мы презирали уют и матрасный покой. Под облаками мы рвали кольцо парашюта, В юность входя под его белоснежным венцом, Веруя в жизнь. Но порой выпадало кому-то Вниз, в перехлестнутых стропах, в ромашки лицом… Гнали коней мы, отчаянно-нетерпеливы, Нас проносящих сквозь годы, сомненья и быт. Если же кто-то не мог удержаться за гриву — Как мы спешили спасти его из-под копыт. Что мы узнали? Как пахнут сгоревшие травы, Как останавливать кровь и стрелять на бегу, Как нелегко быть всегда убедительно-правым, Старых друзей оставляя на том берегу… Но расправлялись нам вслед ковыли понемногу. Память о доме, таясь, согревалась в груди. Что мы успели? Найти горизонт и дорогу, С вечною песней о той, что нас ждет впереди.

РАЗДУМЬЕ

Который год никак не разберусь: Кто я такой на жизненном пиру? И почему все время тороплюсь, Как будто завтра я уже умру? Я тороплюсь в случайном ритме встреч Одуматься, опомниться, спасти И друга от несчастья уберечь, И чью-то пулю грудью отвести. Спешу опять сказать, решить, допеть, Разведать неизвестные пути… Неужто так уж страшно — не успеть? Неужто жизнь уже — не впереди? И разве наши долгие года Проносятся, как желтые листы? А если с неба падает звезда, То это только раз и — с высоты!

СКРИПКА

Знакомство, встреча и ошибка Судьбы с судьбой… И слышу я, как плачет скрипка О нас с тобой. Она давно меня простила И верит мне, Но ты устало прислонила Ее к стене. Ты смотришь в радостные лица — Ты им верна, А за меня могла вступиться Она одна. Все, что металось и кипело В душе моей, Она сказать тебе хотела Меня верней, Не думая и не гадая — Лишь бы успеть! Прильни щекой и, не мешая, Дай ей — допеть.

ПЕСНЯ СКРИПКИ

Песня скрипки. Свет свечи… Почему я так беспечен? Я же знал: не будет вечен Миг декабрьской ночи. Песня скрипки. Огонек… Вальса тающие звуки. И — протянутые руки Через тысячу дорог. Ни улыбки, ни словечка, Ни признанье, ни любовь… Вечер наш сгорит, как свечка, И не повторится вновь. И, наверно, без меня Ты смычок ласкаешь снова. Я же жгу фитиль сурово, Греясь у его огня. Мне тепло, как от печи… Дружба бьется, словно блюдце, Но со мною остаются: Песня скрипки. Свет свечи.

* * *

Мне говорят, что я тебя придумал, Что сочинил улыбку и глаза. Что не вгляделся, трезво и угрюмо, Не взвесил «против» и не взвесил «за». Вообразил и доброту, и нежность, И ласку рук, и трепетность ресниц, И детских губ нетронутую свежесть, И душу — без оков и без границ. И невесомый от природы шаг, И чистоту волос золототканых… Пусть все, в конце концов, совсем не так, Но в хороводе образов нежданных Останься выдумкой, несбывшейся мечтой, Полетом птицы, кликом лебединым. Стань мореходной дальнею звездой, Рожденной вдохновением единым. Метелицей по улицам метя, В сомнениях и головокружении, Чтоб понял я, что видел не тебя, А зеркала слепое отраженье. И вот тогда, идя напропалую И не решая: «Быть или не быть?» — Дай силы мне узнать тебя — земную, Увидеть, разглядеть и — полюбить.