Пастух медведей

Белянин Андрей Олегович

ПАМЯТИ НИКОЛАЯ ГУМИЛЕВА

Господин офицер, вы еще не одеты? Небо смотрит нахмуренно и свысока. А вдали, в розоватых брабантских манжетах, Облака, облака, облака, облака… Господин офицер, что же вы загрустили? Умирают не только герои в стихах. Видно, Бог и судьба все же вам отпустили Три высоких креста на граненых штыках. Господин офицер, это ясно и просто: Революция, царь — кто там прав, кто не прав. Первый крест — крест Георгия Победоносца Не отнять, даже с мясом с мундира сорвав. Господин офицер, руки за спину молча. Сапоги, гимнастерка — все сняли: убрать! Крест нательный — накинулись стаею волчьей… Ничего: это в сердце, а там не достать. Господин офицер, третий крест — в изголовье. В небесах уже явно бушует рассвет: Кружева облаков

наливаются кровью, Принимая багрово-торжественный цвет, И несутся принять под защиту и стражу, Но надежен затвор и проверен прицел, Отработанный залп! А поэзия как же? Господин офицер… Господин офицер!

МАРИЯ-АННА

(Триптих)

I

Разбит волной форштевень корабля, И штормовое море так тревожно… А впереди далекая земля, К которой подобраться невозможно. Еще два дня и точно — будет бунт… Прошу: услышь меня, Мария-Анна! Но даже ванты наподобье струн Поют о горькой доле капитана. За нами смерть сегодня — по пятам: Здесь, на борту, уже не мало мертвых… Я точно знаю: берег где-то там! Но за туманом не видать ни черта. Тяжелый день… И кровь стучит в виски. Команда ни во что уже не верит… Два пистолета. Взведены курки. Они идут, — шаги уже у двери. Кто первый? — Выходи! …Короткий бой. В камзоле рейнском колотая рана, И выстрелы, вдруг перекрывший вой: — Земля! Земля! — Прости, Мария-Анна…

II

Ты жив еще? Я за тобой пришла. Корабль твой на рифах удержался. Команда в шлюпках к берегу гребла, Но ни один до суши не добрался, Ты выполз из каюты? Что потом? О жажда жизни — нудная забота… Ну вот: лежишь на палубе, крестом Раскинув руки, и зовешь кого-то, Наверно, бога? Глупый человек! А я вот прихожу всегда незванно… Не слышит бог, — кричи хоть целый век. Что ты сказал? Как, как? — Мария-Анна? Мария-Анна! — Вот о чем печаль? Все о наивной страсти человечьей — Все о любви… Но как тебе не жаль Расстаться с жизнью навсегда, навечно? Пойми: ты — мой. Спасенья больше нет: Час или два — прилив развалит судно. Чего ж тянуть? Вот чей-то пистолет — Бери, я пододвину, мне не трудно… Тонуть в волнах, как брошенный щенок, Иль смерть принять по рангу и по чину? Плотней на дуло уложи висок. Чего ты тянешь? Ну же, будь мужчиной! Нажми курок — всего какой-то миг… Иди ко мне и сам себя не мучай! Что это там вдали? Английский бриг? Идет сюда… Какой нелепый случай… Гляди — тебе матросы машут с вант, — Поднимешься?! Какое чувство долга… Ну что ж, даю отсрочку, капитан! Прощаемся, надеюсь, ненадолго…

III

Весна манит сиреневым вином И полногрудным ощущеньем воли… Что я скажу, когда войду в твой дом И трону дверь, знакомую до боли? Вот кто-то промелькнул из-за стекла Оконного… Но не она… Как странно — Старуха? Эй, старуха! — Здесь жила Когда-то девушка — Мария-Анна… Я так хотел упасть к ее ногам! Я долго шел… Ах, ты глуха на ухо? Мария-Анна! Что? Что значит: «там»? Там — кладбище… Ты лжешь… Ты лжешь, старуха! Я умирал — я дважды видел смерть, И лишь любовь давала к жизни силы… Ты лжешь — она не может умереть! — Она ждала… Она меня любила! …Нет больше слов. В груди тоскливый вой, И в сердце боль накатывает глухо. Смеешься? Ты смеешься надо мной?! Напрасно — я узнал тебя, старуха. Мне в этом мире ничего не жаль. Одна лишь мысль стучится неустанно: Отсрочка… Что ж, недолгая печаль… Я вновь иду к тебе, Мария-Анна!

ЛЮБОВЬ

В певучих строчках рыцарских баллад, Под звон мечей и чаш она рождалась. И с каждой песней вознесясь стократ, Любовь с небесной сферою смешалась. Понятие: «небесная любовь» Для неба не жалело красок синих. И даже в очертаньях облаков Казались людям облики любимых. Как револьверной пулею в туза Приходит смерть и милует, и губит. Но даже мертвый открывал глаза, Поняв, что на земле и ждут, и любят. Понятие

простой, земной любви Бросало порох в кровь и жар в ладони. Ей посвящали оды соловьи, К ней восходили лебеди и кони. И две любви над миром раскрыля, Их жизнь соединила в быль и небыль. Различные, как небо и земля, Единые, словно земля и небо.

НЕЗНАКОМКА В АВТОБУСЕ

Девушка с рыжей косой ниже пояса — Огненной лавой, катящейся с плеч, — Мысли в смятеньи, чувства в расстройстве, Где уж тут каплю рассудка сберечь? Белая кожа каррарского мрамора, — Целая песня, по крайности — стих… Брови вразлет восхитительно траурны — Черного бархата тающий штрих. Мысли о прошлом, мгновенно сметенные, Мысли о будущем стерты с доски, Только глаза так волшебно-зеленые, Память надежды, весны и тоски… Движется к выходу — близко ль до дома ей? Время-то к ночи… Пойти, проводить… Вышла и сразу, увидев знакомого, Хрипло ругнулась, спросив прикурить. Как развернуло меня — «на попятную»! — Медленно, медленно стынет душа: Чуть не влюбился… И дело понятное… Стерва, конечно… Но как хороша!

ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

Правду… Правду? Только правду! С неба вниз: — Гражданин судья, вы славно Развлеклись. Речь моя бессвязна слишком И смешна. Да — влюбился, как мальчишка! Да — одна… Лишь одна — на целом свете, Прочих — нет! Как же я ее не встретил Столько лет?! Пусть о нас растреплют разом Все друзья… Вы — холодный, трезвый разум. Вы — судья?! Старых сплетен вдохновенье, Слухов нить… Вы — общественное мненье? Вам — судить? Что вы знаете об этом? Все не вточь! Сумасшедшим и поэтам Не помочь. Я не каюсь, добры люди, Крик иль стон? — «Да, виновен! Да — подсуден! Да — влюблен!!!»

* * *

Ветер ночной суров. И далеко рассвет. А у меня любовь Вечно меж «да» и «нет». Снова не как у всех — Сердца не приневоль. Горькое слово «смех», Сладкое слово «боль». Белой бумаги лист, В баночке черной тушь, Музыку дарит Лист, Веря в единство душ. Вялы движенья рук… Но уж сложилось так: Мутное слово «друг», Ясное слово «враг». В гриву вцепясь, держись! — Бурных дней круговерть… Так же жестока жизнь, Как милосердна смерть. Но из последних сил, Стоя, как на краю: Прошлое — «я любил…» Вечное — «я люблю!»

* * *

Какое бешенство в крови И в жилах жжение! Перевернулся целый мир, И нет спасения! Кто эту ночь благословил — Не царь ли ада? И нет спасенья от любви, И нет пощады. Движенье взглядов, мыслей, губ И рук скольженье… И резок сердца стук… И груб… И нет прощенья. Я был от рая в двух шагах, — Закрыты врата, И прежний бог повергнут в прах. И нет — возврата?

* * *

Что делать? Что — делать?! Такая нелепая жизнь… Конечно, не мелочь — Смешение здравиц и тризн. Бывает: упустишь, И не возвратятся мечты… Ты точно не струсишь Меня проводить до черты? И только… А там уж Я — сам. И беда — не беда! А дальше — хоть замуж, Да, можешь хоть замуж тогда. Счастливой не будешь, — Помочь не сумею, прости… Наверно, осудишь, Раз нету иного пути. Я все понимаю, Но, боль и обиды гоня, Ты, вновь проклиная, Зачем отпускаешь меня? Паденье — итогом. И смерть сторожит у черты. Но став перед Богом, Скажу, что виновна — не ты!