Пастыри чудовищ. Книга 2
Шрифт:
Вопросительно смотрит – мол, отпустишь женишка?
Так что я торопливо осеняю Его Светлость благословляющим жестом, подсмотренным у кого-то в храмах. Говорю что-то в том роде, что он там в Энкере очень даже будет нужен – и выскакиваю к чертям водным из четырех стен.
– Фреза, – ору вовсю, – запрягай, уматываем!
Проблемы начинаются почти сразу. Во-первых, от Пиратки еще попробуй – умотай, без завтрака-то. Предоставляю Пухлику грузиться едой за себя и за меня, а сама убегаю к вольерам – раздать Мелкой инструкции, что делать,
Возле «поплавка» у пристани меня догоняет вторая проблема: Пухлик волочётся к «поплавку» не один, а в компании развесёлого Лортена. Становлюсь столбом и прожигаю Пухлика взглядом – с виду, вроде, разумный человек…
– Ты его зачем притащил?!
– В каком это смысле – притащил? – возмущается Бабник. – Мел, дорогуша, я бы вынес вопрос на суд философов – кто кого сюда притащил. Разве мог я вас отпустить в пасть кровожадной…
– Свиночке, – шепотом подсказывает Гроски, но Бабника сбить невозможно, он в поэтической горячке.
– Огромному, злобному, яростному порождению древних сил, сметающему всё на своём пути. Да. Своими ужасающими клыками. И копытами. И если эта ужасная женщина может подвергнуть вас такой опасности, то я, во славу всех моих предков…
– В общем, им коварно овладело чувство долга, – поясняет Пухлик. – Набросилось, знаешь ли, из-за угла. И овладело.
– Да помочь папаше-Вельекту – это мой наисвященнишейший…
Фреза осматривает этот бардак и смачно сплевывает на доски причала. Очень значительно. Будто точку ставит.
По дороге Лортен изливает на Пухлика пафос и нараспев цитирует древние гимны, все до одного посвящённые вину. Гроски злобно пыхтит и про себя явно проклинает мамашу Лортена, которая дала сыну такое образование. Я решаю, как бы ещё Бабника обозвать. Липучка – вот в самый раз.
На юге Вейгорда тепло и солнечно. Вельект встречает нас на пристани. Круглый, в холщовой рубахе, весь багровый. Огромные пушистые усищи, весёлость рожи – и ещё он весь пропитался вином. Распахивает нам любящие объятия и уверяет, что так ждал, так ждал, спасители мы такие и разэтакие, мы же, конечно, выпьем?
Лортен виснет у заказчика на шее и уверяет, что непременно. И не раз. Пухлик весь светится от жертвенности, когда отказывается. И бубнит, что нам бы насчёт дельца обговорить. Усач грузит нас в веселенькой расцветки повозку и уверяет, что сперва знакомства, а дела потом.
От пыльной дороги расходятся волнами холмы. Куда ни глянь – сплошь виноградниковое царство, огромными клетками, кое-где – белые домики. Дороги, повозки, на телегах – виноград или бочки. Отмечаю глазами яркие густые пятна рощ – раз, два, три, четыре… рощи и кустарники слишком часто, плохо. Да ещё вон на востоке поднимаются Милтаррские горы.
– …сейчас как раз работают давильни… - озабоченно рокочет Усач. – Снимаем поздние сорта… Вон, видите, дома у каждой плантации? Сок потом отвозим на брожение в хранилища, да… погреба для каждого сорта винограда. У меня в
На виноградниках – люди, снимают пахучие лозы. Дружно начинают Вельекту махать и орать. Усач перекидывается с работниками шуточками, тут же представляет нас:
– Эйола, ты видала, Эйола? Скоро эта свинина перестанет пугать моих милых работничков, так всем и передай! Скажи всем – Энрио Вельект заботится о своих милых работничках! Не жалеет на них денег – я даже вызвал ковчежников, слышала, Эйола?
Какая-то смуглая и полногрудая в ответ радостно вопит, что лучше б добрый хозяин им подкинул лишних денег, а со свиньями они уж сами разберутся. Она, например, привыкши – потому как муж у нее самый что ни на есть хряк.
В воздухе застоялся запах перебродившего винограда. Смешивается с запахом пота и еды от костров. Разливается, волнами плывёт. Забивает дыхание.
Работать будет сложно.
С завтрака пытаюсь драпануть, но Усач меня подрезает отчаянным воплем: «Куда?! И ничего не попробуете?!» Пока я решаю, не поставить ли заказчику фингал, подключается Липучка и пропихивает меня в двери поместья.
Поместье напоминает длиннющий сарай – выстроено без хитростей, всё в зелени, прохладное внутри. Усач обещает нас попотчевать «настоящей южной кухней». Знакомит с семьёй – у него неохватная жёнушка и пропасть дочерей. Все от души галдят и тащат на веранду. Втискивают за стол, как ни отбивайся, и начинают потчевать и закидывать вопросами, и сами рассказывают, перебивают друг друга. И хохочут над своими шутками, и поят непременным вином, и воняют перцем и розами.
А «настоящая южная кухня» – это когда ты не можешь встать из-за стола после первой смены блюд.
Гроски нахваливает каждое блюдо и травит байки про питомник, Лортен разглагольствует об опасностях и пыжится перед дочерями Вельекта. Я прикидываю, насколько скоро чокнусь. Мочалю зубами лист салата и костерю себя за то, что не вызвалась с Грызи. Носилась бы сейчас за Чудом Энкера и горя б не знала.
Пару часов теряем в подземельях, где всё бродит и булькает. Повсюду пыльные бочки, несутся звуки, как у Пухлика из живота. Усач расписывает каждое винишко и время от времени настаивает, чтобы мы попробовали.
Лортен под конец прогулочки начинает вворачивать в цитаты из древних поэм какие-то уж слишком сальные выражения. И часто спотыкаться.
– Это он от голода, – волнуется сердобольный Усач. – Ничего, сейчас пообедаем…
Кажется, из поместья нам выбраться не суждено.
За обедом Пухлик ухитряется навести разговор на «злобную свиночку», и семейство начинает с упоением повествовать. Выходит, что яприль в окрестностях бесчинствует уже с девятницу, а то и больше. Топчет и ломает виноградники, пугает рабочих. Серьезно не пострадал никто, разве что раз разнёс давилку, да ещё перепугал лошадей, которые везли сок в хранилище. Лошади понесли, бочки раскатились.