Пасьянс на красной масти
Шрифт:
— С кем? — спросил я озадаченно.
— Я не знаю! — признался он упавшим голосом. — Но я найду мерзавца. Ему — конец!
— Впереди пост ГАИ, — предупредил я.
— Плевать! — отозвался он коротко.
Гаишник, стоя возле патрульной машины, показал нам жезлом, чтобы мы остановились. В ответ Храповицкий посигналил и прибавил газу.
— Хорьки жадные! — усмехнулся он. — Живут на мои деньги и мною же командуют!
— Володя, они, кажется, собираются нас догонять, — озабоченно заметил я, оглядываясь назад и наблюдая,
— Пусть попробуют! — усмехнулся Храповицкий. — Я шофер второй категории! Или третьей? Не помню, какая выше. Трофимыч, опаздываем!
Почти не сбрасывая скорости, он резко свернул. Машину занесло, но мы удержались. Гаишники сзади врубили сирену.
— А вот и дискотека! — радостно объявил Храповицкий. — Скоро будут танцы.
— Лучше остановиться, — уговаривал я. Мы неслись, не разбирая дороги. За окнами мелькали освещенные фонарные столбы, сливаясь в непрерывную линию. — Они сейчас объявят перехват по всему городу!
— В гробу я их видел! — отмахнулся Храповицкий. — Ты знаешь, что я с ней сделаю? Я не дам ей больше ни копейки. Я ее вообще выгоню! Отправлю в дом престарелых! Пусть идет зарабатывать на вокзале! Как все пенсионерки! Три бомжа за ночь! Ну, четыре от силы. Да и то ее паралич разобьет. По пять долларов с носа. А кто ей больше даст, в ее-то возрасте!
Впереди показалась еще одна патрульная машина. Вооруженный гаишник в бронежилете преграждал нам дорогу. Храповицкий вновь нажал на клаксон. Он мчался прямо на гаишника.
— Вова, тормози! — заорал я, хватая его за руку. Машина вильнула, пролетая. Гаишник в последнюю секунду успел отпрыгнуть в сторону.
— Ты что, с ума сошел! — крикнул я.
— В бизнесе главное — последовательность! — ответил Храповицкий, злорадно усмехаясь. — Никогда не отступай!
Теперь за нами гнались уже две машины. Храповицкий сворачивал в какие-то проулки и вновь выскакивал на шоссе. Я уже не понимал, где мы. Вой сирен позади становился нестерпимым.
— Я ее брошу! — повторил Храповицкий твердо. — Навсегда! Но не сразу, — добавил он, спохватываясь. — Я буду приходить каждый день и топтать ей душу. А этого козла, с которым она спит, я подвешу в ее спальне. Заместо люстры. Она у меня наплачется!
— Володя, остановись! — твердил я.
— Точно! — вдруг согласился он. — Стоп! Мы возвращаемся. Я прибью ее прямо сейчас.
Он нажал на тормоза, машину с визгом развернуло, протащило метров тридцать и вынесло на середину дороги. И тут гаишники нас, наконец, настигли. Они высыпали на улицу с автоматами в руках и окружили нас со всех сторон.
— Выходи из машины! — кричали они. — Руки на капот!
Их было человек пять или шесть. Они были в ярости. Я их понимал. Я был бы на их стороне. Если бы не был на другой.
3
— Где твои удостоверения? — накинулся я на Храповицкого.
В отличие от
— В сумке, где же еще! — ответил Храповицкий.
— А сумка где? — лихорадочно озирался я. Гаишники за окном надрывались в крике.
— У Маринки, наверное, — предположил он задумчиво. — А там, кстати, денег — куча. Повезло ей! Теперь еще и наживется…
Внутри у меня все сжалось.
— Похоже, мы влипли! — сообщил я вслух.
— Не бойся, — отмахнулся Храповицкий. — Со мной — не пропадешь.
Он опустил окошко и высунул голову.
— Пошли отсюда! — скомандовал он гаишникам. — Построиться в колонну — и марш! Иначе будет плохо!
Гаишники озверели.
— Вылезай из машины! — орали они. — Стрелять будем!
— Вы знаете, дураки, кто я такой? — снисходительно поинтересовался Храповицкий.
— Бандит поганый! Кто же еще! — огрызнулся один из автоматчиков, белобрысый парень с усиками.
— Чурка! — презрительно добавил второй, покрепче, и сплюнул на землю. — Выходи, я кому сказал!
Очевидно, семитскую внешность Храповицкого он принял за кавказскую. Храповицкий вдруг сразу присмирел.
— Ну, раз я чурка, то молчу! — сообщил он, открыл дверцу и соскользнул с сиденья. — Моя не понимать по-русски. Моя будет выходить сдаваться. Нихт фергенюген!
Гаишник, как и я, не знал, что такое «нихт фергенюген». Возможно, и сам Храповицкий имел смутное представление о значении этого загадочного выражения.
— Лапы подними! — на всякий случай приказал тот, что покрепче. Храповицкий послушно поднял руки.
Парень опустил автомат и шагнул к нему. И в эту минуту Храповицкий, сцепив кулаки, с размаху врезал ему в ухо рубящим движением. Тот охнул и рухнул на землю. Дрался Храповицкий по-мужицки: без всякой техники, но с чувством. Он успел еще двинуть белобрысому с левой, но попал не в челюсть, а в нос. Тот взвизгнул, закрыл лицо ладонями, но устоял.
В следующую секунду трое автоматчиков набросились на Храповицкого, сбили его с ног и принялись заламывать руки. Он отчаянно сопротивлялся и что-то азартно выкрикивал. Я кинулся к нему на помощь. К своему стыду, я успел уронить только одного. Потом кто-то ударил меня прикладом по затылку. В глазах потемнело, и я упал. Наверное, потерял сознание.
4
Я пришел в себя через несколько минут. Мы с Храповицким лежали ничком на дороге, уткнувшись лицами в дорожную пыль. Руки у нас были в наручниках, за спиной. Голова гудела, и в глазах вспыхивали искры. Во рту я чувствовал вкус крови и земли. Ребра болели. Видимо, нас успели изрядно потоптать.