Патриция. Сердце не камень

Alony

Первые недели после возвращения, Патриции удавалось избегать посещения балов и приемов. Она не хотела быть в центре внимания мужчин. Теперь все они вызывали у нее отвращение. Часто она ссылалась на головную боль и недомогания. По сути, она никого не обманывала, так как после бессонных ночей выглядела бледной и разбитой.

Мать не раз заикалась, что ей стоит показаться врачу, так как в столь юном возрасте чувствовать себя настолько плохо было тревожным признаком, но Патриция тут же заверяла ее, что с ней всё в порядке. Просто ссора с Фанни выбила ее из колеи,

и ей нужно ещё немного времени, чтобы прийти в себя.

Правда, спустя ещё две недели уже сама Патриция была не так уверена, что по-прежнему здорова. Больше месяца у нее не было обычной для женщин крови. Никогда раньше с ней ничего подобного не случалось. Она решила, что это произошло из-за насилия и той боли, которая ее сопровождала. Она уговаривала себя слишком не переживать по этому поводу. Наверняка, потом всё восстановится. Но спустя еще месяц кровь так и не появилась. А потом Патриция стала чувствовать себя хуже. Теперь ее мучили тошнота и головокружение.

Внутренне она уже стала прощаться с жизнью и родителями. Наверняка, она серьезно больна и совсем скоро умрет. Но может это и к лучшему. В могиле она сможет лежать спокойно и ничто больше не будет тревожить ее и пугать. Патриция изо всех сил старалась скрывать от близких свое состояние. Пусть они пока живут в неведении и ни о чем не беспокоятся до самого ее последнего дня.

Сколько бы Патриция не готовилась к смерти, но проходили недели, а ей не становилось ни лучше, ни хуже. А потом она стала замечать изменения в фигуре. С каждым новым днём живот становился всё больше и больше. Понемногу, помаленьку, но больше. Пока ещё окружающие не замечали небольшую выпуклость, но вот она прекрасно ее видела. В один прекрасный день Патриция посмотрела правде в глаза и честно призналась себе, что больна она отнюдь не опасной болезнью. Но лучше бы ее сразил недуг, чем внутри нее развивалась новая жизнь.

От одной мысли, что ей предстоит выносить и родить ребенка от кого-то из насильников, хотелось умереть. Сколько ещё она сможет скрывать свою беременность? А как потом объяснит, кто отец ребенка? И даже если она выдумает несуществующего любовника, ей придется до конца жизни носить клеймо шлюхи. Никогда больше ее не примут в высшем свете. Все будут избегать не только ее, но и всю их семью. Они станут презираемыми для общества. Изгоями.

Патриция смотрела на свой живот и всем сердцем ненавидела живущего в нем ребенка. Если бы не он, никто бы не узнал о ее падении, но теперь он будет расти и делать очевидным ее положение. Скрытый от глаз людей он лучше любой сплетницы выдаст ее отвратительную тайну всему миру. Все увидят, как низко она пала.

Чтобы как можно дольше оттянуть момент обнаружения ее беременности, Патриция запретила служанкам помогать ей одеваться. Теперь палантин стал неотъемлемой частью ее гардероба. На людях она всегда держала руки сомкнутыми, а когда садилась, то накрывала живот платком. Пять месяцев ей удавалось сохранять свою тайну. Но с каждым новым днём в душе все сильнее нарастал страх быть разоблаченной. Патриция жила в ожидании неминуемой гибели.

Ей часто представлялось, что внутри неё растет не ребенок, а отвратительное чудовище. Не могла она носить в себе милого забавного малыша.

Стоя утром перед зеркалом в ночной сорочке, Патриция приложила руку к животу и рассматривала, насколько больше он стал. Платья уже с трудом застегивались на талии, а ведь это только начало. Нужно было купить себе новые, на несколько размеров больше, но вот как это сделать без ведома матери?

И тут, словно прочитав ее мысли, в комнату вошла Долорес Литтл. Патриция тут же отняла руку от живота и немного сгорбилась, чтобы мать ничего не заметила.

– Патриция, только что пришло приглашение от… – вдруг, миссис Литтл замолчала и уставилась на фигуру дочери. Ей хватило одного только взгляда, чтобы понять, что с юным телом что-то не так.

Долорес пристально смотрела на ее живот, а потом подошла и схватив Патрицию за руку, резко задрала сорочку.

– Матушка, нет! – закричала она и постаралась отстраниться.

– Что это?! – пришла та в ужас. – Ты… Ты… беременна?!

Слова матери прозвучали как приговор. Патриция отпрянула от нее и качая головой, попятилась назад.

Миссис Литтл пребывала в ступоре и смотрела то на лицо дочери, то на ее живот. С каждой пройденной секундой ее лицо багровело, а глаза наливались кровью.

– Да как ты посмела?! – закричала она и подлетев к дочери, залепила ей громкую пощёчину, а потом схватила за плечи и начала трясти. – Ты! Как ты могла?! Ты опозорила всю нашу семью! Кто он?! Кто соблазнил тебя?!

На все вопросы матери Патриция молчала.

– Отвечай мне! – завопила она и дала ей новую пощёчину. – Теперь ты никому не нужна! Мы до конца жизни будем прозябать в нищете, ещё и растить твоего выродка!

– Мама! Мамочка, прости меня! – взмолилась Патриция. Тут же из ее глаз градом полились слезы. – Пожалуйста, прости!

– Да как ты смела предаваться блуду?! Кто он?! Кто этот человек?! Он должен ответить за то, что сотворил с тобой! Я не оставлю это просто так! Он должен понести наказание!

Патриция ещё отчаяннее замотала головой.

– Ну же, говори?! – с силой встряхнула ее Долорес.

Патриция смотрела на мать со страхом и ужасом. Как она расскажет ей, что ее изнасиловали?

– Так значит ты не хочешь говорить?! Решила покрывать своего любовника?! Учти, если сейчас ты мне всё не расскажешь, я пойду к твоему отцу! Уж он то вытрясет из тебя всю вправду!

Но ответа не последовало.

– Хорошо, ты сама этого захотела.

Миссис Литтл отпустила дочь и направилась к дверям. Патриция бросилась за ней и упав на колени, схватилась за ее ноги.

– Матушка, пожалуйста, не говорите отцу! Пожалуйста! Он убьет меня!

Резко остановившись, Долорес обернулась и смотря на нее сверху, снова потребовала:

– Имя?! Имя этого человека?!

– Я не могу его назвать! – обреченно выкрикнула Патриция.

– Почему?!

Закрыв лицо руками, она лишь горько расплакалась. Наступила долгая пауза.