Патриотический подъем в странах Антанты в начале Первой мировой войны

Юдин Николай

В рамках данной главы мы постараемся осветить круг проблем, связанный с деятельностью средств массовой информации в странах Антанты, которая была направлена на осмысление феномена патриотического подъема, поиск и формулирование его идейных оснований. Это позволит нам понять, какие коллективные представления, ценности, способы самоидентификации лежали, по мнению самих современников (прежде всего, представителей интеллигенции), в основе патриотического подъема 1914 года, как они объясняли причины и цели новой войны, к чему призывали своих соотечественников, что, в свою очередь, приблизит нас к пониманию специфики мировоззрения людей той эпохи в целом.

Первая мировая война вывела проблему коллективного самоопределения того или иного общества на совершенно новый уровень: она уже не была предметом дискуссий в узком кругу представителей интеллектуальной элиты, а стала достоянием всего общественного мнения в воюющих странах в целом. Это дало мощный импульс развитию культуры военного времени, в том числе, пропаганды, в которой можно выделить два крупных направления, связанных с разработкой внутренней и внешней мотивации войны соответственно.

Первое из этих направлений концентрировалось на внутренних коллективных образах, ценностях и идентичностях, на представлениях общества о самом себе. Второе направление отвечало потребности в самоопределении через противопоставление воюющих обществ иному, в данном случае его крайнему проявлению – врагу [336] . Конечно, деление пропаганды периода Первой мировой войны на эти крупные направления является условным. В действительности, внутренняя и внешняя мотивация развивались в тесной взаимосвязи и взаимозависимости, и подчас невозможно провести четкую разделительную грань между ними. В то же время, принимая во внимание поставленные исследовательские задачи и необходимость структурировать чрезвычайно разнообразный и обширный фактологический материал, подобное деление, с указанными оговорками, представляется допустимым и целесообразным.

336

Ян X. Русский патриотизм во время Первой мировой войны // Россия (1856–1917) и Германия (1871–1918): Две империи в историографии и школьных учебниках. М., 1999. С. 129.

Прежде чем переходить к анализу основных сюжетов и мотивов пропаганды в странах Антанты, на наш взгляд, необходимо обратиться к рассмотрению объективных условий, в которых вынуждены были функционировать средства массовой информации после начала военных действий. Этот вопрос является отнюдь не праздным. Действительно, к началу Первой мировой войны общественное мнение, в том числе представленное на страницах печатных изданий, начинало играть всё большую роль в жизни европейских государств и, как показали события Июльского кризиса, подчас могло оказывать серьезное влияние на внешнеполитический курс демократических правительств. Так, именно широкий общественный консенсус по вопросу о войне сделал возможным вовлечение в нее Великобритании в августе 1914 года. В то же время, эта новая объективная реальность только начинала осознаваться политическими элитами. И даже тогда, когда правящие круги в достаточной мере оценили значение информации и роль консенсуса в условиях современной войны, они отнюдь не были уверены в том, что могут каким-то образом целенаправленно сформировать или поддержать нужное настроение в широких слоях населения [337] .

337

Bourne J.M. Britain and the Great War, 1914–1918. New York, 1989. P. 200—

201.

Как следствие, участие правительств в пропагандистской деятельности и поддержании общественного консенсуса во всех воюющих странах выразилось, в первую очередь, в мерах запретительного характера, введении жесточайшей цензуры всех новостей, поступавших с театров боевых действий или имевших отношение к войне. Всё это самым непосредственным образом сказалось на содержании газетных и журнальных публикаций того периода.

В Российской империи уже Уголовное уложение 1903 года предусматривало суровые кары за «государственную измену», под которую подводились и так называемые «оскорбления в печати войска или воинской чести» (заключение в тюрьму на срок от 2 до 16 месяцев) [338] . Этот закон, позволявший весьма широко трактовать понятие «оскорбление», был дополнен еще одним, утвержденным Государственным советом и Государственной думой 5 (18) июля 1912 года. Министр внутренних дел получал право на любой срок запрещать сообщение в печати сведений, касающихся внешней безопасности России и ее вооруженных сил [339] . 28 января (10 февраля) 1914 года был опубликован первый «Перечень» сведений, которые запрещалось помещать в печати по военным соображениям. «В него включалось всё, что касалось изменений в вооружении армии и флота, формирования воинских частей, ремонтных работ, стрельб, боеприпасов, маневров и сборов» [340] .

338

Бережной А. Ф. Русская легальная печать в годы Первой мировой войны. Л., 1975. С. 17–18.

339

Бережной А. Ф. Русская легальная печать в годы Первой мировой войны. Л., 1975. С. 18.

340

Там же. С. 19.

Самый канун войны ознаменовался новыми законами, расширявшими полномочия цензоров. 16 (29) июля 1914 года Николай II подписал «Положение о полевом управлении войск в военное время», согласно которому главнокомандующий и военное министерство получили право закрывать органы печати даже без объявления причины [341] . Одной из первых жертв нового закона стала кадетская газета «Речь», закрытая по распоряжению великого князя Николая Николаевича. Интересно отметить, что закрытие газеты совпало с ее переходом к резкому осуждению агрессии Германии [342] . Иными

словами, поводом к санкциям послужил не какой-то конкретный номер газеты, нарушавший цензурные предписания, а ее «недостаточно патриотическая» позиция во время Июльского кризиса, репутация оппозиционного органа [343] . Благодаря посредничеству председателя Государственной думы М.В. Родзянко инцидент был улажен: гранки газеты с патриотическими статьями были доведены до сведения «кого следует» и запрет был снят [344] . Вполне естественно, полному запрещению после начала военных действий подверглись все печатные издания противостоящих России держав [345] .

341

Там же.

342

Милюков П. Н. Воспоминания. М., 2001. С. 480.

343

Государственный архив Российской Федерации [Далее – ГАРФ]. Ф. 102. Оп. 265. Д. 976. Л. 20.

344

Милюков П.Н. Указ. соч. С. 481; Родзянко М.В. Крушение империи и Государственная дума и Февральская 1917 года революция. М., 2002. С. 104–108.

345

ГАРФ. Ф. 102. Оп. 267. Д. 40. Л. 153,154.

Дальнейшее оформление система цензуры в России получила с подписанием царем 20 июля (2 августа) 1914 года «Временного положения о военной цензуре» [346] . В данном документе нас в первую очередь интересует организация цензуры в тылу, за пределами фронтовых районов. Здесь ответственность за досмотр печатных изданий была возложена на Военно-цензурную комиссию, организованную при Главном управлении Генерального штаба, и местные военно-цензурные комиссии при штабах военных округов [347] . В состав Военно-цензурной комиссии входили 9 человек, представлявших Военное министерство, Морское, юстиции, МИД, а также Главное управление по делам печати, Департамент полиции и Главное управление почт и телеграфов МВД. В целом вопросы цензуры находились практически в единоличном ведении военных, для представителей прессы места в комиссии не нашлось.

346

Там же. Ф. 217. On. 1. Д. 1153. Л. 97–98.

347

Бережной А. Ф. Указ. соч. С. 20.

Во многом аналогичным образом была организована цензура во Франции. Согласно закону об осадном положении, принятому 8 августа 1849 года и дополненному в октябре 1913 года, военные власти имели право запрещать любые публикации и собрания, способные повлечь за собой беспорядки [348] . Статья 29 предусматривала немедленное закрытие издания в случае нарушения этого закона, а согласно статье 31 расследование подобных дел находилось в ведении военных трибуналов [349] . В целях дальнейшей регламентации деятельности периодической печати 3 августа 1914 года было создано бюро по делам прессы, подчинявшееся военному министру и, помимо цензуры, призванное заниматься распространением «проверенных» новостей. [350] . 4 августа 1914 года префектам было предписано воздерживаться от опубликования новостей, касающихся военных вопросов, без предварительного разрешения этого бюро [351] . Тогда же был принят закон, согласно которому запрещалось публиковать под угрозой тюремного заключения сроком до 5 лет любые новости, касающиеся мобилизации, боевых действий, положения на фронте или дипломатических переговоров, исключая те, что будут сообщены самим правительством [352] . Для налаживания контактов со средствами массовой информации при военном министерстве 13 августа 1914 года была создана «Комиссия французской прессы», в которую вошли представители различных газетных ассоциаций и агентств, под председательством редактора «Le Petit Parisien» Ж. Дюпюи [353] . Таким образом, в отличие от России, во Франции журналисты и редакторы газет получили возможность для формального взаимодействия с военным ведомством и выработки общих подходов к созданию пропаганды.

348

Becker J.-J. The Great War and the French People. New York, 1986. P. 49.

349

Ibid. P.50.

350

Montant J.-C. L’organization centrale des services d’informations et de propaganda du Quai d’Orsay pendant la Grande guerre. // Les societes europeennes et la guerre de 1914–1918. Paris, 1990. P. 136.

351

Becker J.-J. Op. cit. P. 50.

352

Le Temps. 1914, 7 Aout. P. 3.

353

Becker J.-J. Op. cit. P. 50.

Конец ознакомительного фрагмента.