Патриотический подъем в странах Антанты в начале Первой мировой войны

Юдин Николай

Отдельно стоит упомянуть чрезвычайно сильные русофобские настроения среди радикалов и лейбористов [227] . Одним из краеугольных камней аргументации антиинтервенционистов была идея о том, что если германский милитаризм и представляет опасность для Европы, то русское самодержавие является еще большей угрозой [228] . 1 августа 1914 года либеральная «The Daily Mail» писала: «Если мы сокрушим Германию и сделаем Россию повелителем Европы и Азии, то это будет величайшей катастрофой, когда-либо обрушивавшейся на западную культуру и цивилизацию» [229] . Аналогичные взгляды были характерны для английских лейбористов [230] .

227

Steiner Z. S. Op. cit. P. 231.

228

Taylor A. J.P. The Trouble Makers. London, 1957. P. 127–128.

229

Carsten F.L. War against War. British and German Radical Movements in the First World War. London, 1982. P. 24.

230

Ibid.

Этот

раскол в английской прессе прослеживается вплоть до 3 августа 1914 года. Никакие аргументы консервативных газет не могли сломить либеральную антивоенную оппозицию, которая непоколебимо стояла за строгий нейтралитет Англии в европейском конфликте [231] . Серьезный сам по себе, этот раскол приобретал особое значение для английских политиков, поскольку, и здесь необходимо согласиться с Дж. Ф. В. Кейгером, тогда для многих пресса и была общественным мнением как таковым [232] . Тем более, у власти в Великобритании в тот момент находился либеральный Кабинет. А именно либеральные газеты до последнего момента самым решительным образом выступали против любого вооруженного вмешательства Англии в дела на континенте. И парламентарии, и министры должны были считаться со столь однозначно заявленными антивоенными настроениями своего электората.

231

Eksteins M., Steiner Z.59S. Op. cit. P. 406.

232

Keiger J.F.V. Britain’s “Union Sacree” in 1914 // Les Societes europeennes et la guerre de 1914–1918. Paris, 1990. P. 41.

Но уже 3 августа от этой сильной публичной оппозиции войне не осталось практически ни следа. Причиной такого, невероятного на первый взгляд, перелома в общественных настроениях стал германский ультиматум Бельгии от 2 августа 1914 года с требованием предоставить свободный проход немецким армиям через территорию этой страны.

Угроза нейтралитету Бельгии со стороны Германии стала настоящим подарком для сторонников вступления в войну в их борьбе за симпатии общественности [233] . Мотив защиты маленькой, слабой страны от вооруженной агрессии обладал, как оказалось, просто колоссальной притягательностью. Именно защита Бельгии дала столь необходимое для либерального общественного мнения моральное оправдание войны и отказа от прежних ценностей нейтралитета [234] . Отражением резкой перемены общественных настроений стали различные либеральные издания. Журнал «The Economist», который на протяжении описываемого периода занимал негативную по отношению к участию Великобритании в войне позицию, скрепя сердце признавал, что «если и есть какая-то причина, ради которой можно пожертвовать благосостоянием английского народа, ради которой надо отказаться от политики невмешательства в европейские дела, проводимой Англией со времен Крымской войны, то пусть этой причиной будет защита прав маленького государства» [235] . К 5 августа из всех либеральных газет только «The Manchester Guardian» продолжала выступать против войны [236] . Таким образом, когда 4 августа английское правительство отправило в Берлин ультиматум с требованием вывести немецкие войска из Бельгии, оно опиралось на подлинный национальный консенсус внутри страны.

233

Нейтралитет Бельгии был гарантирован Великобританией, Францией, Россией, Пруссией и Австрией в 1839 г.

234

Haste C. Keep the Home Fires Burning. Propaganda in the First World War. London, 1977. P. 22.

235

The Economist. Vol. 79.1914, 8 Aug. P. 271.

236

АВПРИ. Ф. 133. On. 470. Д. 9.1914 г. Л. 86.

В Англии полемика об участии страны в войне носила особенно ожесточенный характер, здесь, как ни в какой другой стране Антанты отчетливо и громко заявила о себе антивоенная оппозиция. Одновременно ярко проявилось влияние и значение средств массовой информации: здесь процесс активного обсуждения перспективы участия в войне растянулся на целую неделю (28 июля – 4 августа 1914 года), причем всё это время вопрос оставался открытым. Газеты не только успели поупражняться в ведении полемики со своими идейными противниками, но и получили представление об отношении к войне населения страны. Именно в Великобритании пресса в этот период в полной мере реализовала обе свои социальные функции: репрезентация общественных мнений и одновременно их создание, направление [237] .

237

Hale O.J. Op. cit. P.461.

Однако для того, чтобы проследить перипетии складывания национального консенсуса в Англии, равно как в России и Франции, понять его специфические особенности, объяснить крах антивоенной оппозиции, одних лишь материалов прессы недостаточно. Для этого необходимо качественно расширить источниковую базу нашего исследования, обратиться к материалам архивов, источникам личного происхождения и официальным документам стран Антанты, в которых содержится информация о функциональных проявлениях общественных настроений, непосредственная оценка происходящих событий очевидцами.

Как было отмечено выше, 28 июля 1914 года стало поворотным моментом в отношении современников к ситуации на Балканах. Обсуждение перспективы втягивания той или иной великой державы в войну окончательно перестает быть прерогативой узкого круга политиков, дипломатов или военных и становится предметом широкой общественной дискуссии. Охват и масштаб этой дискуссии, равно как и ее специфические черты и значение

с точки зрения формирования внешнеполитического курса, определялись структурными особенностями социального и политического устройства конкретной страны.

В Российской империи публичная сфера, в рамках которой шла полемика по вопросу о войне, ограничивалась сравнительно небольшим кругом представителей образованных, как правило, городских, слоев населения. Писатели, публицисты, ученые, учителя в те дни оказались охвачены водоворотом новых страстей, эмоций. Зачастую они не отдавали себе отчета о тяжелейшей цене грядущей войны и рисовали ее в совершенно утопических, идиллических, оторванных от реальности красках. Характерен пример В. В. Розанова, известного публициста того времени, который писал 30 июля 1914 года: «Что-то неописуемое делается везде, что-то неописуемое чувствуется в себе и вокруг… Какой-то прилив молодости. На улицах народ моложе стал… Всё забыто, всё отброшено, кроме единого помысла о надвинувшейся почти внезапно войне, и этот помысел слил огромные массы русских людей в одного человека» [238] .

238

Розанов В. В. Последние листья. М., 2000. С. 255.

Мессианское звучание приобретала война в глазах искусствоведа Н.Н. Врангеля, младшего брата генерала П.Н. Врангеля: «Мне думается, что грядущая война, в которой все великие державы примут участие, – разрешение вековечного вопроса о борьбе двух начал: Божеского и человеческого» [239] . Ключевую роль в этом отношении, по мнению Н.Н. Врангеля, должны сыграть славяне, «народ-богоносец», призванный вдохнуть новую жизнь в угасающую западную цивилизацию [240] . Уже в этих, самых первых, отзывах интеллигенции на войну были заявлены образы и мотивы, которые впоследствии станут характерными для пропаганды всех воюющих стран периода Первой мировой войны: культ молодости, связанный с культом силы и жизненной энергии [241] ; чувство единения, растворения частного в коллективном целом [242] ; мессианское призвание своего народа, своей нации.

239

Врангель Н.Н. Дни скорби. СПб., 2001. С. 15.

240

Там же. С. 16.

241

Mosse G.L. De la Grande Guerre au totalitarisme: la brutalization des societes europeenes. Oxford, 1990. P. 76; Idem. Fallen Soldiers. Reshaping the Memory of the World Wars. Oxford, 1990. P. 57–63.

242

Leed E. J. No Man’s Land. Combat and Identity in World War I. Cambridge, 1979. P. 70.

Со всех концов империи в МИД присылались телеграммы с выражением поддержки твердого внешнеполитического курса русского правительства в новом международном кризисе. Авторами их, как правило, выступали представители различных патриотических, монархических или националистических организаций и обществ [243] .

Политиков и военных в тот момент больше беспокоили перипетии дипломатических переговоров между великими державами и, прежде всего, неясная позиция Англии, а также отношение к войне широких слоев населения Российской империи. Либералы, в частности П.Н. Милюков, всецело поддерживали внешнеполитический курс Великобритании и считали, что та абсолютно не обязана выступать на стороне царского правительства. П.Н. Милюков признавался: «Я в то время был влюблен в Грея [244] и понимал его мотивы – менажировать разногласия в кабинете и в английском общественном мнении… Голос Грея мне всегда казался голосом государственной мудрости, внутренней честности и благородства» [245] . Со страниц кадетской газеты «Речь» он призывал консервативные газеты прекратить националистическую пропаганду [246] . Тем не менее, постепенно и русские либералы пришли к выводу о неизбежности войны и ее справедливом характере для Антанты. Ключевую роль в этом сыграли действия Германии, которая своими агрессивными внешнеполитическими демаршами вызвала сначала разочарование, а потом негодование в среде либералов [247] . К моменту объявления войны Германией России 1 августа 1914 года кадетская «Речь» уже полностью приняла патриотический тон прочих русских газет, что напрямую отражало перемену в настроениях либеральных кругов.

243

АВПРИ. Ф. 134. On. 473.1914. Д. 12. Л. 1 – 13.

244

В оригинале везде – «Грэй» (прим. Н. Ю.).

245

Милюков П. Н. Воспоминания. М., 2001. С. 477.

246

АВПРИ. Ф. 139 Оп. 476.1914 г. Д. 588. Л. 21.

247

Милюков П. Н. Воспоминания. М., 2001. С. 480.

Капитан Генерального штаба Б.Н. Сергеевский с горечью вспоминал, как в довоенные годы русские офицеры встречали со стороны образованных слоев общества презрительное, враждебное отношение [248] . Накануне войны ситуация изменилась самым радикальным образом: «Я вышел на площадку вагона, где был узнан двумя молодыми людьми, местными дачниками… Они бросились ко мне с вопросами. Это повело к целой овации, масса молодежи стащила меня с площадки на перрон, пыталась качать, кричала «ура!»; меня целовали» [249] .

248

Сергеевский Б. Н. Пережитое. 1914. М., 2009. С. 4.

249

Там же. С. 23.