Патриотический подъем в странах Антанты в начале Первой мировой войны
Шрифт:
Однако это принятие войны и основанный на нем консенсус так и не охватили в последние предвоенные дни широкие слои населения Российской империи. Рабочие мало интересовались внешней политикой: куда больше их беспокоила борьба за свои экономические интересы, противостояние с полицией и фабрикантами [250] . Тем более, внешнеполитические известия не могли поколебать устоявшееся, традиционное течение деревенской жизни [251] . Вот как описывал настроения в деревне современник, И. В. Кучеренко, чьи записки хранятся в Государственном архиве Российской Федерации: «В деревне всё тихо и спокойно, никто не думал, что в скором времени разразится гроза, гроза над всем миром, и что каждому из нас придется оставить на время, а иному и навсегда, свой родной дом, отца, мать, а иному жену и детей» [252] . Поэтому чиновники и военные с большим беспокойством следили за настроениями населения в те судьбоносные дни, гадая, как оно отреагирует на начало новой войны [253] . Русское правительство, и в этом ярко проявляется специфика государственного устройства империи, когда вступало в войну, не опиралось на массовую поддержку населения своей страны, да и не испытывало в этом острой нужды. Консенсус и патриотический подъем в лучшем случае охватили правящую элиту и образованные слои населения России. Именно эти
250
Коллонтай А. М. Отрывки из дневника, 1914 г. Л., 1924. С. 4; Пирейко А. В тылу и на фронте империалистической войны. Л., 1926. С. 7.
251
Арамилев В. В дыму войны. М., 1930. С. 3.
252
Государственный архив Российской Федерации [Далее – ГАРФ]. Ф. 6281. Оп. 1.Д. 178. Л. 1.
253
Джунковский В.Ф. Воспоминания, 1905–1915. Т. 2. М., 1997. С. 373–374.
Отношение же к войне широких народных масс городских и сельских обывателей оставалось загадкой для современников вплоть до получения первых сообщений об успешном ходе мобилизации. Сложилась парадоксальная на первый взгляд ситуация: в Российской империи, в стране, где раньше, чем в Великобритании и Франции, развернулась масштабная пропаганда в пользу войны, где антивоенная оппозиция практически не имела возможности громко заявить о себе или призвать своих сторонников к антимилитаристским, антиправительственным акциям, подлинный консенсус в общенациональном масштабе до начала боевых действий так и не оформился. Парадоксальность этой ситуации становится еще более очевидной при сопоставлении реакции российского общества на события Июльского кризиса с реакцией населения Англии и Франции.
Во Франции в последние предвоенные дни (28 июля – 3 августа 1914 года) развернулась по-настоящему широкая дискуссия по вопросу о вмешательстве страны в австро-сербо-русский конфликт. Громко заявила о себе оппозиция в лице социалистов, анархистов и профсоюзов. В ответ на призывы левых по всей стране прокатились антивоенные митинги, шествия и собрания [254] . Особенно крупные манифестации прошли в Бресте (5000 участников), Монлюсоне (10000) и Лионе (около 20000) [255] . В Реймсе произошли столкновения между демонстрантами и полицией [256] . При этом все отмеченные функциональные проявления антивоенных настроений отнюдь не замалчивались: «L’Humanite» и «La Bataille Syndicaliste» подробно и сочувственно освещали антивоенные акции в различных департаментах и городах [257] .
254
AN. F. 7. 13348. Versaille. 1914, 31 Juil.; Ibid. Lorient. 1914, 28 Juil.; Ibid. Brest. 1914, 29 Juil.; Ibid. Grenoble. 1914, 29 Juil.; Ibid. Chalon. 1914, 30 Juil.; Ibid. Lyon. 1914, 30 Juil.; Ibid. Lille. 1914, 30 Juil.; Ibid. Lens. 1914, 30 Juil.
255
Loez A. La Grande Guerre. Paris, 2010. P. 12.
256
AN. F. 7.13348. Chalon. 1914, 30 Juil.; Loez A. Op. cit. P. 12.
257
AN. F. 7. 13348. L’Humanite. 1914, 30 Juil.; Ibid. 1914, 1 Aout; La Bataille Syndicaliste. 1914, 31 Juil.; Ibid. 1914,1 Aout.
Тем не менее, на наш взгляд, не стоит преувеличивать силу и распространенность антивоенных настроений во Франции накануне Первой мировой войны. Во-первых, как и во время Июльского кризиса, на призывы левых средств массовой информации откликнулись, прежде всего, активисты профсоюзов, убежденные социалисты, анархисты и пацифисты. Об этом говорит сравнительно небольшое количество участников демонстраций в конце июля – начале августа 1914 года. В большинстве случаев префекты докладывали о нескольких сотнях демонстрантов. Даже масштабные манифестации в Бресте, Монлюсоне и Лионе уступали по размаху антивоенным выступлениям в Англии и Германии [258] .
258
Loez A. Op. cit. Р. 12.
Во-вторых, потенциал левой оппозиции сковывался внутренними противоречиями. Социалисты оставались расколотыми по вопросу об отношении к участию страны в войне. Крайне левые взгляды отстаивал Г. Эрве, который утверждал, что социалисты ненавидят свою родину и являются антипатриотами [259] . Столь радикальные взгляды не находили поддержки даже среди социалистов, не говоря уже о широких слоях населения. Противоположную позицию занимал Ж. Гед, считавший подобные идеи в условиях обострения международной обстановки контрреволюционными и нецелесообразными, поскольку они подрывали обороноспособность Франции, страны с наиболее развитым социалистическим движением, и ослабляли влияние партии в народе [260] . В какой-то степени уравновесить две крайности стремился Ж. Жорес. Исходя из идеи, что существуют, с одной стороны, справедливые, оборонительные войны, а с другой – империалистические и захватнические, Ж. Жорес считал, что в случае, если Франция подвергнется внешней агрессии, долг пролетариата и социалистов выступить с оружием в руках в защиту республики; если же в качестве агрессора выступит французское правительство, то рабочий класс должен ответить всеобщей забастовкой и даже восстанием [261] .
259
Wohl R. French Communism in the Making, 1914–1924. Stanford, 1966. P. 45.
260
Ibid. P.46.
261
Ibid.
Точка зрения Ж. Жореса заслуживает особого комментария, так как она представляла собой попытку примирения пролетарского интернационализма, который традиционно проповедовали социалисты, с патриотизмом, идеей о необходимости защиты родины от внешней угрозы. На наш взгляд, это теоретическое обоснование допустимости для социалистов выступления с оружием в руках в защиту своего государства нужно было скорее левой интеллигенции, давая ей моральное оправдание отходу от прежних интернационалистских идеалов. Широкие слои населения, рабочие, не испытывали подобной внутренней дилеммы: их мировоззрение сочетало в себе национализм и интернационализм, верность родине и верность классу [262] . Именно это сочетание различных лояльностей во многом и предопределило ограниченность антивоенных выступлений накануне Первой мировой войны. Усилиями газет, в том числе «L’Humanite», новая война представлялась современникам как справедливая, оборонительная.
262
Хобсбаум
В итоге в первые дни августа 1914 года национальный консенсус по вопросу о войне распространился даже на те социальные группы, которые правительство считало неблагонадежными и к борьбе с которыми готовилось. Казалось, что буквально за несколько часов все пацифистские и интернационалистские теории и клятвы, годами пропагандировавшиеся социалистами, были сметены и забыты.
В-третьих, еще до объявления всеобщей мобилизации сообщения об антивоенных выступлениях отнюдь не были доминирующими в донесениях префектов. В большинстве департаментов настроения населения описывались как «спокойствие», «решительность», «готовность выполнить свой долг» [263] . Об этом же докладывал в Петербург А.П. Извольский со ссылкой на ближайшее окружение президента Пуанкаре [264] . Отмечались различные проявления патриотических чувств: в ресторанах и кафе у музыкантов требовали играть «Марсельезу», в иных случаях молодые люди сами начинали исполнять национальный гимн [265] ; происходили патриотические манифестации; были зафиксированы столкновения с социалистами, пытавшимися выступать с антивоенными лозунгами, в результате полиция была вынуждена вмешаться, чтобы защитить агитаторов от толпы [266] .
263
AN. F. 7.12934. Epinal. 1914, 29 Juil.; Ibid. Toulon, 1914,31 Juil.; Ibid. Dijon. 1914, 31 Juil.; Ibid. Bordeaux. 1914, 30 Juil.; Ibid. 31 Juil.; Ibid. F. 7.13348. Dijon. 1914, 29 Juil.
264
АВПРИ. Ф. 133.1914. On. 470. Д. 378. Л. 196,197.
265
AN. F. 7.12934. Besangon. 1914, 31 Juil.; Ibid. Bordeaux. 1914, 31 Juil.
266
Ibid. F. 7.13348. Basses-Pyrenees. 1914, 31 Juil.
Если накануне мобилизации открытые проявления националистических чувств и энтузиазма оставались уделом сравнительно небольших групп националистов, роялистов и членов различных патриотических обществ, и вряд ли являются репрезентативными при оценке настроений населения в целом, то, начиная с 1 августа 1914 года, с момента объявления всеобщей мобилизации во Франции, можно констатировать, что широкие народные массы приняли идею войны.
Донесения об общественных настроениях за конец июля 1914 года не носят систематического характера, возможно, отражая личную инициативу того или иного префекта. Ситуация меняется 2 августа, когда префекты получают распоряжение докладывать в Париж о реакции населения на приказ о мобилизации. Многочисленные телеграммы описывают энтузиазм и патриотический подъем, которыми было отмечено начало мобилизации [267] . Современники отмечали воодушевление среди призывников, манифестации под флагами Антанты, которые иногда организовывались гражданами нейтральных стран [268] , случаи массового перехода границы эльзасцами, желающими сражаться за Францию [269] . Многие писали, что объявление войны вызвало сплочение общества перед лицом внешней опасности [270] . Более того, в некоторых департаментах социалисты отменили ранее запланированные антивоенные акции, решив поддержать правительство [271] .
267
AN. F. 7. 12937. Aisne. 1914, 2 Aout; Ibid. Ardeche. 1914, 2 Aout; Ibid. Aveyron. 1914, 2 Aout; Ibid. Correze. 1914, 2 Aout; Ibid. Maine-et-Loire. 1914, 3 Aout; Ibid. F. 7. 12938. Basses-Pyrenees. 1914, 2 Aout; Ibid. Pyrenees-Orientales. 1914, 3 Aout; Ibid. F. 7. 12939. Somme. 1914, 2 Aout; Ibid. Sarthe. 1914, 3 Aout; Ibid. Savoie. 1914, 2 Aout.
268
Ibid. F. 7. 12937. Bouches-du-Rhone. 1914, 2 AoCit; Эррио Э. Из прошлого. M., 1958. C. 35.
269
AN. F. 7.12937. Belfort. 1914, 5 Aout.
270
Ibid. Ardeche. 1914, 5 Aout; Ibid. F. 7.12938. Rh6ne. 1914, 2 Aout.
271
Ibid. F. 7.12938. Cote-d’Or. 1914, 2 Aout; Ibid. F. 7.12939. Tarn. 1914, 2 Aout.
С наибольшей силой патриотический подъем проявился, вполне предсказуемо, в Париже. Многочисленные демонстрации под лозунгами «Долой Вильгельма!», «Долой Германию!», «Нам нужен Эльзас!» фиксировались в разных частях города [272] . Такую же картину рисует в своем письме из Парижа анонимный русский автор, по всей видимости, политэмигрант (письмо было перлюстрировано): «2-го августа здесь началась мобилизация. Буквально нет семьи, из которой бы не ушел весь цвет… С виду мужчины ушли бодро и будут драться злобно. Все считают выступление необходимостью» [273] .
272
Ibid. F. 7.12936. Paris. 1914, 2 Aout; Игнатьев А. А. Пятьдесят лет в строю. Т. 2. М., 1955. С. 12–13; Barnard Ch. I. Paris War Days. Boston, 1914. P. 5–6.
273
ГАРФ. Ф. 102. On. 265. Д. 976. Л. 99.
А вот как вспоминает эти дни Робер Пусти (Robert Poustis), французский студент, участник Первой мировой войны: «Все кричали и рвались на фронт. Машины и железнодорожные вагоны, перевозившие солдат, были увешаны национальными флагами и пестрели призывами: “На Берлин!” <…> Мы думали, война продлится два, ну или три месяца» [274] . В лозунгах тех дней часто фигурировали реваншистские мотивы [275] .
А.П. Извольский в первые дни войны достаточно часто сообщал в секретных телеграммах о состоянии французского общества. Он отмечал царящие и в столице и в провинции энтузиазм и воодушевление [276] . Сбылось предсказание консервативной прессы: общество, казавшееся накануне войны совершенно разобщенным, разделенным политическими противоречиями, сплотилось перед лицом внешней угрозы [277] .
274
Arthur M. Forgotten Voices of the Great War. A History of World War I in the Words of Men and Women Who Were There. Cambridge, 2004. P. 11.
275
Ibid.
276
Российский государственный военно-исторический архив [Далее – РГВИА]. Ф. 2000. On. 1. Д. 3436. Л. 28, 33, 57; АВПРИ. Ф. 133.1914. Оп. 470. Д. 60. Л. 74.
277
Le Matin. 1914. 26 Juil. Р. 1.