Патрис Лумумба
Шрифт:
Все эти постулаты заучивались школьниками как таблица умножения, запоминались как собственное имя. В официальном учебнике утверждалось: «Деятельность колониальных держав дает полное основание утверждать, что прогресс, достигнутый африканским населением под их бескорыстным руководством, составляет предмет гордости и является наиболее светлой главой в истории западной цивилизации».
Так густо врать в самом Брюсселе не отважилась бы и самая проколониальная газетенка, в Конго же подобные формулировки преподносились школьникам. Как разобраться африканцу что к чему? И писали: «Закон от 12 августа 1925 года, согласно которому территории Руанды-Урунди присоединяются к Бельгийскому Конго… был на редкость прогрессивным. Все было организовано с учетом опыта, приобретенного за время управления Конго, а развитие этой территории является лучшим доказательством того, что методы управления были прекрасными. После второй мировой войны Бельгия продолжала насаждать
И все в таком же роде — в начальной школе, в специальных технических учебных заведениях, в только что открывшемся университете Лованиум. Неимоверное бахвальство пронизывало все: речи официальных представителей и рекламные брошюры, послания папских легатов и проповеди священников. Когда бизнесмены наводнили Конго и Леопольдвиль превратился в современный город с многоэтажными зданиями и асфальтированными магистралями, о нем писали: «С закатом солнца конторы и фабрики закрываются. Тысячи велосипедистов едут по столичным улицам. Туземный город напоминает в эти часы Копенгаген. Сияют неоновые рекламы. Американские лимузины везут элегантных конголезок, одетых в яркие ткани. Маленькие керосиновые лампы, стоящие на земле между нарядно-броскими лотками на вечернем рынке, светятся в каких-нибудь ста ярдах от неоновых витрин, освещающих главную улицу Леопольдвиля. Массивные манговые деревья прошлого века постепенно уступают бетону. Цивилизованный и дикий, северный и тропический, Леопольдвиль наглядно демонстрирует соединение двух культур, двух цивилизаций, которые, пережив взаимное отчуждение, стараются в настоящее время лучше понять друг друга и объединиться. Посмотрите: виртуоз пианист, кумир лучших концертных залов Европы, выступает перед избранным туземным обществом. А в то же самое время черный художник выставляет свои картины в самом большом банкетном зале африканской столицы».
Какой-то колониальный бакалавр соорудил исследование, в котором с соответствующей эрудицией доказывал, что Бельгия в Конго начала с нуля. Обращаясь к прошлому веку, подающий надежды ученый подчеркивал то обстоятельство, что Бельгия активно выступала против работорговли.
Одно открытие следовало за другим: Бельгия, оповещал бакалавр, организовала конголезское общество без расовой дискриминации. Конголезская демократия сливается с традиционной бельгийской, о чем каждый день вещает по радио первый конголезский диктор мадемуазель Кабало. Бельгия не намерена нарушать африканские традиции: она поддерживает их и сохраняет клан как основу конголезского общества. В бельгийско-конголезской коммуне вожди племен занимают достойное почетное место. Бельгия в высшей степени уважает философию банту. Суть этого бельгийского колониального взгляда на конголезское общество такова: оно должно застыть, законсервироваться, очистившись от некоторых недостатков, шокирующих цивилизованных европейцев. Пусть африканец остается в саваннах и джунглях. Пусть он слепо подчиняется вождю деревни и племени: бельгийские франки сделали свое дело, и относительно лояльности вождей не может быть сомнений. Африканец покорен властям тогда, когда он проживает в своей хижине. В этом случае он не утрачивает своих добрых качеств. Его развращает городская обстановка. По своей природе африканцы — ораторы. Дай им волю, и они будут митинговать сутками, забросив свои занятия. Европейца образование возвышает, африканца оно портит. Поэтому все должно быть умеренным. Африканец ни в коем случае не должен забывать, что он негр и что его ведет к прогрессу и процветанию европейская держава…
В некоторую благотворность бельгийского влияния Лумумба верил, хотя эта вера все более подтачивалась и таяла. По крайней мере, он считал, что без Бельгии Конго не сможет нормально развиваться и существовать. Стэнливиль укреплял его взгляды. В городе существовала коммуна батетела: Лумумбу избрали президентом землячества. Рамки этой общины, родной и близкой, казались ему тесными, а в ряде случаев консервативными. В 1955 году он становится одним из руководителей бельгийско-конголезской ассоциации, в создании которой принимал активное участие господин Отрик, президент богатейшей компании «Бельжика». Капиталист, который никак не желал, чтобы его считали
Крупный колониальный чиновник Боссери выступал с иных позиций: он заявил, что полностью согласен с Патрисом, когда он требует независимости для Конго. Но, по его мнению, политика не делает человека великим в наше время. Лидеры политических партий или продажны, или жалки сами по себе. Лучше вовремя отойти от этого неблагодарного занятия. Он, Боссери, бельгиец, преклоняется перед литературным талантом Лумумбы.
— Если ты согласишься, — откровенничал он, — то я тебя устрою в одном из лучших университетов Бельгии. Ты будешь читать лекции по истории, географии и этнографии. Популярность тебе обеспечена. В Брюсселе будешь издавать свои книги. Ты по призванию ученый, аналитик. В Бельгии ты будешь членом многих обществ и университетских коммун. Мне нужно твое согласие…
В Кизангани существовали и религиозные секты: «Свидетели Иеговы», кинтвади, пророка Дьедоннэ, миссия черных, движение хаки, организации «Армии спасения», секта китавала и многие другие. Из лесного массива Итури прибыла в Кизангани большая группа пигмеев и создала свое общество, которое провозгласило своим лозунгом: «Пигмеи — тоже люди». Были переселенцы из Уганды, Южного Судана, из Руанды и Бурунди. В Конго они выискивали политическую партию или лидера, с которыми они смогли бы соединить свою судьбу. Секта китавала была запрещена, члены ее действовали подпольно. Они собирались в ночное время и каждый раз в новых местах. Лумумба ходил к ним, и они считали его своим человеком, доверяли ему. Секта присылала ему извещения: приглашали на собрание. Адреса не указывали. Но африканец, который вручал послание, изъявлял готовность быть проводником. Неудобно было отказываться, и Лумумба согласился пойти к отцам китавала.
И им нужен был вождь. Членами секты китавала были одни африканцы. Главное требование — Африка для африканцев. Движение выступало также за равенство в оплате независимо от национальности рабочего. Антиколониальная направленность была очевидна. Что же такое китавала в политическом плане? Подземный ручей, которому так и не суждено пробиться на поверхность. Конспиративность секты настораживала бельгийские власти, которые обвиняли китавала в тайном отправлении обрядов, запрещенных законом. Африканец, вступая в секту, давал торжественную клятву, что никогда и ни при каких обстоятельствах не сознается, не раскроет своего членства, не выдаст руководителей,
Лумумба так ни о чем и не договорился с лидерами китавалы. Он не смог убедить их в том, что сектантское движение в силу его узости и ограниченности не в состоянии решить общеконголезских проблем. Нужно мощное национальное течение, которое бы вобрало в себя отделения в провинциях, городах и деревнях. Как найти слово, объединяющее всех конголезцев независимо от религиозных и племенных различий?
Лумумба основывает газету «Ухуру» («Свобода»). Материалы публиковались в ней на двух языках — французском для интеллигенции, и для сельского населения провинции — на суахили. Он начинает издавать еженедельник «Индепенданс». По инициативе Лумумбы создается Национальный союз конголезских трудящихся. В 1955 году он избирается председателем провинциальной секции профсоюза служащих-африканцев. Он писал статьи для газеты, тираж которой все время возрастал, сочинял стихи и отправлял их то в Брюссель, то в Париж, выступал на митингах и собраниях и в городе, и за его пределами.
В 1956 году Лумумба с группой конголезцев побывал в Брюсселе: перед Всемирной выставкой, открытие которой готовилось в бельгийской столице, шла усиленная идеологическая обработка африканцев. Лумумбу приглашали министры, лидеры бельгийских политических партий. Ему предлагали высокий пост в министерстве колоний. Отказался. Ну, а согласен ли он быть бургомистром Леопольдвиля? Нет, и на это не согласен. Тогда колониальные власти испробовали другой метод: Лумумбу арестовали. Он отбыл шесть месяцев предварительного заключения. Первое знакомство с конголезской тюрьмой состоялось. Выйдя из заключения, Лумумба собирает своих единомышленников и обсуждает с ними устав новой политической партии: Конголезское национальное движение (НДК) заявило о себе в октябре 1958 года. Он все реже встречается с либералами и социалистами: в Ки-зангани белые поселенцы создали либеральную партию и социально-христианскую. И в ту и в другую входило несколько африканцев — преимущественно эволюэ.
После возвращения из Аккры Лумумба вместе с другими конголезскими делегатами опубликовал манифест с требованием независимости для Конго уже в 1960 году. С этого момента началась колониальная кампания против «учеников Нкрумы и Секу Туре», против «конголезских коммунистов». Лумумба несколько раз выступал в Леопольдвиле: нигде до этого он не собирал такой большой аудитории. Он проводил мысль о едином и неделимом Конго. Касавубу поддерживал эти требования, иногда сопровождая их оговорками насчет того, что относительно незначительных расхождений во взглядах партий можно будет легко прийти к соглашению после независимости. На митинге в общине Калуму Лумумба заявил: