Патрис Лумумба
Шрифт:
В Касаи фамилия Калонжи весьма распространенная. Эварист Калонжи — брат Альбера, был президентом Движения солидарности балуба. Сенатор Исаак Калонжи вошел в коалицию с картелем БАЛУБАКАТ, с ФЕДЕКА и АТКАР. У него были прекрасные взаимоотношения с Жозефом Касавубу и его партией. Тимофей Калонжи, президент объединения «Нгонга Мулуба», сколотил свою партию в Леопольдвиле из касайских беженцев. Был жив еще Герман Калопжи, отец Альбера и Эвариста, также принимавший участие в политических делах. Эммануэль Мокупа Калонжи возглавлял провинциальное бюро партии Альбера Калонжи, отделившейся от лумумбистского движения. Раскол в партии Национальное движение Конго произошел летом 1959 года: Жофер Илео, Альфонс Нгувулу, Сирил Адула и Альбер Калопжи, входпвшие в состав руководства партией, обвинили Лумумбу в узурпировании власти и демонстративно
В Кокийавиле возникла Партия национального прогресса — ПНП. Африканцы переделали ее в «пенепе», что на языке лингала означает «продажная». Ее еще звали «партией подкупленных африканцев». В Экваториальной провинции Жан Боликанго обнародовал манифест о создании Объединенной партии конголезцев — ПУНА. Многие партии назывались социалистическими, народными, патриотическими, африканскими и т. д. Каждое племя старалось не отстать от другого. Возникали Партия защиты народа лулуа, Объединенное движение басонге, Коалиция касайцев, Союз народа баянзи, Объединение племени монго. В 1960 году было зарегистрировано свыше 40 политических партий.
Дробность течений и направлений была поразительна. В провинции Леопольдвиль в апреле 1959 года возникла Партия африканской солидарности. Главенство АБАКО было поколеблено. В комитет новой партии вошли: Антуан Гизепга, Клеофас Камитату, Пьер Мулеле, Габриэль Юмба, Рафаэль Кинки, Массена, Мулунду и другие. Жозеф Касавубу не замедлил с предложениями: он направил своих представителей к Аптуапу Гизенге, с тем чтобы выработать единую программу действий. Партия африканской солидарности не спешила с ответом. Она заняла выжидательную позицию. Гизепга несколько раз встречался с Патрисом Лумумбой.
Вожди и президенты партий получили возможность высказать свои взгляды на страницах печати. АБАКО заявило о своем намерении объединиться с Браззавильским Конго. Газета «Ремарк конголез» писала: «Белый будет находиться в нашей стране в большей безопасности, чем у себя на родине. Его капиталы дадут богатые прибыли. А его участие в административных органах обеспечено». Вождь из Восточной провинции Эбандромби изложил свою программу в следующих словах: «Ни один колонист не отнимал у нас земель… Мы хотим работать рука об руку с европейцами, которые стали, как и мы, жителями нашей страны. Между колонистами и нами не может возникнуть никаких разногласий».
Жозеф Касавубу в это время подружился с Панзу Фумукула, киамфу, королем племени банка. Тот выступал за немедленное изгнание всех европейцев и в первую очередь бельгийцев. В сложном политическом водовороте можно было, однако, уловить некоторые закономерности: о них писала газета «Авенир», издающаяся на бельгийские деньги. «Прежде всего следует отметить, — констатировала газета, — что патернализм не оправдывает себя и что Бельгия сохранит в запасе козыри на будущее, если она согласится обдумать свое отношение к имеющимся в настоящий момент перед ней двум диаметрально различным течениям общественного мнения в Конго. Предельно четкий раздел пролегает между теми, кто посматривает на Аккру или другие места, и теми, кто в отчаянии обращается к Бельгии».
Аккру вспоминали частенько. В глазах колонизаторов Гана при Кваме Нкрума была олицетворением нового африканского государства, которое намерено последовательно бороться с засильем империалистов и постепенно вытеснять позиции сильнейшего британского хищника. Коммунистический ярлык приклеивался к ней ради того, чтобы отпугнуть от подобного направления конголезцев, раздумывающих над выбором пути. Да, многие видели будущее Конго в тесном союзе с Бельгией. Нельзя такие взгляды назвать проколониальными: союз с метрополией диктовался практическими соображениями. Перед независимостью ни одна политическая партия в Конго не выступала за разрыв
Незрелость политического движения в Конго — результат исторического процесса. К руководству партиями пришли служащие средней руки. Почти все они длительное время вращались в бельгийской сфере обслуживания и без опекунства Бельгии не мыслили своего существования. Клерк компании или банка отрывался от родной почвы: он ушел из деревни или города, оставил семью, его воспитавшую, и в значительной степени утратил, растерял характерные черты своего народа. Образование у него жиденькое: он ничему серьезному не учился. Бельгийские курсы и школы, куда принимались конголезцы, готовили служащих, пригодных лишь для работы в колониальной стране.
В мае 1959 года Национальное движение Конго опубликовало свою первую программу. В ней говорилось о необходимости создания независимого демократического государства Конго, о проведении всеобщего голосования. Программное заявление партии осуждало расовый подход к разрешению национального вопроса. В экономической части программа предусматривала пересмотр статуса монополий и компаний, введение твердой заработной платы для конголезцев. Говорилось и о «разумном уважении» европейских вложений в конголезскую экономику. Национальное движение Конго разработало программу социального обеспечения трудящихся, о чем ни слова не говорилось в программах других партий. Был выдвинут лозунг об обязательном школьном обучении. Значительное место отводилось работе партии с молодежью, привлечению к движению женщин. Съезд партии, проходивший в Лулуабурге, осудил федералистские тенденции, проявляющиеся в тактике многих союзов и организаций. Национальное движение Конго наживало врагов внутри страны…
Король Каса, постоянно сидевший в Леопольдвиле, приглашал лидеров наиболее влиятельных политических партий в столицу, вырабатывая с ними общую программу действий. Партия африканской солидарности, имевшая солидные позиции в районах Кванго и Квилу, поддерживала федералистские тенденции АБАКО. Партия Жозефа Касавубу претендовала на исключительное положение и выставляла себя единственной, имеющей законное право вести переговоры с бельгийским правительством от имени всего Конго. Любое посягательство на это право встречалось в штыки. Появление новых партий в Баконго причиняло беспокойство деятелям АБАКО, но, оказавшись перед фактами, они стремились подчинить себе руководителей новых объединений. Сам Касавубу смотрел скептически на возможность создания единой конголезской партии, как и единого Конго: эти лозунги он относил к митинговым, которым никогда не суждено будет прочно осесть на конголезской земле. Он находил собеседников, разделяющих его точку зрения. Однажды в Леопольдвиль прилетел Моиз Чомбе. Они и до этого встречались, но на этот раз основательно поговорили и остались довольны беседой.
Касавубу обрадовался прибытию катангского гостя. Пожалуй, никто, кроме Моиза Чомбе, не имел таких связей с бельгийскими государственными деятелями. С ним вели беседы министры из Брюсселя, миллионеры катангских компаний, профессора, публикующие статьи и книги о будущем Конго. Политическую атмосферу в бельгийской столице он знал в деталях.
Чомбе преуспевал и как политик, и как предприниматель. Он умел ладить со всеми: с вождями, с бельгийскими капиталистами, с католическими священниками, со своими сторонниками и противниками. При случае разносил в пух и в прах бельгийцев, но в их компаниях состоял держателем акций. В городах Катанги и самом Элизабетвиле имел свои отели и магазины. Частную собственность он уважал, поскольку сам являлся собственником. Чомбе был прирожденным оратором — он в любой момент готов был произнести импровизированную речь. Он оперировал примерами, взятыми из практики всех стран современного мира. На митинге рабочих возьмет и скажет, что в Советской России нет безработицы, а в Катанге она есть. Он заявлял о том, что народное образование и медицинское обслуживание он организует с помощью советских специалистов, которых пригласит, как только Катанга станет независимой. Соединенные Штаты хвалил за дух предпринимательства, но резко критиковал за расистскую политику по отношению к „негритянским братьям“.