Пауки и иерархи
Шрифт:
— Тогда почему стражник так испугался их визита? Мне даже показалось, будто дело не в том, что он боится в чем-то проговориться. Страх вызывают сами Вопрошающие.
Теаган вынырнул из размышлений и посмотрел на меня удивленно.
— Вы когда-нибудь подвергались ментальному допросу?
— Да, было дело, — причин это скрывать я не видел.
— И мысль, что допрос может повториться, вас не пугает?
— Нет, — я тоже удивился. — А должна пугать? Почему?
— Большинство людей такие допросы переносит тяжело. Некоторые, я слышал, утверждали, что предпочли бы физические
— Вот как, — я потер подбородок. — Нет, я такого утверждать не стану. Ментальный допрос, конечно, вещь не особо приятная, но больше для самолюбия. Досадно, когда слова вылетают вперед мыслей. Да и ляпнуть можно что-то обидное, — я вспомнил, как во время допроса у Хеймеса признался, что сперва думал зарубить Кастиана в его илусе. Кастиан, вроде, не обиделся, но все равно нехорошо получилось.
— У вас, Рейн, крепкая психика, — после паузы произнес Теаган. — Но, должен сказать, что у всех Достойных Братьев есть еще одна причина бояться Вопрошающих. Когда Братья проходят посвящение в орден, их врожденные ментальные щиты усиливаются. Это не полная защита, как у жрецов, но близко к ней. Соответственно, и пробить ее очень сложно… А для объекта допроса, боюсь, еще и очень болезненно.
Тут мне вспомнилось предупреждение Кастиана о церковниках. Они, мол, все мозги выпотрошат и очень повезет, если из их застенок выйдешь в здравом уме.
— О чем вы думаете, Рейн?
Приводить мнение Кастиана я, естественно, не стал. Сказал о том, что заметило мое чутье на ложь.
— Думаю, что стражник верил в то, что говорил. Он видел кого-то, похожего на меня, выходящего из Обители.
— И кого же он мог видеть?
— Демона-мимика? — предположил я.
— Исключено, — Теаган качнул головой. — Ни один демон не может проникнуть в Обитель.
— А если это не обычный демон, а высший? И если у него тут сообщники?
Во взгляде Теагана мелькнуло сомнение.
— Такого никогда прежде не случалось… Нет, как бы сильно мои враги меня не ненавидели, но с демонами, тем более высшими, они не свяжутся, а без разрешения иерарха никакой демон в Обитель не войдет, — добавил он уже уверенней.
Спорить я не стал — бессмысленно спорить о том, в чем не разбираешься, а о свойствах Обители я знал только то, что рассказал мне Теаган.
— Из ворот мог выйти лицедей, умеющий менять свою внешность гримом, — выдал я вторую версию. — А якобы форма Академии на нем — это обычная одежда подходящего цвета и кроя; без использования заклинаний или рун даже маги не смогут отличить, соткана ткань из живых нитей-симбионтов или же из хлопка и шерсти. Стражников о моем появлении вы предупредили давно, они могли рассказать об этом кому-то еще, даже без всякого злого умысла, и ваши враги заранее придумали, как от меня избавиться. А мой визит в Первый Храм они легко могли предсказать — это ведь легендарное место, мало кто откажется от возможности побывать там.
Теаган слушал меня, все сильнее хмурясь.
— Это… вполне возможно, — согласился он. — Я был изумлен тем, как быстро все произошло. Однако, если вы правы и подготовка шла давно, то ничего удивительного. Но тогда вряд ли они ограничились только
— Значит, меня будут пытаться убить снова, — я вздохнул и предложил: — Может, зайдем еще к одному задержанному и вернемся наверх?
Беседа со вторым стражником ничем не отличалась от беседы с первым, разве что второй выглядел еще более нервным и испуганным. Что не помешало ему настаивать, что он своими глазами видел меня выходящим из Обители. Ему Теаган тоже пообещал визит Вопрошающих, но уже без особого чувства.
Когда мы поднялись по лестнице, обед как раз накрывали. За столом оказались только мы двое. Я ждал, как положено по этикету, пока хозяин дома не начнет есть первым, но Теаган сел за стол и о еде будто забыл. У него был вид человека, погруженного в такие глубокие размышления, что казалось неправильным его оттуда вытаскивать. С другой стороны, я успел проголодаться…
— Светлейший, — позвал я негромко.
Он заморгал, посмотрел на меня.
— А, задумался, простите, — и потянулся положить себе в блюдо зеленого салата. Однако рука с вилкой замерла в воздухе, а на лице жреца промелькнуло выражение, какое бывает у человека, вдруг осознавшего что-то важное.
— Рейн, прошу вас, ничего здесь не трогайте! — проговорил он, вернув вилку на место и торопливо поднимаясь со стула. — Я сейчас вернусь.
— Хорошо, — отозвался я с некоторой растерянностью.
Вернулся Теаган действительно быстро, а в руке держал несколько листов бумаги с выведенными на нем малознакомыми мне рунами. Малознакомыми в том смысле, что обыденное их значение я, конечно, знал, а вот то, для чего они использовались в магии, оставалось неизвестным.
Теаган сдвинул все блюда так, чтобы освободить место в центре стола, положил туда листы, прижал сверху ладонью и беззвучно зашевелил губами. Должно быть, именно так руны активировались.
Когда Теаган убрал руку, сами руны, нанесенные на бумаге, никак не изменились. Вместо того слабое золотистое сияние поднялось надо всем столом этаким облаком, а потом начало медленно опускаться, накрывая блюда. И по мере того, как оно касалось разложенной на тарелках еды, сияние меняло цвет с золотистого на мертвенно-зеленый — как у светящихся в темноте болотных грибов-гнилушек.
Я перевел взгляд на Теагана — тот смотрел на разложенные блюда и вроде бы казался спокойным, только костяшки его пальцев, вцепившихся в край стола, побелели. Потом посмотрел на меня.
— Прошу прощения, Рейн, но обед отменяется.
— Это яд, да? Во всех блюдах? — уточнил я.
— Яд. Зря я надеялся, что прислуга сохранила мне верность…
— Вы же говорили, что вас убить не посмеют, — не удержался я.
Теаган с усилием отпустил край стола, явно пытаясь успокоиться.
— Верно, не посмеют. Я… У меня полный иммунитет ко всем ядам. Родовое наследие. Враги об этом прекрасно знают.
— Повезло с наследием, — сказал я искренне, думая о том, что случилось бы со мной, если бы эти ядовитые яства я все же съел. Может и выжил бы, но выбор мог оказаться между демонической одержимостью и смертью. — Стало быть, убить пытались только меня. Опять.