Паутина чужих желаний

Корсакова Татьяна Викторовна

* * *

В церкви все так же светло и покойно, как три дня назад. Только я уже не невеста, а вдова. Украденное мое счастье уснуло вечным сном. Глаза синие-синие закрыты, а губы чуть кривятся в ироничной улыбке. Наверное, теперь он все знает. Простит ли?

Надеюсь, простит. Он же любил меня.

И я любила.

Но не уберегла…

Не

успела отпустить…

– Софья…

Оборачиваюсь. Стэфа смотрит мимо меня на уснувшее мое счастье.

– Сними ее. Нельзя, чтобы она на нем оставалась, душу в полоне держала. Отпусти…

Снимаю. Тонкая цепочка с красным камешком жжет ладонь каленым железом. Пускай, мне уже все едино…

* * *

Вовка замолчал, отложил дневник. Я по-прежнему лежала с закрытыми глазами, но знала – мой друг смотрит на меня, и во взгляде его, наверное, жалость.

– Ева. – Он осторожно коснулся моей щеки. – Ева…

– Прикольная история. – Душевных сил хватило даже на то, чтобы улыбнуться. – Как думаешь, сколько в ней правды?

– Не знаю, – он покачал головой, – но догадываюсь, у кого об этом можно спросить.

– У кого?

– Ева, ты помнишь, какая у Раисы Ивановны фамилия?

– Нет, у меня с памятью последнее время… – Я осеклась, махнув рукой. – Да ты и сам все знаешь.

– Ну да, – Вовка не стал спорить. – Фамилия Раисы Ивановны Поддубская. Как тебе такой финт? Теперь понимаешь, почему дневник оказался у нее?

– Потому что она потомок того самого княжеского рода?

Странно, но я не удивилась и не обрадовалась своей догадке, лишь как-то отстраненно подумала, что теперь понятно, откуда в моей экономке столько аристократизма. Врожденный аристократизм-то. И кровь голубая. Ирония судьбы: урожденная княгиня вынуждена прислуживать нуворишам…

– Пойдем-ка! – Козырев, не особо церемонясь, стащил меня с кровати.

– Куда?

– К Раисе Ивановне. Зададим ей парочку вопросов.

– Вовка, – я многозначительно кивнула на часы, – ты посмотри, который час. Не поздновато ли для визитов?

– Поздновато? – Он подошел ко мне вплотную и дернул вверх рукав халата. – Ева, смотри!

Я посмотрела. Без особой, впрочем, охоты. Паутина сплетена на пять шестых. Еще чуть-чуть, и все.

– Думаю, день-другой у меня в запасе есть, – сказала и сама удивилась тому спокойствию, которое прозвучало в моем голосе. – Там же ясно написано, кирдык случится, когда паутина будет завершена. И призрак то же самое говорил…

– Ева! – Вовка неожиданно больно и зло встряхнул меня за плечи, притянул к себе так, что я могла видеть беснующееся золотое пламя в его глазах. – Мы ведь узнали не только это! Ты же сама слышала: и про головные боли, и про слабость, и про…

– И про кровотечение, – закончила я за него. – Знаешь, Вов, а ведь я не ощущаю себя марионеткой.

И желание устроить Егоркино будущее чувствую остро, как свое собственное. А получается, не мое это желание? Выходит, я без паутины так и осталась бы сволочью равнодушной?

– Ты не сволочь, – Вовка снова меня встряхнул, но на сей раз осторожнее, – и не равнодушная, ты… – Он замолчал, отвернулся, а когда опять посмотрел в мою сторону, в глазах его была непрошибаемая решимость. – Пошли!

Вовка Козырев, душка и симпатяга, как-то враз растерял все свое обаяние. Даже в дверь к Рае он барабанил так бесцеремонно, как стучать в двери к одиноким интеллигентным женщинам категорически не принято.

Рая открыла почти сразу, даже не стала спрашивать, кто же ломится к ней среди ночи, просто распахнула дверь и сказала совершенно не сонным голосом:

– Прошу вас.

Похоже, сегодня моей экономке тоже было не до сна, кровать так и стояла нерасстеленной, а на письменном столе, как две капли воды похожем на тот, что в кабинете, горел ночник и поверх раскрытой книги лежали очки.

– А мы к вам, Раиса Ивановна, за объяснениями. – Вовка положил дневник рядом с книгой и очками.

Наверное, будь на Раином месте другая женщина, она бы тоже потребовала объяснений, как минимум спросила бы, откуда у нас ее вещь, но Рая не сделала этого. Она посмотрела сначала на меня, потом на Вовку, поправила сползшую с плеч шаль, присела на самый краешек стула и только потом произнесла:

– Ты прости меня, Евочка. Я сама уже собиралась. Вот думала завтра с утра… Видишь, – она неопределенно махнула куда-то в сторону кровати, – спать не ложилась, все думала, что не по-божески то, что я с тобой сделала.

Не по-божески? Рая что-то со мной сделала? Не понимаю.

Вовка тоже не понимал, но теряться в догадках не собирался. Он уселся на низенький, неудобный диванчик и потянул меня за собой.

– А вы нам расскажите, Раиса Ивановна, как должно быть по-божески. Думаю, мы вас сможем понять.

Рая улыбнулась привычно настороженно, зачем-то надела очки. Смотрела она исключительно на меня, с жалостью смотрела, а еще с тревогой.

– У тебя уже носом кровь идет, да, Евочка?

Я кивнула.

– И дневник Софьин ты уже, надо думать, прочла?

– Да.

– И про Призрачную паутину тебе теперь кое-что ясно?

– Кое-что, – согласилась я, – но хотелось бы конкретики.

Рая долго молчала, перелистывая странички дневника, а когда заговорила, голос ее изменился: из тихого, осторожного, сделался каким-то уверенным, что ли.

– Я надеялась, что амулет не работает. – Она захлопнула дневник. – Ты ведь так и не исполнила мое заветное желание, Евочка.

– Твое?…

– Да. Если верить дневнику, то паутина срабатывает едва ли не мгновенно, и противиться ей у того, кто оказывается в ее власти, нет сил. А ты… – Она снова надолго замолчала. – Ты осталась совершенно равнодушна к моему Севочке. Вот я и решила, что амулет утратил прежнюю силу. Честное слово, я даже обрадовалась. Потому что нельзя так с человеком, помимо его воли… Не по-божески…