Паутина удачи
Шрифт:
– А ты успел написать статью?
– Успел. И еще новости обработал и получил кое-какие сведения по делу, которым занимаюсь в последнее время. У нас свой телеграфист, удобно. По слухам, скоро протянут линию телефона. В Арье он уже широко распространен, а у нас маги долго были против, но теперь уже сдаются, допускают внедрение. Представляешь, как станет удобно? Диктуй себе статью машинистке прямиком из Франконии или там из северного уездного центра, где кругом на сотню верст снег завалил все по макушки телеграфных столбов.
Про телефон
– Радио, есть такая штука, но пока плохо работает.
Подробностей я не узнала. Дверцу распахнул охранник, подчеркнуто вежливо попросил документы, проверил их, изучил приказ Евсея Оттовича, переданный шофером. Прощупал взглядом кофры на сиденье, счел их одному ему ведомым способом безопасными и не учинил полный досмотр. Нас повели прямиком к Шарлю, даже помогли нести вещи.
Я шла и злилась на себя. Глупое мое сердце еще помнило голос джинна и колотилось где-то в горле, мешая дышать и разговаривать. Только теперь я поняла, отчего Сёма так усердно забалтывал меня дорогой: не хотел, чтобы я заранее себя накручивала.
– Нары у нас по правилам на день к стенке пристегивают, – буркнул полицейский. – Но для мусье сделали исключение. Нежный он, трепыхается без привычки.
Коридор был серый, казенный. Пахло в нем даже хуже, чем в мрачном парадном газеты: дезинфекцией, канцелярией и какой-то ржавой сыростью. Оказывается, у неволи есть запах… Ключи наш провожатый нес на большом кольце, связка гремела отвратительно и непрерывно. Наконец мы добрались. Камера Шарля была угловая на первом этаже, в самом конце коридора. Нас ввели, следом внесли вещи. Закрыли дверь и снова загремели ключами. Мне стало тошно. Я тут на час-другой, и то жуть пробирает.
Шарль лежал на узкой койке, с головой накрывшись тонким серым покрывалом, свернувшись в клубок и подтянув ноги к подбородку. Семен тихонько сел на табурет, принесенный полицейским, и отвернулся к окну. Оно тоже мерзкое. Эдакая решетчатая дыра возле самого потолка. И свет через нее просеивается. Весь цвет остается снаружи, а сюда проникает лишь тусклая серость.
Я села на край кровати, погладила плечо Шарля. Он не шевельнулся. Ничего, куда он денется, я упрямая и готовилась к этому разговору долго. Достала из сумочки склянку.
– Попробуем применить масло бергамота, – шепнула я, склонившись к самому покрывалу. – Оно действует мягко и создает энергию для пробуждения сил. Еще немного лимона для свежести. Вот так.
Плечо под моей ладонью чуть дрогнуло. Узнал свои слова… Я усердно потрясла
– Уйдите, – очень тихо прошептал Шарль. – Немедленно. Прошу.
– Вот еще! – громко и нагло возмутилась я. – Во-первых, подлая твоя франконская душа, мы были на «ты». Я вообще, блин, твоя невеста. Бывшая. Я извиняться пришла – это во-вторых. Все же я тебя сильно приложила вазой. Шишка еще не сошла?
Он застонал, плотнее свернулся под покрывалом и снова затих. Предсказуемо…
– Тебе же хуже, – честно предупредила я. – Я прибыла надолго. В знак примирения собираюсь изготовить шоколадные конфеты. Из нас двоих, рассуждая логически, это умеешь делать только ты, а есть все равно придется, даже моего производства, понимаешь? Потому что мне рассказали про вокзал. Тебе тоже есть за что извиняться – в отношении конфет.
– Отравишь? – понадеялся он.
– Изжогой обеспечу. И вонять тут будет… никакой бергамот не спасет. В общем, думай. Я пока стану расставлять припасы и налаживать горелку.
Мы с Семеном дружно щелкнули замками на двух больших кофрах. Он извлек складной столик, горелку и прочие подставки-подпорки. Я стала доставать посуду, вскрывать пакеты, пересыпать и переливать закупленные вчера продукты. Шарль упрямо лежал и не двигался. Но ему было интересно, уж поверьте.
– Ты умеешь делать конфеты? – понадеялся Сёма, глядя на растущий ряд тарелочек с малопонятным содержимым.
– Нет. Я один раз видела, как их изготавливает Шарль. Но ты тоже будешь есть. Из солидарности.
– Ничего себе либертэ, – расстроился Семен. – Я после этого, так и знай, напишу гнусный пасквиль, пострашнее «Сурового вдовца». Фактура есть. Юрка от тебя откупился дорогущими перчатками, да еще стоял в замерзшей луже на коленях. Бризов из-за тебя ночами просыпается в холодном поту. Признался, что, когда ты слушаешь его перед экзаменами, это страшнее, чем сам экзамен. Я вообще должен ни за что ни про что погибнуть. Этого жениха ты и в камере достала. Если у вашей птичьей породы такой характер – врожденный, то я не удивляюсь, что нами правит Вдова… Отмучился мужик, вот как я теперь оцениваю гибель последнего императора Ликры.
Шарль подавился и закашлялся. То ли ему стало смешно, то ли он осознал, что от конфет не отвертеться. Зашевелился, лег поудобнее, активнее натянул покрывало на голову.
– Я не желаю, чтобы на меня смотрели и чтобы мой голос слышали, – сдавленным шепотом сообщил он.
– Нам что, стоять лицом к стене? – поразилась я.
– Можно сидеть, – предложил бывший джинн.
– Ты нас отравишь? – заинтересовался Семен. – Или опять намечается пытка изжогой?
– Зависит от продуктов, – шепнул джинн.