Паутина
Шрифт:
Мне же было страшно.
Я всю ночь думала, как это будет. Как приеду туда. Как снова посмотрю в глаза Максимилиана, которому больно от одной мысли о моём аборте, но который всё равно готов помочь. Он не осуждал, не давил, не пытался переубедить — и от этого становилось ещё тяжелее.
Но, как оказалось, в самом Центре я успокоилась быстро.
Вместо Макса меня встретила Наталья. Она шагнула ко мне, крепко обняла, прижимая к своей груди, но ничего не сказала — ни вопросов, ни сочувственных слов, ни морали. Просто молча держала
Сердце билось так отчаянно, что я слышала его стук в ушах. Едва сдерживала лёгкую дрожь в пальцах, пытаясь не показывать своего волнения.
— Нет, милая, так дело не пойдёт, — уверенно сказала Наталья, окинув меня внимательным взглядом, когда двери лифта закрылись. — Давай-ка для начала успокоимся, а после уже всё остальное.
Я хотела возразить, сказать, что мне не до этого, что просто хочу пройти осмотр и поскорее закончить всё это, но её голос был таким мягким, таким спокойным, что не нашла в себе сил сопротивляться.
Она провела меня в небольшую комнату с приглушённым светом. На полу лежали мягкие подушки, воздух был наполнен лёгким травяным ароматом, где-то в углу негромко звучала расслабляющая музыка.
— Просто сядь и дыши, — сказала Наталья, садясь напротив.
Мы начали с дыхательных упражнений. Сначала я чувствовала себя глупо, но постепенно напряжение в груди стало спадать. Затем дыхание сменилось энергичными движениями, и, наконец, спустя какое-то время, я просто лежала на подушках, приводя своё состояние к относительному спокойствию. Наталья сидела рядом, её тёплые руки мягко лежали на моих плечах. Она дышала синхронно со мной, не торопила, не подгоняла, просто была рядом.
– Ну что, легче стало? – спросила она, когда я открыла глаза, невероятно отдохнувшая и посвежевшая. – Попьем чаю, родная?
Она подала мне кружку от которой исходил почти волшебный аромат, сама же молча взяла вторую. Ее глаза смотрели по-доброму, но все же грустно.
– Вы… вы меня осуждаете? – внезапно вырвалось у меня. Этот вопрос стал невероятно важным.
– Нет, милая, нет, - Наталья тут же коснулась рукой моего запястья, успокаивая, - кто в здравом уме станет осуждать тебя, девочка моя? Ты приняла решение – мы можем только помочь тебе, чтобы минимизировать все риски для твоего организма.
Мне стало намного легче от ее слов. Слова вдруг сами полились из меня, словно что-то прорвало плотину. Я рассказала ей о своем постоянном страхе, о том, что не могу совладать со своей жизнью, о том, что кажется весь мир восстал против меня. И… о своих подозрениях. О запахе, который преследовал меня даже во снах.
– Интересно… - потянула она. – То есть ты, возможно, знаешь…. Кто это сделал.
— Только подозрения, Наталья. И запах. Головой понимаю, что этого мало, что, возможно, наговариваю на невиновного… но…
Она
— Лиана, — наконец сказала она, и в её голосе появилась особая сосредоточенность, профессиональная точность. — Цитрус и удовое дерево… Сочетание, с одной стороны, дорогое, с другой… очень характерное. Если ты запомнила именно эти два запаха, значит, они были доминирующими в его парфюме, а это, милая, довольно редкий состав.
В животе неприятно похолодело.
— Почему редкий? — хрипло спросила я.
— В классических мужских ароматах цитрусы почти всегда сочетаются с лавандой, специями, иногда с морскими аккордами. Но уд…. Дорогой, сложный, капризный аромат, раз почувствовав который уже никогда не забудешь…Не всякий парфюмер использует удовую смолу. И если уд стоит рядом с цитрусами, это значит, что парфюм либо нишевый, либо дорогой люкс с нестандартной пирамидой. Такие композиции встречаются у определённых брендов, ориентированных на восточную или древесную группу. Я вообще удивлена, что ты знаешь аромат уда.
Я почувствовала, как внутри что-то сжалось.
– Когда-то папа знакомил меня в разными ароматами…. У них это было что-то вроде клуба - нишевый парфюм. Выходит и у.... него тоже....
— Уверена, что не помнишь больше ничего, девочка моя? — серьёзно спросила она.
Молча кивнула, отводя глаза и отпивая большой глоток чая. Слова Натальи отозвались внутри какой-то жгучей остротой.
– Лиана, - женщина снова положила свою руку на мою ладонь. – Можно задам очень личный вопрос? Если будет больно или неприятно…. Если не захочешь отвечать – не надо.
– Конечно, - снова кивнула, понимая, что таиться от этой женщины не буду.
– Родная моя…. Прости сразу…. Но… если бы этот ребенок был бы не от…. Насильника…. Не от Роменского, - она впервые назвала имя, которое я боялась произнести даже внутри себя. – Ты бы подумала, чтоб…. Чтоб оставить его?
В носу защипало от боли. Я не задавала себе этот вопрос, старалась не задавать. Но он острым ножом задел что-то внутри меня. Что-то настолько глубокое, что мне хотелось плакать.
Наталья молча ждала ответа. Или его отсутствие.
– Не знаю…. – выдавила я из себя. – Не знаю….
Она снова обняла меня, осторожно поднимая на ноги.
Кабинет Ирины отличался от всех гинекологических кабинетов, которые я посетила в эти дни. Он был…. Уютным, что ли. Нет, все та же стерильная чистота, то же самое кресло, но вот кушетка – она была мягче, приятнее, свет не резал глаза как в других местах. Даже едва слышимая музыка скорее успокаивала, чем раздражала.
Ирина встретила нас с грустной улыбкой и сразу забрала мои анализы, результаты которых я принесла с собой. Внимательно изучила каждый документ.