Печать Аваима. Порочное Дитя
Шрифт:
Абель тихонько поманил девочку, и они все вместе вышли в коридор.
– Имилия, знакомься – это Эстер, – обратился он к девочке. – Она будет за тобой присматривать.
Он вопросительно оглянулся в поисках поддержки, и Эстер тепло улыбнулась, чем вызвала румянец на высоких скулах травника.
Девочка безразлично кивнула и застыла, низко опустив голову. Эстер ласково взяла ее за руку и спросила:
– Пойдешь со мной гулять?
Девочка неопределенно пожала плечами.
– Тогда пойдем, – уверенно заключила Эстер. – Можно ведь? – спохватившись, уточнила она у травника.
– Конечно, – улыбнулся Абель. – Пойдемте, я вас провожу.
Он
Почти до самого вечера Эстер с девочкой гуляли по долине – перекусывали фруктами, которыми их угощали монахи, отдыхали, грелись на солнышке и ничем особенным не занимались. За целый день девочка не произнесла ни единого слова. Она молча принимала фрукты и отстраненно их съедала. Покорно шла туда, куда звала ее Эстер, но сама не проявляла никакого интереса ни к припозднившимся бабочкам, которых показывала ей девушка, ни к стайкам мелких птичек, которые разлетались при их приближении.
А Эстер все никак не могла выкинуть из головы худое, измождённое лицо женщины: должна ли она рассказать все Тамашу? А если расскажет, то как он отреагирует? И что будет, если Абелю станет все известно?
Когда долина полностью погрузилась в холодную тень скалы, они вернулись в замок. Марко, недовольный, что пришлось так долго дожидаться, проводил их в столовую. Оказалось, что Тамаш и Ксатра уже пришли, а Берк, прихватив пару яблок, наоборот, направлялся обратно в комнату.
На вопросы Тамаша о порученной работе Эстер отвечала скупо: так и не придумав, как ей ко всему относиться, она решила просто тянуть время в надежде, что все само как-то утрясется.
Ближе к ночи они снова спустились в заброшенный архив. Тамаш принес стремянку и теперь проверял верхние полки, в то время как Эстер повторно и более тщательно осматривала нижние. Оказалось, что накануне они пропустили несколько книг, которые сохранились лучше остальных, а наверху действительно попадались относительно целые экземпляры. Кое-где можно было разобрать отельные слова или даже кусочки выцветших иллюстраций. И почти на всех книгах, где более или менее уцелели обложки и первые страницы, просматривался какой-то герб в виде животного. Однако сообразить, что именно это за зверь, и даже был ли это один и тот же герб, никак не получалось.
На следующий день они захватили бумагу и чернила, и когда находили очередной том с уцелевшим гербом, Эстер старательно копировала изображение – то, что от него оставило время.
Так и повелось: поутру Эстер с девочкой уходили гулять; Тамаш наводил порядок в бумагах; Берк, по всей видимости, охотился, потому что он демонстративно игнорировал замковое питание; а Ксатра, поддавшись уговорам Эстер, стала присоединяться к ним на прогулках, хотя в основном отмалчивалась и просто бродила чуть позади северянки с девочкой. А по вечерам Тамаш с Эстер спускались в архивы. Они медленно и с величайшей осторожностью осматривали книгу за книгой. Ветхие страницы сохранили до обидного мало информации, но то, что удавалось найти, приводило Эстер в величайший трепет – особенно гербы. Через некоторое время она уже была уверена, что все гербы принадлежат одной фамилии. И они сошлись во мнении с Тамашем, что скорее всего это был владелец замка.
Эстер раскладывала на полу наброски в надежде разглядеть среди них нечто общее. Ей настойчиво казалось,
Абель целыми днями пропадал в кабинете, где разбирал принесенные еще весной документы. На расспросы Эстер он ответил, что, собираясь на ежегодную коллегию, лекари приносят договоры на обеспечение монастыря. Оказалось, что все вышедшие из стен монастыря связаны обетом гильдии, и они не только путешествуют по уездам и герцогствам в поисках больных, но и следят за выдачей патентов тем, кто имеет отношение к врачеванию: обычным травникам, зубных дел мастерам, костоправам, повитухам и многим другим, кто не связан с лекарской гильдией, но обязан получать от нее разрешение на свою деятельность.
Всего этого Эстер не знала: ни того, что каждый деревенский травник обязан отправить четвертую часть заготовленных трав гильдии, а городские целебники отдают эту четвертину деньгами. Кто не может деньгами – отдает провиантом или иными товарами. Все эти бумаги с обязательствами на будущий год стекаются весной в монастырь, и за лето все уговоренное скрупулёзно подсчитывается, переписывается и вносится в амбарные книги. На каждого заявителя готовится патент. После подсчетов составляются списки того, что нужно будет докупить на зимний период, и на сколько из этого хватит полученных податей. А осенью, когда заканчивается сезон урожая, к монастырю подтягиваются телеги с добром и податями, которые нужно будет принять, отметить в переписи и выдать патент.
Обычно после выпуска в монастыре остаётся от трех до пяти молодых лекарей, которые едва успевают составить все нужные списки и перечни к осени, но в этот раз всех распустили по уездам, и одного только Абеля оставили в замке до будущей коллегии. Он с раннего утра уходил в тот самый кабинет, где они впервые встретились, и разбирал бумаги. Все полученные весной заявки были сложены в большие ящики, которых Эстер в первый раз не заметила. Два из трех ящиков уже были разобраны. На полках в глубине кабинета были аккуратно разложены готовые патенты. Толстые амбарные книги лежали прямо на полу.
В один из дней Эстер предложила помочь с бумагами и вскоре повелось, что утром они с Имилией и Ксатрой гуляли, после полудня далла уходила в комнату, а Эстер с девочкой помогали в кабинете у травника. Имилия наконец сбросила оцепенение и радостно бегала за бумагами. Больше всего ей нравилось перевешиваться в большой деревянный ящик и выуживать скользкие мятые листочки, которые она относила травнику. Абель зачитывал обязательства. Эстер заносила их в книгу, и после травник выписывал патент, который девочка под его руководством относила на ту или иную полку в глубине кабинета.
Было приятно и легко заниматься этой работой. Абель оказался интересным собеседником: увлеченным и начитанным. Но каждое утро, когда Эстер забирала девочку, и каждый вечер, когда отводила ее обратно, изможденная худая женщина немым укором давила на совесть, вынуждая принять какое-то решение. Несколько раз Эстер почти открылась Тамашу во время их ночных поисков, но что-то всякий раз ее удерживало. И она снова отпускала ситуацию на самотек. И чем дольше это продолжалось, тем сильнее Эстер мучилась сомнениями, которые только усугублялись от того, что не с кем было поделиться.