Печать Джа. Том первый

Углов Артем

На дверной звонок никто не откликнулся. Пришлось Гаскинсу идти во флигель за запасной парой ключей.

Внутри особняка царил полусумрак. И без того прикрытые листьями окна оказались плотно задернуты. День на дворе, а её светлость сидит взаперти, боясь показаться наружу, словно бабайка из детской сказки.

На камине толстый слой пыли, дрова свалены в кучу, что за слуги… Ну хоть следы вчерашней пьянки удосужились убрать и то ладно.

– Побудь здесь, а я пока доложусь баронессе, - приказал Гаскинс.

– Уверен?

Рассечённая

бровь вояки дрогнула в удивлении.

– Уверен, что стоит тревожить её светлость? – повторил я снова.
– Баронессе нужен результат, а не доклады по малейшему поводу.

На лице Гаскинса промелькнула презрительная гримаса. Настолько раздражающая, что пришлось взять себя в руки и попытаться растолковать дуболомному вояке очередную истину:

– Гаскинс, ты отличный стрелок. И пистоль, делающий три выстрела без перезарядки… я такого раньше не встречал. Но все эти чудеса не помогут добыть информации.

– Мнением ворья никто не интересовался.

– Гаскинс, да послушай же… Ты действуешь слишком прямолинейно. На войне это может быть и хорошо, а вот в общении с бродягами становится помехой. Что ты знаешь о жизни городского дна? Отбросы, достойные всяческого презрения? С таким подходом ты ничего добьешься. С людьми надо по-людски.

И снова полный презрения взгляд.

– Гаскинс, ты тупой! – не выдержал я.

Трость орехового дерева поднялась в воздух. Вот ведь треска говяжья, а я забыть успел о её существовании.

– Повтори, - глухо процедил вояка.

– Какую часть конкретно? Про хорошего стрелка или непроходимого тупицу?

Пространство между нами разделял стол. Именно он и помешал Гаскинсу нанести удар, а может избить до бессознательного состояния. Кто знает, что сидело в голове дуболомного вояки.

Пару раз железный набалдашник мелькнул в воздухе, а потом мы принялись бегать кругами. Честное слово, словно забытая игра в салки, только гонялся за мной не ребенок, а взбешённый мужик.

Мы опрокинули кресло, рассыпав фрукты по полу. Уронили статуэтку коня, вставшего на дыбы. А один раз набалдашник промахнулся, и заместо моей головы оставил вмятину на и без того видавшей виды столешнице.

– Повтори! – рычал, впавший в бешенство Гаскинс, и я охотно слушался.

– Тупорылое создание… тупорылый тупарь.

Вены на лбу вояки вздулись от напряжения, шея побагровела. От сердечного удара бедолагу спасло появление баронессы:

– Что здесь происходит? Гаскинс, извольте объясниться.

Тот остановился, и с трудом переведя дыхание, выдавил:

– Виноват.

– Гаскинс, вы же обещали держать себя в руках.

– Виноват.

– Толку от ваших извинений, - баронесса вздохнула. Вошла в комнату и остановилась напротив окна. Тусклый свет упал на лишенное красок лицо хозяйки.

Почему она за собой не следит? Безликое серое платье, явно надетое второпях. О приличной прическе даже речи не шло: растрёпанные волосы напоминали скорее воронье гнездо.

Тонкие пальцы

отогнули шторку, и глаза девушки зажмурились от яркого света. Боги, до чего же бледна. Прошлый раз обстоятельства нездорового вида списал на чрезмерное увлечение косметикой. Выходит, ошибался – баронесса от природы обладала белой, почти прозрачной кожей.

– Солнце в зените, - задумчиво произнесла девушка.

Она вообще в себе? Я вопросительно уставился на Гаскинса, но у того на лице не было ничего кроме слепой преданности и готовности служить.

– Как успехи в нашем деле? – поинтересовалась она.

– Работаем.

– Гаскинс, мне нужен монополь. Именно этот и никакой другой… Добудьте его, прошу вас.

– Обещаю, ваша светлость, что приложу все усилия.

Приложит он… Полчаса назад нас едва не прирезали на пороге таверны, а он стоит тут и распинается: «да, моя госпожа… будет исполнено, моя госпожа». Не было больше сил выслушивать бессмысленные диалоги, потому я решил вмешаться:

– Одних усилий недостаточно…

– Твоим мнением никто не интересуется, щенок, - Гаскинс тут же наградил меня злым взглядом.

– Хорошо, пускай будет щенок… делайте, что хотите, - пожал я плечами. – Засим считаю наше небольшое соглашеньице расторгнутым. Госпожа баронесса, всего наилучшего.

Но не успел сделать и шагу, как из кармана Гаскинса показался знакомый ствол.

– Куда это ты собрался?

– На выход.

– А ну стоять.

– Иди в жопу, Гаскинс.

– Ах ты ж…, да я тебя, щенок, - щегольские усики задергались.

– Стреляй! Один хрен с тобой убьют, так какая разница.

Сжимающая пистоль рука, вытянулась в мою сторону. Я замер и с неожиданным хладнокровием уставился в темное дуло. Отчего-то был уверен, что все обойдется, так оно по итогу и вышло.

– Прекратить!

– Ваша светлость, позвольте…

– Тебя это тоже касается, Гаскинс! Ведёте себя, словно мальчишка. Неужели и без того мало проблем, - длинные пальцы принялись усиленно тереть виски. – Боги, до чего я устала.

– Прошу простить за несдержанность, ваша светлость, - мужчина склонил голову в полупоклоне. Что же касается меня - сроду Сига из Ровенска манерами не отличался. Не имел привычки кланяться: ни богам, ни господам, потому и остался стоять, засунув руки в карманы.

Баронесса наконец пришла в себя. Отняла руки от головы и посмотрела в мою сторону:

– Тебя не устраивает мой компаньон?

Компаньон, о как… Понять бы, что еще это значит.

– Не устраивает.

– И чем конкретно, позволь спросить?

– Кажный должен заниматься своим делом. Пекарь – печь пироги, Гаскинс - охранять вас, а я - ходить по кабакам и говорить с нужными людьми.

– С отбросами.

– Можно обзывать их, как угодно, только сути дело это не меняет. Гаскинс, ты раздражаешь людей одним своим присутствием, не говоря уж о манере общения. Нас скорее прирежут, чем согласятся помочь.