Печать Джа. Том первый

Углов Артем

Баронесса жаждала действий. Она хотела, чтобы мы немедленно отправились в порт. Пришлось осадить её светлость:

– Дня через три, а лучше через неделю.

– Почему так поздно?
– девушка недоуменно уставилась на меня, а я в свою очередь на Гаскинса. Тот помялся, но все же ответил:

– Возникло легкое недопонимание с местной публикой.

– Насколько легкое?

– Поверьте, вам лучше не знать.

– Гаскинс, вы от меня снова что-то скрываете!

Тот принялся мямлить невразумительное о том, что случившееся сущий пустяк, не заслуживающий упоминания. Нихрена себе пустяк:

три трупа, оставленные на пороге заведения. Нет, ну может быть по местным меркам действительно мелочь. Это в родном Ровенске жителей наперечет: ежели одного убьют – вся округа знать будет. Здесь же народу тьма тьмущая.

На щеках разволновавшейся девушки проступил румянец. Она подошла к Гаскинсу и решительным жестом вытянула руку:

– Покажите револьвер!

Тот опустил взгляд в пол.

– Ну же, я жду!

– Энрика, не стоит.

Девушка все поняла. Не стала больше требовать и отступила, замерев безликим силуэтом на фоне окна.

– Гаскинс, вы мне обещали.

– Поверьте, у меня не оставалось выбора. Ситуация вышла из-под контроля.

– Вы дали слово…

В лишенном дневного света доме повисло тягостной молчание. Из коридора донеслось громкое тиканье часов. М-да, в склепе веселее, чем в этом мрачном жилище. Я не выдержал, взял яблоко и захрустел. Вышло громко, потому как плечи баронессы вздрогнули, а Гаскинс недовольно уставился на меня.

– Кажется, нашему гостю пора.

– А пханигование опегации?

– Позже.

Возразить не дали, да и трудно это было сделать с набитым щеками. На звон колокольчика откликнулся слуга. Вынырнул, словно шантру из подземных чертогов, и замер в ожидании.

– Проводи, - указал Гаскинс в мою сторону. – И этот, как тебя там… Сига, не вздумай съезжать с «Матушки Гусыни». На днях загляну и тогда обсудим детали.

Мне ничего не оставалось, как последовать за слугой. Благообразный старик всячески выражал свое презрение, словно я был не ближайшим родственником её светлости, а шелудивым псом, забравшимся внутрь и нагадившим на любимый ковер. Он даже входную дверь поленился открыть передо мною.

Обидно… Я хоть и фальшивый, но все же барон. Подобного отношения стерпеть не смог, потому и высказался:

– В приличных домах гостей положено кормить.

– Это если гости приличные.

До чего же зловредный старикан.

– У тебя на лужайке наблевано, - бросил я на прощанье. И переступив порог, покинул «сию мрачную обитель духа».

Долгих три часа я возвращался в «Матушку Гусыню». Можно было управиться и в более короткие сроки, но уж больно погода располагала к прогулкам: ласковый ветер, яркое солнце над головой. Прошелся вдоль богатых особняков, дивясь причудливости фасадов. Заглянул в городской парк с ухоженными дорожками и ажурными лавочками, выкованными из металла. На последних успел посидеть, вытянув гудящие от долгой ходьбы ноги.

В центре парка расположился пруд с перекинутыми мостиками. Столпившаяся у перил детвора громко смеялась и крошила мякиш плавающим внизу уткам. Птиц было много, сытых, лоснящихся… Среди них особой упитанность выделялся один селезень. Весь из себя важный, он даже плавал с заметной ленцой, не торопясь к месту кормежки. Эх, такого бы зажарить на медленном

огне. Жирненького, вскормленного на белом хлебе…

Я вдруг понял, что проголодался. У баронессы накормить не удосужились, вот фантазия и разыгралась. Благо, заведений в парке, способствующих сытости желудка, имелось предостаточно.

Долго ходить и выбирать я не стал, свернув в первое попавшееся. Несколько столиков расположилось прямо на лужайке под открытым небом. Посетителей было немного: важный господин, читающий газету, и парочка смешливых дам, по внешнему виду совсем девчонок.

Та, что светленькая, было очень даже ничего. Я гоголем уселся напротив, распахнув полу сюртука. Помнится, в Ровенске появление Сиги вызывало сердечный трепет у противоположного полу. Всегда находилась особа, готовая разделить со мною постель. Не за деньги или подарки в виде побрякушек, как случалось для многих, а лишь за тепло и жаркие объятия.

Увы, за океаном любовные чары развеялись: темненькая бросила пару быстрых взглядов в мою сторону и забыла, а светленькая и сей малости не удостоила.

Пришлось общаться с услужливым половым. Заказать жаренной свинины и картошки с замудрёным названием, которое не то что запомнить, выговорить не удалось. Пришлось ткнуть пальцем в строчку меню. В итоге принесли тарелку с вареными клубнями, посыпанными зеленью и политыми соусом. И чего, спрашивается, выпендривались: картоха, она и в Баненхайме картоха.

От предложенного кофе отказался, а сладкого чаю выпил с удовольствием. Откинулся на спинку стула и уставился в подернутую мелкой рябью поверхность пруда. Хорошо, когда хорошо - когда сыт и никуда спешить не нужно. Мир сразу представился в ином свете.

Чернецы сбежали - хорошо? Хорошо… И аркан сегодняшней ночью не сработал, а мог бы, с учетом нарушенного запрета на алкоголь. Я не просто выпил, а нажрался до беспамятного состояния. Наговорил, шантру разбери что, и остался в живых. Может снова попробовать?

Девичье веселье за соседним столиком невольно привлекло мое внимание. Смеялась светленькая: звонко и чисто, запрокинув голову. В великосветском обществе подобное считалось за дурную манеру. И что уж совсем немыслимо, девушка забыла прикрыть ладошкой рот. Влажные от выпитого сока губы слегка приоткрылись, словно умоляя о поцелуе. Легкий пушок волос на шее и бархатная кожа, жаждущая прикосновений.

Да, отвык Сига из Ровенска от женской ласки. Считай, полгода прошло с последнего раза. Случилось то с супружницей кровельного мастерового из Лядово. Пока ейный муж в отъезде был, мы в подсобке кувыркались, точнее кувыркался я подле неё. Уж больно объемной в теле вышла тётка. Встала как скала, задрала юбку – давай мол, работай. Аж семь потов сошло, пока управился.

Девушка вновь засмеялась и мурашки пробежали по коже: не от страха, от предвкушения. Решено – сегодня же завалюсь в бордель и сниму шлюху помоложе. К осьмипалым демонам запреты чернецов. Хотели бы наказать, давно наказали.

С этими мыслями допив остатки чаю, я поднялся со стула. Предстоящая ночь обещала выдаться жаркой.

«Матушка Гусыня» встретила привычным отсутствием посетителей и скучающим за стойкой портье.

– Вишек, - протянул я радостный с порога, - ах ты ж сукин сын!