Печать Равновесия

Санди ака Владлена

Была ли счастлива до нашей встречи я,

Мой демон-искуситель? Сожалею

О всем утраченном, и проклиная, и благодаря

Сладкоречивость сказочного Змея.

========== Глава первая. Сломанная Руна. Седрик ==========

Добрым всегда легче живется, чем злым. Не приходится

все время голову ломать, какую бы еще гадость сделать.

Из школьных сочинений.

Первая попытка побега скорее напоминала “прощупывание дна”.

Всего через два-три дня (в

Крепости было немного сложно отсчитывать время без привычной смены дня и ночи) Седрик решил, что, раз уж дверь в камеру даже не соизволят запирать, никто не станет возражать, если он слегка осмотрится, прогулявшись по всей доступной части Башни Туманов. С такой вещью, как наивность, он вынужден был распрощаться в очень раннем детстве и прекрасно понимал, что влегкую сбежать, несмотря на мягкие порядки, не получится. Считалось, что из Кондракара сбежать нельзя вовсе, но… все когда-нибудь случается впервые!

Дверь вела в самый обыкновенный коридор. Парнишки по имени Джено, помощника Хранителя Башни, в чьи обязанности входило основное обустройство быта пленников, который всегда выглядел таким забитым и затюканным, что Седрику быстро наскучило над ним подтрунивать, что-то не наблюдалось, да и вряд ли он был бы способен совладать со здешними “постояльцами”, взбреди кому-нибудь из них что в голову… Других дверей не было, а заканчивался коридор огромным, залитым ярким светом балконом.

В ярком пронзительно-голубом небе наверху, не удалось найти солнца, но само небо сияло так, что смотреть на него больно. Внизу ослепительно-белые и слегка розоватые или золотистые облака сплошным плотным ковром и уходящая вниз, утопая в этих облаках, сплошная стена жемчужно-серой башни. Непонятно, есть ли вообще что-нибудь внизу, под облаками, кроме этой ослепительной голубизны…

Сделав шаг назад, Седрик полуприкрыл глаза и попытался восстановить дыхание. Он не любил высоту, хотя, конечно, никому и никогда в этом не признавался. Но этот чертов зануда – Оракул – наверняка знал, у него же работа такая, знать все! Да и догадаться, конечно, не так трудно, уж поговорка насчет “рожденных ползать” змеелюдов касается, как никакую другую расу. Летать, правда, Седрик умел – как и многие оборотни, он мог преобразовывать свое тело на любое усмотрение, в том числе и отращивать крылья, как у птеродактилей – умел, но терпеть этого не мог.

На мгновение по яркому небу что-то проскользнуло, бросив тень на лицо Седрика. Рассмотреть, что это, было невозможно, но ранее спящий инстинкт отбросил змеелюда обратно в коридор… туда, где огромная птица не могла раскрыть крылья, и враг терял преимущество. Птица? Враг?! Но…

Плавно спустившись на балкон, Сокол сложил за спиной заостренные серые крылья и сурово уставился Седрику в глаза, но явно не торопился входить в коридор – так же, как змеелюд не спешил снова выходить на балкон. Даже самая сильная ненависть не должна притуплять здравый смысл, поэтому столкновение кровных – в самом буквальном смысле – врагов обещала закончиться обменом яростными взглядами.

Сокол немного напоминал ангела из одной мифологии землян, не исключено даже, что его собратья и стали когда-то прообразом Воинства Небесного, да и змей эта религия явно не любила (с

тех пор, как кого-то там то ли покусали, то ли искусили, но была, как говорится, какая-то скверная история), а противостояние змеи и птицы отражалось в мифологии почти каждого мира, как отголосок давней войны, в которой две древние расы – змеелюды и птицеоборотни – почти взаимно истребились. С чего началась эта вражда, не смог бы вспомнить, наверное, и Оракул. Но и не знать о ней он, конечно, не мог.

– Значит, ты настоящий охранник здесь? – Седрик криво усмехнулся. Не думал же он на самом деле, что это может быть Джено!

– Специально для тебя, – хмуро ответил Сокол. – Оракул не пожелал внять моим словам насчет твоего племени, которое надо просто вырезать под корень!

– Как мило с его стороны. Стало быть, ты не имеешь права нападать первым, если только я не попытаюсь сбежать?

– Да.

Соколы всегда говорили правду – это было их единственной, но непреодолимой слабостью. Прекрасные воины: сильные и беспощадные – они не могли соперничать со змеелюдами в уме и коварстве, только это не позволяло им победить окончательно и растянуло вражду на века. Даже зная о хитрости противников, птицы продолжали играть честно, и это обычно становилось роковым, а ненависти только прибавляло.

– А с чего ты взял, что я пытаюсь убежать? Раз все эти двери не запираются, значит, я имею право выходить. Верно?

– В коридор. И на балкон. Дальше – нет.

– Я похож на психа, который станет бросаться с этого балкона? Там вообще что-нибудь есть, за этими облаками?

Сокол молчал. Видимо, с него взяли обещание молчать о некоторых вещах. Ответить неправду он физически не мог, но не отвечать имел полное право. Да и вступать в какие бы то ни было споры со змеелюдом, который за полчаса работы языком мог убедить кого угодно в том, что черное – это белое, а синее – оранжевое, Сокол наверняка не испытывал ни малейшего желания.

– Значит, тебя призвали в Кондракар из-за меня? Из какого ты мира?

– Ты не узнал меня?

А должен был? Большую часть жизни Седрик провел в Меридиане, где не то, что птицеоборотней, обычных-то птиц не водилось. Но большая часть – это еще не вся жизнь.

– Не может быть! – пробормотал Седрик.

– Что?! – крик сорвался на яростный клекот. Худшего оскорбления, чем подозрение в обмане, для Сокола и не придумаешь. Повернув голову, собеседник продемонстрировал отвратительный шрам на шее чуть ниже уха. – Теперь вспоминаешь, змееныш?!

Седрик вздрогнул и отступил в глубину коридора.

Над каменистой пустыней безжалостно горело огромное ярко-оранжевое солнце, раскаляющее песок и камни так, что к ним не хотелось прикасаться. Но худощавая гибкая молодая женщина с растрепанными черными, как смоль, волосами шла по этим камням и песку босиком, ничем не показывая неудобства. Ее одеяние вообще абсолютно не годилось ни для прогулок по пустыне, ни для лазания по каменным катакомбам: узкое, с длинным шлейфом, который приходилось тащить, перекинув через руку, чтобы не цеплялся за камни и колючки, явно вечернее платье из черной с серебром парчи – но эта женщина не привыкла жаловаться.