Печать Равновесия
Шрифт:
В полумраке библиотеки что-то серебристо замерцало. Подняв заплаканные глаза, Элион увидела над камином, там, где раньше была ровная серая стена, слабо фосфорицирующий символ – не то руну, не то иероглиф. Когда девочка коснулась его, часть стены вместе с камином мягко уехала вглубь и в сторону, открыв проход в еще один зал. По сравнению с библиотекой – совсем небольшой. Шестиугольное помещение мягко освещали три хрустальных шара, похожих на огромные жемчужины. Над гигантской чашей в форме цветка, стоящей в самом центре зала поднималось и растворялось в воздухе зеленое марево. Элион ощутила странное покалывание на коже, такое же, как при любом колдовстве. В стоящем перед ней изящном котле кипела магия в чистом виде, магия, пока еще не оформленная в какое-либо колдовство.
У
Саму чашу, подставки хрустальных шаров и даже стены украшала причудливая вязь каких-то иероглифов. Решив рассмотреть их получше, Элион зажгла магический светильник. Некоторые из символов были ей знакомы, некоторые похожи на что-то знакомое, некоторые девочка видела впервые… как и странную руну, открывшую ей путь в это странное место. В общем-то, значения это не имело, потому что разобрать смысл надписей возможным не представлялось. Однако странные письмена увлекли Элион настолько, что она не обратила внимания на то, что небольшой светильник разгорается все больше и все ярче, а когда заметила, особого значения этому не придала: небольшой зал был наполнен магией и наверняка существенно усиливал любое происходящее здесь колдовство – только когда чересчур яркий свет начал резать глаза, девочка попыталась погасить светильник… и ничего не вышло. Магия нарастала, словно летящий с горы снежный ком, готовый вот-вот перерасти в настоящую лавину и накрыть неумелую волшебницу с головой. Ослепительное сияние заполнило все помещение, совершенно ослепив Элион, а потом…
Наверное, она потеряла сознание.
========== Глава Первая. Сломанная Руна. Фобос ==========
Мой Меч – мое проклятье и мечта,
И продана душа за бесконечность.
Пускай внутри тоска и пустота,
Но я иду вперед, шагая в вечность.
В. Малков
Боль и ненависть – как огонь. Холодное черное пламя, которому, как и любому другому пламени, нужна пища. Когда нечего становиться жечь, оно погасает, оставив в душе лишь серый пепел. Пустыню серого пепла под таким же серым низким и тяжелым небом.
Скучно.
Не тоскливо, не одиноко – одиночество-то князь всегда любил – просто скучно. Даже по полыхающей здесь недавно черной буре сжигающей заживо ярости. Когда ярость не на что выплеснуть, она кислотой разъедает душу изнутри, так, что даже давно мертвой душе становится больно. Душа – вообще вещь противоречивая, ее нет, но все равно она иногда болит. Бывает, что люди, лишившиеся руки, много лет спустя чувствуют несуществующую боль в несуществующей конечности.
Так почему бы не болеть иногда душе, которой нет? Если она была раньше.
Фобос помнил, как умерла его душа. Помнил, как наконец-то вздохнул свободно, потому что жить с пустотой внутри все же лучше, чем чувствовать, как что-то в тебе гниет заживо. По боли он еще мог скучать, но не по этой мерзости!
В сущности, если не считать скуку, все было неплохо. Давно-давно, в похожем на сон детстве, матушка как-то заметила: “Один пустой мир для тебя одного – кажется, это было бы для тебя идеальными условиями!” Идеальными. Да, пожалуй. А Седрик утверждал, что жить в идеальных условиях – скучно. В ответ на шутливое заявление принца о том, будто, если бы не прадедушка Седрика Уиг, человечество до сих пор бы жило в Раю.
” – Разве вы хотели бы жить в Раю, господин?
– Я? Нет, пожалуй. Уж лучше в Аду, честное слово!
– В Ад вас точно не возьмут. Зачем же Люциферу конкуренты?
– Ох, смотри, Седрик, дошутишься!”
Пожалуй, Седрика, с его дурацкими
Впрочем, сейчас и отключать-то нечего. Кончились эмоции. Даже тлеющих углей не осталось, пепел один. Скучно…
Интересно, что случилось с Седриком после того неудачного переворота в Кондракаре? Уж змееоборотень не стал бы предаваться холодному ясному отчаянию вроде того, что заставило князя сделать шаг в бездну. Такому, как он, уж лучше извернуться и без чести выжить, чем пасть с гордо поднятой головой. Князь даже немного удивился, когда помощник не попытался предать его, не переметнулся на сторону маленькой королевы, помимо своего бесконечного милосердия сохранившей еще и остатки неравнодушия к змею-наставнику. Особенно вспоминая, как много для Седрика значил Меридиан. Для таких вообще много значит твердая опора… Но Седрик не предал. Даже после того, как предателем оказался сам князь, змеелюд явно предпочел сговориться с ним, а не с… другой стороной. Вряд ли из верности и какой-то сентиментальной привязанности.
Не то, чтобы это стоило размышлений, но от скуки бесконечной пустоты хотелось цепляться за любые мысли. Ведь в бесконечности, вне времени и пространства, даже смерть никогда не поставит точку странному существованию.
Может, это и неплохо. Хорошего настроения уже давно не было, так что спокойное – уже прогресс. Возможность расставить мысли по полочкам, совсем как в той книге о Черном властелине, которую Фобос только начал читать. Потом книга куда-то подевалась (теперь-то вспомнил – куда! Очевидно же, что половина из того, что кладешь на спинку кресла, оказывается в результате под ним!), а очень скоро вообще стало не до книги. Жаль, что не дочитал, судя по началу – история импонирующая. Даже чересчур!..
Впоследствии Фобос не мог бы описать это чувство. Просто слов таких не знал. Нечто хлынуло сквозь него, словно океан сквозь пустую раковину – в окружающий мир. Серая пустошь разлетелась осколками, закружившимися в осязаемой непроглядной черноте, словно серебристые острые звезды в небе над Северными землями. Серебристая руна, Знак Разрушения, клеймо на тогда еще живой душе. И Меч. Серебро не сияет, но на фоне бархатной черноты даже оно кажется ослепительным…
Последнее, что помнил князь – свои сомкнувшиеся на агатово-черной рукояти пальцы. Почему-то левой руки.
========== Глава Первая. Сломанная Руна. Корнелия ==========
Родственники на то и родственники,
что от них приходится терпеть такое,
за что любого постороннего утопил бы,
как Герасим – Муму!
Лилиан изъявила желание выпить кофе. Увещевания на тему, что семилетним детям рановато его пить, были благополучно пропущены мимо ушей, а когда Корнелия, на беду свою, уступившая слезным просьбам родителей и пообещавшая провести субботу, присматривая за этой ходячей неприятностью, наотрез отказалась его готовить, Лили решила справиться своими силами. Тихо приставила к кухонному шкафчику табуретку, достала банку с кофе и в ведерке для песочницы принялась сама готовить себе напиток.