Педагогическая непоэма. Есть ли будущее у уроков литературы в школе?
Шрифт:
«Оно написано равнодушно».
«В стихотворении отсутствуют эмоции».
«Мы не видим страдания, муки, душевной боли и горечи».
«Не показано той внутренней боли, кровоточащей, раненой души, как в стихотворении Цветаевой».
«Она пишет о спокойном расставании».
«Все стихотворение Цветаевой наполнено жизненной энергией, которая взорвалась после разлуки с милым. Это не унылый тон ахматовского произведения, где все угасло после последней встречи».
«В этом стихотворении все происходит гладко,
Лишь немногие увидели напряженность и глубину чувств, не меньшую, чем в стихотворении Цветаевой, у ахматовской героини. В чем причина такой глухоты и слепоты?
Еще первые исследователи творчества Ахматовой обратили внимание на важнейшую особенность ее поэтики. Так, Б. Эйхенбаум отмечал, что «лаконизм и энергия выражения – основные особенности поэтики Ахматовой». Он писал и о характерной для Ахматовой интенсивности выражения, смысловой сгущенности.
«Мы имеем у Ахматовой обычно не саму лирическую эмоцию в ее уединенном выражении, а повествование или запись о том, что произошло» [26] .
О том, что Ахматова «не говорит больше того, что говорят сами вещи, она ничего не навязывает, не объясняет от своего имени», писал В. Жирмунский [27] .
Эйхенбаум и Жирмунский обратили внимание на эту особенность поэтики Ахматовой в двадцатые годы. Но по этому же пути идут и исследователи последних десятилетий.
«Ее любовные драмы, разворачивающиеся в стихах, – читаем мы в книге А. Павловского, – происходят как бы в молчании: ничего не разъясняется, не комментируется, слов так мало, что каждое из них несет огромную психологическую нагрузку» [28] .
Особенно обстоятельно эта сторона поэзии Ахматовой исследована в работе Е. Добина «Поэзия Анны Ахматовой». Добин показывает, как драматургическое начало вторглось в лирику Ахматовой:
«Но не ослабив, и не оттеснив, а придав ей неведомый дотоле облик и наполнение».
Это сказывается прежде всего в том, что
«редко у какого лирического поэта наблюдается такое тяготение к жесту, такое богатство жеста, как у Ахматовой. И такое тончайшее проникновение в душевное состояние через жест».
Выразительным примером в этом смысле и является «Песня последней встречи».
«Здесь выпукло проступает драматургическая природа. И это можно сыграть на сцене. Все вещно: темный дом, в спальне горят свечи, в сад ведут три ступени. Безукоризненно точно обрисовано вещное действие: “но шаги мои были легки, я на правую руку надела перчатку с левой руки.”. “Я взглянула на темный дом”. Во всем этом проглядывает душевная боль, сумятица. “Но шаги мои были легки”. Но – мучительная попытка сдержать себя. Так же как и мертвая лаконичность жеста: “Я на правую руку надела
(Отмечу попутно, хотя это тема для особого и большого разговора, – я не могу согласиться с тем, что сейчас часто слышу: дескать, все беды нашего преподавания литературы идут от литературоведения. Беда наших уроков как раз в том и состоит, что настоящего большого литературоведения на них часто нет. Другое дело, что литературоведение, как говорят математики, для урока литературы условие необходимое, но недостаточное. У методики преподавания есть свои задачи, которыми не занимается литературоведение.)
Итак, все сказано, точнее, все показано. Но многие одиннадцатиклассники не видят того, что показано. И причины тут не только эстетические, но и чисто человеческие, психологические: неумение видеть человека в разных проявлениях его чувствований. А потому, постигая поэзию, мы учимся понимать себя, других людей, нас окружающих и очень далеких.
В комментариях к полному собранию сочинений Ахматовой сказано, что строки «Я на правую руку надела перчатку с левой руки» сделали Ахматову знаменитой, как «Незнакомка» – Блока. Естественно, наши ученики, не представляют, что такое женская перчатка начала ХХ века: ее и на свою руку надеть было нелегко.
Потом на уроке анализа сочинений я прочту, как раскрыла смысл этих слов Марина Цветаева:
«Когда молодая Ахматова, в первых стихах своей первой книги, дает любовное смятение словами
Я на правую руку надела
Перчатку с левой руки,
она одним ударом дает все женское и все лирическое смятение, – всю эмпирику! – одним росчерком пера увековечивает исконный первый жест женщины и поэта, которая в великие мгновения жизни забывает, где правая и где левая – не только перчатки, а и руки и сторона света, которые вдруг теряют свою уверенность. Посредством очевидной, даже поразительной точности деталей утверждается и символизируется нечто большее, нежели душевное состояние, – целый душевный строй. Словом, из этих двух ахматовских строк рождается и богатая россыпь широких ассоциаций, расходящихся, подобно кругам по воде, от брошенного камня. В этом двустишии – вся женщина, весь поэт и вся Ахматова в своей единственности и неповторимости, которой невозможно подражать. До Ахматовой никто из нас не дал жест» [30] .
Так вот однажды это самое двустишие процитировали только 28% писавших. Но шесть из них (из 23) сказали, что данные слова характеризуют «рассеянность героини». «Показалось, что много ступеней, но я знала – их только три!» – к этим ключевым словам обратились 8 человек из 66. «Только в спальне горели свечи равнодушно-желтым огнем» процитировали 23 человека.
Потом, анализируя эти работы, я спросил: «А почему свечи в спальне, а не, скажем, в гостиной?» Потому что именно со спальней связаны самые жаркие, самые страстные часы того, что было до последней встречи. А теперь там горят свечи равнодушно-желтым огнем.