«Пегас»
Шрифт:
По пути к машине, на которой они скрылись, как записал на пленку Мартин Будо, нападавшие открыли дикий огонь и прокричали на опустевшей улице: "Аллаху Акбар. Мы отомстили за пророка Мухаммеда. Мы убили Charlie Hebdo". Я неосознанно свернул за угол на улицу Николя-Апперт всего через несколько минут после того, как они скрылись, и до того, как жители района начали выходить из укрытий в квартирах и офисах.
Нападение было широко осуждено за его жестокость и нелиберальные цели. Генеральный секретарь ООН назвал его "прямым нападением на краеугольный камень демократии, на средства массовой информации и на свободу выражения мнений". Оставшимся сотрудникам журнала удалось выпустить следующий номер Charlie Hebdo, и общественность сплотилась вокруг этого акта героизма. Тираж резко вырос с обычных
В течение нескольких недель после нападения на Charlie Hebdo мне было трудно. Я все еще редактировал документальный фильм о связях Франции с Азербайджаном и другими странами Кавказа, но мне было трудно сосредоточиться. Я плохо ел. Я плохо спал. Я плохо жил. Иногда на меня наплывали ужасающие подробности пережитого: в голове мелькали образы мертвецов, ужасный резкий запах, который я почувствовал, войдя в офис Hebdo, повторялся без предупреждения. Каждый раз, когда я видел человека, лежащего без движения на диване, на скамейке, на улице, я чувствовал, что это вызывает у меня физическое напряжение. Я также обнаружил, что провожу много времени, размышляя над более важным вопросом, связанным с нападением: Что я мог сделать как профессиональный журналист? Как следует реагировать на преступления, совершенные против прессы? Как я могу помочь почтить память мучеников Charlie Hebdo и мирно отомстить за них?
В те недели я также продолжал следить за печальными новостями о Хадидже. Обвинение в склонении к самоубийству рассыпалось довольно быстро, поскольку предполагаемая жертва была жива, чтобы опровергнуть его, но Хадиджа все еще находилась в тюрьме в Баку. Прокуроры выдвинули новый ряд обвинений, направленных против популярной радиопередачи, которую Хадиджа вела на радио "Свободная Европа". По утверждению азербайджанских прокуроров, ее собственное радиобюро не имело соответствующей лицензии. Она уклонялась от уплаты налогов, нанимая сотрудников как подрядчиков, а не как штатных работников. Она не зарегистрировалась в Министерстве иностранных дел Азербайджана, чтобы работать журналистом для иностранных СМИ. Против Хадиджи выдвигалось множество фиктивных обвинений, которые складывались в общее обвинение "Незаконное предпринимательство".
Правительство Алиева явно собиралось отправить ее в тюрьму, и я не хотел способствовать этому и разжигать огонь в прокуратуре. Я написал Хадидже, сказав, что с радостью не допущу ее к фильму, над которым я работал, если это поможет ей в суде. Несколько недель спустя, 20 марта 2015 года, я получил короткую записку, нацарапанную на маленьком клочке клетчатой бумаги, из тюремной камеры в Баку. Записка состояла всего из восьмидесяти двух слов, но это было мощное послание: "Лоран, — писала Хадиджа, — я знала, что меня арестуют. Я такая же сильная и хладнокровная, как и тогда, когда мы встретились. Меня не волнуют эти ложные обвинения в мой адрес. Ваш фильм готов? Помните: очень важно разоблачать коррупцию…"
По ее настоянию Хадиджа попала в окончательный вариант документального фильма, который вышел в эфир на канале Cash Investigation в первую неделю сентября, что произошло ту же неделю, когда Хадиджа была переведена из предварительного заключения в азербайджанскую тюрьму. Судебные фактотумы Алиева признали ее виновной в нескольких неопределенных экономических преступлениях и приговорили к семи с половиной годам заключения. Перед лицом этого испытания Хадиджа продолжала демонстрировать силу, граничащую с бесстрастием. "Тюрьма — это не конец жизни", — говорила она. "На самом деле это беспрецедентная возможность. Я воспринимаю это как вызов и использую это время для перевода книги и написания книг".
Даже отправляясь в тюрьму на следующие семь с половиной лет, Хадиджа не струсила. Она уже давно пообещала, что не будет молчать: "Причиной моего ареста стало антикоррупционное расследование. Правительство не устраивает то, что я делаю. Я собираюсь закончить три расследования. Я обязательно закончу их до того, как что-то произойдет, а если нет, то мои редакторы и коллеги закончат
Это было оно, эта простая и понятная фраза ("если нет, мои редакторы и коллеги закончат и опубликуют"): зерно идеи, которая переросла в "Запретные истории". Если я не могу закончить свою работу, я рассчитываю на то, что вы закончите ее за меня. Пять лет спустя здесь, в офисе, расположенном в километре от моего старого здания на улице Николя-Апперта, "Запретные истории" стали реальностью. Мы были уже в середине нашего третьего крупного расследования.
Пока Сандрин говорила, я все еще осматривал комнату, и у меня возникли некоторые сомнения. Мы были новой организацией, молодой во всех отношениях. Средний возраст нашей основной группы репортеров составлял около двадцати пяти лет. Новое расследование, которое мы затеяли, могло превратиться в разоблачение масштаба Викиликс или Эдварда Сноудена, гораздо более масштабное и деликатное, чем все, чем когда-либо занимались "Запретные истории", с дополнительными слоями опасности. NSO будет бороться с нами на каждом шагу. У компании были огромные финансовые ресурсы, а также защита влиятельных военных и разведчиков в израильском правительстве. Среди ее клиентов, конечных пользователей "Пегаса", были режимы, известные тем, что набрасывались на любого, кто им перечил, и могли нанести реальный ущерб этим людям.
Но если кто-то из нашей команды и был обескуражен идеей приступить к расследованию киберслежки, но в тот день он не показал этого. Палома первой в нашей группе начала задавать Сандрин вопросы о расследовании "Пегаса", и остальные члены команды последовали ее примеру: Как скоро команда может рассчитывать на доступ к списку? Каковы сроки? Собирались ли мы начать эту новую работу еще до того, как закончим проект "Картель"? Сколько времени, по нашим расчетам, она займет? Когда мы попытаемся опубликовать работу? Какими будут наши первые шаги?
Глава 3
Первые шаги
Масштабы стоящей перед нами работы были головокружительными. Пятьдесят тысяч возможных зацепок, разбросанных по всему миру. По крайней мере, у меня от этого кружилась голова. Я знал, что единственное, что можно сделать, — это сохранять самообладание и действовать методично. По одному шагу за раз. Первый шаг определить было несложно: нужно было начать процесс оценки списка. Мы доверяли источнику, но простое доверие было шатким фундаментом, на котором можно строить серьезное расследование. Мы бы никогда не опубликовали материал, который опирался бы только на данные из списка. Мы должны были проверить подлинность данных независимо от источника, а также понять и интерпретировать смысл этого огромного списка номеров мобильных телефонов, который был нам передан. Означало ли появление в списке фактическое заражение шпионской программой, или таргетинг, или просто выбор для таргетинга? И была ли эта шпионская программа системой Pegasus компании NSO? Нам предстояло выяснить это, что потребовало бы времени. Нам нужно было назвать имена как можно большего числа десятков тысяч телефонных номеров из списка и убедить несколько человек разрешить нам проверить их мобильные устройства на наличие признаков заражения вредоносным ПО Pegasus.
В самом начале у нас было одно небольшое преимущество — наша работа над проектом "Картель". Сообщалось, что мексиканские структуры — правительственные и, возможно, другие — были самыми активными конечными пользователями шпионских программ NSO, и список подтверждал это утверждение. Более пятнадцати тысяч точек данных представляли собой цели, выбранные кем-то в Мексике. Одним из первых дел, которые мы сделали в рамках проекта "Картель", было составление списка всех журналистов, убитых в Мексике за последние годы. Мы составили новое подмножество — всех мексиканских журналистов, убитых после 2016 года, то есть после самых ранних дат в просочившемся списке, — вывесили эти имена на доске и поручили Паломе и стажеру найти номера мобильных телефонов, которыми пользовался каждый из этих жертв на момент своей смерти. Возможно, некоторые из них совпадут с новым списком. Может быть, у некоторых даже остались телефоны, которые мы могли бы проанализировать с помощью криминалистов.