Пепел после тебя
Шрифт:
На последнем уроке Таню выдёргивают из класса за двадцать минут до звонка. За ней приходят класнуха и завуч. Девчонка неторопливо собирает свой рюкзак, идёт к двери и прежде, чем покинуть класс, оборачивается и смотрит... Нет, не на объект своей больной любви Купидонова. Она смотрит на меня. Злобно. Мстительно.
Дверь захлопывается. Трясу головой. Меня бесит эта школа. Меня бесит любое пространство без моей девочки. Я словно потерян без неё. Словно сейчас посмотрю в окно, а там вновь кружат хлопья пепла.
Спасительный звонок даёт возможность
Промаявшись какое-то время дома, одеваюсь и еду в магазин. Покупаю торт, конфеты, цветы для бабушки и Алины. Брутальный букет красных роз для бабы Вали и нежные розовые эустомы для Алины.
Не припомню, чтобы когда-нибудь дарил кому-нибудь цветы. Разве что маме. Выдранные из городской клумбы бархатцы. Мне тогда было восемь.
Припарковавшись возле подъезда Алины и взяв угощенье и цветы, дожидаюсь случайного «швейцара». Ждать приходится довольно долго. Но это лучше, чем звонить в домофон. Потому что её отец точно меня не пустит. Он, конечно, и в квартиру меня не пустит... Но находясь на лестничной площадке у их двери больше шансов прорваться.
Глава 34
Алина
Весь день я читаю Фрейда. Егор как-то сказал, что эта книга не поможет мне разобраться в себе. И сейчас я полностью согласна с ним. Прочитай её пару недель назад, я бы, скорее всего, окончательно запуталась. А теперь мне всё предельно ясно. Всё же его циничный подход к любви – это не моё.
Папа время от времени заглядывает в мою комнату и проверяет телефон на наличие звонков и смс от Егора. Разговор у нас с отцом не клеится. Я хочу говорить про Егора, донести до папы, что он изменился. А отец разглагольствует о Тимофее...
О том, как тот прекрасно играет в нападении. И что в одном из матчей он вышел на поле в самом начале игры, а не как остальные наши ребята, просидевшие почти всё время на скамейке запасных. Севен и Фор играли от силы минут по пять в каждом матче. Их команда не дошла и до четверти финала, к сожалению. Но ребят заприметили – это главное.
И не то чтобы я не хочу слушать о футбольных успехах Тима. Нет, я искренне за него рада. Но мне просто не до этого сейчас.
Я скучаю по Егору. Моё сердце трепещет, стоит лишь вспомнить о его поцелуях, объятьях и всяких нежностях, которые он шептал мне на ушко ещё вчера. Но сейчас его рядом нет, и я чувствую себя так, словно мне ампутировали конечность. Не меньше...
Бабушка, как и обещала, собрала свои вещи. Правда, билет на самолёт отец так и не забронировал в надежде, что она передумает. Они оба слишком упрямы, чтобы быстро помириться.
Выйдя наконец из своей комнаты, нахожу бабулю на кухне за просмотром очередного турецкого сериала. Сажусь рядом и даже пытаюсь вникнуть в сюжет. И от этого сюжета мне становится ещё паршивее, потому что слишком остро воспринимаю сейчас страдания турецкого мужчины из-за своей неразделённой любви.
Убавляю звук на телевизоре.
–
Она задумчиво помешивает чай, слепо уставившись в экран.
– Ба... – касаюсь её плеча.
Отмирает.
– Ноги моей здесь не будет! – фыркает она. – Гена сказал, что я виновата. Что не уследила за тобой. Ишь, чего удумал! Старуху обвинять! – говорит громко, чтобы папа слышал. – И дочери житья не даёт. Вот сбежит она от тебя – и будет права! – грозит пальцем.
Глажу её по плечу.
– А как же театр, бабуль? Мы же собирались, помнишь? Не уезжай, пожалуйста... – понижаю голос до шёпота.
Она хмурится. Не расслышала. Но едва я открываю рот, чтобы задать вопрос громче, раздаётся громкая трель звонка. Вскакиваю.
– Я открою! – кричу, сломя голову устремляясь к двери.
Единственный, кто может к нам прийти – это Егор. А отец наверняка его не пустит.
– Стоять! – рявкает папа, выходя из своей комнаты.
Но уже поздно. Рванув дверь на себя, вылетаю в тамбур и сразу открываю вторую дверь. И столбенею от шока. Охапка цветов, торт, какой-то пакет... Но дело не только в этом.
Гроз... Я узнаю его и в той же степени не узнаю. Стильное пальто, начищенные до блеска ботинки. Обычно растрёпанные волосы сейчас зачёсаны назад и немного набок. Очень стильно. И серьги в ушах отсутствуют.
Егор выглядит сейчас студентом второго курса, а не школьником. По сравнению с ним кажусь себе замарашкой и реально мышью. Какая-то растянутая футболка, бриджи, лохматый пучок на макушке... Отступаю в замешательстве.
– Привет, – шевелятся губы парня и растягиваются в милой смущённой улыбочке.
Ожившие внизу живота бабочки исполняют какие-то акробатические этюды.
– Привет.
Щёки горят...
Рядом со мной появляется бабушка. Егор отдаёт ей букет, они о чём-то говорят. Я не понимаю ни слова и ничего не слышу. Пульс долбит в ушах. А отец как-то очень странно притих и не выставляет Егора за дверь. Парень разувается, снимает пальто. В моих руках появляется букет эустом, и я зарываюсь носом в бутоны.
Хочется плакать... Потому что моё сердце разрывается от того, как сильно я его люблю. Наверное, сейчас ещё больше, чем пять минут назад. Ведь Егор не побоялся прийти к моему не слишком адекватному сейчас отцу.
Моя ампутированная конечность отросла. Теперь я целёхонькая.
Бабушка зовёт всех на кухню, накрывает на стол. Егор не отказывается от ужина. Поставив цветы в вазу, распускаю волосы и быстро расчёсываю их пальцами. Ловлю на себе взгляд Егора, полный обожания. А потом и странно-терпеливый взгляд отца. А ещё вижу, как бабушка показывает ему кулак.
Что ж... Ладно... Видимо, мы попали в какую-то сюрреалистичную реальность, в которой мой отец решил проявить терпимость.
На столе у нас всё по-простому. Жареная картошка, котлетки и овощной салат. Егор уплетает за обе щеки, нахваливая стряпню бабули. Отец ничего не ест, я практически тоже.