Пепел Предтеч
Шрифт:
— И даже не спрашивай! — яростно замахал я руками, когда увидел в глазах внука вопрос. Вздохнув, я продолжил. — Ноев ковчег — мы в нём прямо сейчас. Исход из Египта, гм, тоже случился. «Плодитесь и размножайтесь» — исполнили так, что я до сих пор диву даюсь. Манна небесная... — я задумчиво отогнул палец, перечисляя. — Можно сказать, тоже есть, ведь мы ею кормимся. Но однажды она закончится, Михаил... и тогда...
— Вот уж не ожидал, что ты переведёшь разговор на Пыль, — правнук даже вздрогнул немного, когда я об этом заговорил. Он подобрался,
— Разве что, сделка с дьяволом, которая приближается к нам со всей неизбежностью. Это уже не библейский сюжет, — я опустил голову. — Послушай, Михаил. Я знаю, ты доживёшь до того дня, когда придётся принимать непростые решения. Я — уже нет. Но я видел выкладки и расчёты. Я знаю, что вы решили по этому поводу — ваша маленькая компашка. Конклав...
— Дед, — терпеливо вздохнул внук, но не стал меня перебивать. В его глазах было серьёзное выражение — он приготовился слушать. И я озвучил свои опасения.
— Михаил... все ресурсы однажды кончаются, и Пыль — тоже не исключение. Мы собираемся приносить людей в жертву силе, которую мы не знаем и не понимаем, чтобы получить взамен эссенцию жизни. Это есть — договор. И его детали записаны мелким шрифтом, неразличимым для глаз. А Дьявол, как известно, в деталях.
— Может быть, — Михаил вздохнул, устало прикрыв глаза. — Но у нас нет выбора, дед. Расскажи, чего ты боишься. Что может быть написано мелким шрифтом в договоре с дьяволом, по твоему мнению?
— Давай подумаем, — предложил я. — Может быть, то, что мы станем раскармливать хтоническую, жуткую тварь? Пища иной раз идёт впрок, так что сейчас он спит — а потом что? Что, если мы своими руками сделаем его столь сильным, что он пробудится и потребует себе больше? Потребует себе всё?
— Это... наверное, то, что мы никогда не рассматривали, — побледнев, признался Михаил. — Но никогда нельзя ничего знать наверняка! Кроме, разве что, того, что Пыль кончится. И тогда придётся что-то делать, чтобы не умереть.
— Возможно, — я согласился. — Вам бы не тратить Пыль на пустяки. Женщинам не давайте, хотя бы. Толку всё равно нет. И я тебе сейчас объясню, почему... не знаю, поверишь ты мне, или нет. Мы, первые люди здесь, решили держать это в тайне. Но поскольку теперь я — последний, я расскажу. Тебе, только тебе.
— Дед? Ты это о чём? — насторожился Михаил.
— Я-то? — я усмехнулся, а потом наклонился вперёд, заговорив заговорщическим шёпотом. — Я о том, что наши женщины принадлежат немного другому виду, парень. Ха-ха, не улыбайся. Это не шутка. Послушай, что мы нашли в одной из капсул, когда я был в твоём возрасте...
***
Настоящее время
Я откашлялся, с трудом выбираясь из тумана памяти. Обычно я сопротивлялся соскальзыванию в сумеречные туманы разума, но в этот раз моя воля ослабла, и я оставил на несколько минут своё бренное
Михаил обнаружился совсем ко мне близко — его тёплая ладонь лежала на моей шее, словно пытаясь нащупать биение сердца. Встретившись с моим твёрдым взглядом, он невольно вздрогнул, и медленно отступил.
— Это что только что было? — выдохнул он напряжённо. — У тебя был какой-то приступ, Антон?! Если ты не здоров — не стесняйся нас предупредить. У нас нет намерений тебя здесь сгноить, я уже объяснял. Ты — Пыль-пробуждённый. Теперь ты — один из нас.
Он осёкся, встретив на моём лице какое-то новое выражение. Я, будто по наитию, заговорил не то, что сам от себя ожидал.
— Чуть утро осветило пушки. И леса синие верхушки, — произнёс я, пристально глядя ему в глаза, будто приглашая продолжить стих за меня. Пауза длилась и длилась, пока вдруг, мой собеседник не изрёк продолжение.
— Французы тут как тут, — пробормотал Михаил, и встряхнулся. — Откуда ты знаешь?
Я усмехнулся, и продолжил рассказывать по памяти стих.
— Забил снаряд я в пушку туго. И думал: угощу я друга! Постой-ка, брат мусью! Что тут хитрить, пожалуй к бою... — уверенно я сказал, вызвав у него изумлённый взгляд.
— Я это слышал раньше! — вырвалось у него. — Но именно эту часть я не смог запомнить всю слово в слово. Откуда ты её знаешь? Её же никто не знает!
— Уж мы пойдём ломить стеною, уж постоим мы головою. За Родину свою! — невольная улыбка на моём лице становилась всё сильнее, пока я продолжал читать по памяти стих.
В какой-то момент, я прервался. Усмешка на моём лице стала гораздо шире.
— Твоя идея записать себя в Проектор по частям, чем-то напоминает один рассказ, я его читал, — загадочно обронил я. — «Портрет Дориана Грея», Михаил. Пересказать, о чём он?
Но пересказывать мне ничего не требовалось. В глазах моего собеседника стоял суеверный ужас, словно он увидел в моём лице привидение. Он упал в своё кресло, пытаясь прийти в себя, и не знал, куда девать руки.
— Ты помнишь, как мы сидели часто вдвоём — ты и я? — тихо прошептал я. — Помнишь, что я тебе сказал, о нашем решении жертвовать свои жизни Червю в обмен на эссенцию? Дьявол в деталях, Михаил, и мы не можем их разглядеть. Я — тот самый человек, с которым ты говорил. Я вернулся. Я здесь.
— Дед?! — прошептал Михаил, с широко раскрытыми глазами. Они были уже готовы вырваться из орбит, и он в какой-то момент затряс головой. — Это же... невозможно! Невозможно! Ты... ты просто всё прочитал как-то в моей голове, да!?
Он подскочил с места, бешеными глазами оглядываясь по сторонам. Как будто не в силах стоять на одном месте, он стал расхаживать по комнате, роняя вещи со стола на пол.
— Как бы я смог? — спросил я, слабым голосом от усталости. Усилие, даже чтобы просто прочитать стих, оказалось для меня слишком сильным. Я смежил веки, кажется, всего на секунду, и тут же уснул. В уши не проникало больше ни звука, и так — долгое время.