Пепел жизни
Шрифт:
Мойра встала с промозглого каменистого настила, что долгое время служил ей постелью, и на дрожащих ногах подошла к сестрам, поочередно коснувшись каждой ладонью. Те, как одна, вскинули головы, распахнули беззубые рты в подобие улыбки и издали стон облегчения, который окутал стены пещеры, подобно ласковым объятиям матери.
– Сестра…
Многоголосое эхо было полно любви. Лахесис кивнула и присела рядом с мойрами, протянув руку к нити судьбы одного из существ – кончики пальцев согревало приятное тепло, которое она забыла за столько лет заточения в беспокойном сне. Магия, таившаяся в теле женщины, стрелой накинулась на душу и окутала своей силой,
Магия сестер воссоединилась. Мойры, которые столько лет предавались сну, скинули оковы забвения, чтобы закончить начатое.
Возродиться, чтобы умереть.
Забыть, чтобы вспомнить вновь.
– Жизнь погибла, – начала рассказ Атропос, не сводя пристального взгляда с яркой нити судьбы, извивающейся в руках мойр, – барьер, который сдерживал тьму, разрушен. Сартисаг – поселение сатиров, воссозданное Смертью, теперь в опасности. Заслонка, укрывающая его от Джомсона, которая возродила Жизнь, больше не представляет собой секрет. Жители поселений теперь могут беспрепятственно блуждать по континенту. Жизнь и Смерть не могли коснуться друг друга так же, как существа не могли видеть себе подобных. Одно из поселений столько лет скрывало чудовище, которое не должно было рождаться.
– Только два бога заслужили право на перерождение, – голос Лахесис напоминал скрипучие половицы, которые отсырели от дождливой непогоды, – и лишь они будут единственными потомками силы Олимпа – забудут все, что было до, начнут новый отсчет и возродят новую эпоху. В мертвых богах будет магия огня и природы – мужчина возродит пламя, женщина станет матерью для природы.
– И только одна из сестер сделает правильный выбор, – Клото отложила нить судьбы на колени и устремила отрешенный взгляд на каменистые стены пещеры, будто видела то, что неподвластно смертному взору, – наши творения скоро окончат свое существование, последовав за нами в Забвение. Мы слишком устали, чтобы начинать цикл заново, но мы можем даровать одной из Высших право выбирать… Они похоронили нас на словах, пора это сделать и в действии…
Мойры смолкли так же внезапно, как и заговорили. Нить судьбы, которую они полюбовно ткали, устремилась ввысь, направившись к существу, для которого была уготована. Сестры, встрепенувшись, скинули старческие личины – кожа начала отходить от тел, морщины, что они носили как трофеи, начали разглаживаться, волосы, напоминающие первый снег, стали окрашиваться в темные тона. Плоть мойр начала опадать на каменистую поверхность пещеры с гулом. Сухожилия, суставы, мышцы – такими предстали некогда могущественные мойры. Но на месте кровоточащих ран образовывалась новая кожа – гладкая, нежная, девичья. Сестры не хотели погибать вот так, в обличии старух.
Взявшись за руки, мойры скинули оковы магии и посмотрели ввысь просветленными глазами. Их красивые лица напоминали божеств, сошедших с Олимпа, тонкие талии, упругие груди и широкие бедра пленили своей грацией.
Мойры были готовы принять смерть. Готовы обрубить собственные линии жизни, чтобы уничтожить прямых потомков богов.
Клото что-то прошептала в темноту и прикрыла глаза. Сестры последовали ее примеру и, высоко закинув головы, начали напевать слова древнего проклятия, язык которого не знало ни одно существо – ни живое, ни мертвое. Лишь они одни.
Три линии жизни, тесно переплетенные между собой, возникли откуда-то из недр земли, пробиваясь сквозь каменистую поверхность пещеры. Души плавно опустились в
Время пришло.
Атропос, освободившись от объятий сестер, приоткрыла глаза и приподняла три линии жизни, которые бережно держала в руках. Ножницы, парившие около мойры, подрагивали, будто гонимые невидимым ветром, желая, чтобы потомок олимпийцев передумала и не делала опрометчивый шаг. Но уже было поздно. Судьба предрешена.
Атропос одной рукой взяла ножницы, продолжая удерживать другой нити судьбы. Распахнув оружие, она резким движением перерезала их. Нити, которые горели ярким огнем, моментально потухли и опустились на пол пещеры, словно увядшие лепестки роз.
Мойры издали судорожный стон, вдохнули последний раз воздух и пали замертво. Их тела – прекрасные, девичьи, пленительные, навсегда останутся в пещере, где начался отчет новой эры. Судьба смертных и существ теперь была в руках одной из сестер, которых сотворили потомки богов.
Предрассветный час близок.
Глава 38
Касандра
Признание – самое сложное, что может придумать Жизнь.
Я вбежала в комнату и закрыла за собой дверь на щеколду. Быстрым шагом дошла до кровати, залезла на нее с ногами и зарылась лицом в колени. Обхватив ноги руками, я едва сдерживала крики отчаяния и разочарования, которые заполняли душу темными кляксами. Где-то в глубине души надеялась, что Йенс придет, мы сможем поговорить и прояснить все недопонимания, что возникли между нами. Но все оказалось напрасно. Я цеплялась за призрачные надежды, что это все проказы Смерти, ведь она сама призналась в этом. Если в тот раз, в хижине, взгляд орка был отрешенным, будто кто-то действительно дергал за его нити судьбы, то теперь он был полон жестокости и непоколебимости довести начатое до конца.
Смерть не смогла бы повлиять на Йенса, если бы он действительно не хотел бы овладеть мной. Возможно, для него это своего рода проявление любви, но только я не была готова к подобному – сердце желало другого – нежности, ласк, до боли всепоглощающей любви.
Каждый человек дан нам в жизни для того, чтобы пройти какой-то урок – научиться ценить себя, ставить собственные приоритеты выше других, контролировать внутреннюю ярость и злость, которая душит и затаскивает на дно, устланное пороками, откуда нет выхода. Прокручивая в голове все эти мысли, я пришла к выводу, что Йенс был дан мне на определенный промежуток времени для того, чтобы показать, каково это – защищать себя. Каждый наш урок, когда мужчина обучал меня рукопашному бою и обращению с холодным оружием, служил своего рода подготовкой к тому, чтобы по итогу обороняться от него самого.
Я не думала, что он придет вот так, посреди ночи, но в глубине души надеялась на встречу с ним. Хотела, чтобы все было как раньше: он – мой друг, которому могла рассказать о тяжести на душе, а тот бы вновь прижал к себе, и все проблемы отошли на задний план. Но с каждым разом Йенс удушал своим контролем, желанием подавить волю, которое поначалу проявлялось в мелочах: Касандра, иди возьми другое оружие, это платье не подходит, переоденься, сегодня я сам пойду на ночной патруль, а ты отдохни.