Пепел
Шрифт:
– Это как же?
– Много австрийских войск будет приковано к столице, а наши солдаты двинутся в поход…
Совет
Еще до окончания срока перемирия, утром двадцать третьего апреля, князь Гинтулт в сопровождении Рафала спускался с Динасовских холмов, чтобы переправиться на другой берег Вислы.
Улицы, по которым они шли, были пусты, ставни закрыты. Понтонный мост напротив Беднарской улицы уже сняли, и самые понтоны со всеми военными материалами спустили вниз по реке. Пришлось переправляться на лодке. Гинтулт остановился у подножия холма и окинул взглядом свой дворец, переполненный ранеными офицерами и солдатами, который он оставил на милость чужого правительства и нескольких старых лакеев. Для него там не осталось места, так
– Кажется, – тихо сказал он Рафалу, – я не увижу больше этого дома. Договор не распространяется на Прагу. Легко предугадать, что Варшава будет бомбардировать Прагу, а Прага – Варшаву. Я родился под этим кровом, там моя библиотека, коллекции, памятки… Прощай, старый дом…
Рафал пытался сказать князю что-нибудь в утешение, но тот махнул рукой. Они спустились к реке и направились вдоль берега, по пустынной Доброй улице, к углу Беднарской. После снятия понтонов странно было смотреть на выложенный камнем канал, тянувшийся от Вислы в глубь Доброй улицы. На канале теснились лодки перевозчиков, крикливо приглашавших пассажиров переправиться через реку. Князь и Рафал сели в одну из лодок и вскоре высадились на другом берегу. В укреплениях было полно солдат. У тех, кто прибывал из-за Вислы, проверяли документы, водили их на Ольшовую улицу к каким-то властям, которые сами не знали, что делать и как быть.
Покончив с формальностями, князь и Рафал вышли из душных клетушек в деревянных бараках, где люди задыхались, ожидая очереди, и стали искать выхода из района укреплений. Они пошли по Брукованой улице, расположенной перпендикулярно к Висле, но оттуда им пришлось вернуться, так как они забрели в третий люнет. Часовой показал им дорогу, которая вела между двумя флигелями военных казарм к горже другого люнета, оттуда поворачивала направо и выходила к ратуше и Брудзенской заставе. Выбравшись из района предмостного укрепления, Гинтулт остановился на перекрестке и стал смотреть на укрепление. На лице его, сонном и угрюмом, застыло выражение скуки и уныния. Но вдруг взгляд его оживился.
– А знаешь, – сказал князь вполголоса, точно боясь, что их могут подслушать, – ведь неплохой окопчик! Право… Видишь ли ты, вон там, этот средний окоп, обращенный острым углом к Зомбковской заставе? Это крепкая штука. Или вон тот люнет, обращенный к Голендзиновской заставе и дороге в Новый Двор. Собственно, это он один, сиротка, и обращен к Варшаве. Кто бы мог подумать, что тебе, бедняге, выпадет такая участь – выпустить когти против родной матери – Варшавы…
Князь повернул налево и пошел к третьему редуту, замыкавшему доступ со стороны Спшечной улицы и Гроховской заставы. Оживившись, он широким шагом торопливо направился к Саксонскому острову и стал осматривать шанец у дороги, на берегу рукава Вислы, окоп на самом Саксонском острове, за паромом рукава, на берегу самой Вислы и у дороги к водяной мельнице. Сейчас он внимательно и детально осматривал эскарпы валов, идущих вдоль Вислы от предмостного укрепления до излучины рукава. Затем князь вернулся на дорогу и в задумчивости направился к монастырю бернардинцев. После долгого молчания он спросил у Рафала:
– Не знаешь ли ты случайно, какие у нас шанцы за Гроховской заставой?
– Не знаю.
– Помню, раньше… Там шел вал от Камионок, он пересекал Окуневскую дорогу и неподалеку от Радзиминского тракта кончался крепким люнетом.
– Я ничего не знаю.
– Жаль, что мы не можем посмотреть, есть ли там какие-нибудь укрепления напротив Тарговка. Уже нет времени. Надо торопиться!
Крупными шагами они миновали бернардинский монастырь и вышли на Широкую улицу. Там теснилось множество подвод и карет, проходили пехотинцы-разведчики. Князь, не спрашивая о цене, нанял крестьянскую подводу. Усевшись с Рафалом на подводу, они через Голендзиновскую заставу выехали к шанцу, сооруженному перед заставой. Дорога огибала его полукругом с правой стороны, и князь мог хорошо осмотреть валы и глубокий, наполненный водою ров, тянувшийся от шанца к Висле.
– Крепкая у князя застава, – бормотал он больше про себя. – Ничего… Не думал я, что тут столько сделано… Эй, хлопец! – закричал он на возницу. – Поезжай-ка поживее, поторапливайся!
Повозка покатилась по тракту к Новому Двору. Направо, за
Бригада Сокольницкого состояла из трех полков: двенадцатого, восьмого и шестого. Генерал Каменецкий, [561] в распоряжении которого были первый, второй и третий полки, находился в арьергарде. Артиллерия, приданная батальонам, двигалась в боевом порядке, каждое орудие со своим батальоном. Авангард и арьергард шли всего лишь в пятистах шагах от колонны. Через каждые четверть часа войскам давался короткий отдых, после которого они форсированным маршем уходили все дальше и дальше. Обозы получили приказ не заходить в укрепления Модлина, а выйти за линию его со стороны Плоцка и там развернуться и задержаться. Повозка, в которой ехал князь Гинтулт, попала к маркитантам, из которых каждый имел номер, дававший ему право на две подводы. Вскоре пешие и ехавшие на подводах маркитанты и маркитантки стали выражать недовольство и жаловаться дивизионному начальнику обоза, требуя, чтобы он удалил из колонны новую подводу. Однако, когда Рафал и князь назвались, им удалось остаться в колонне и завязать разговор с офицерами. Никто из офицеров не знал цели этого похода. Они только предполагали, что придется запереться в крепости. Все были недовольны. После полудня голова колонны подошла уже к Модлину, но повозке князя еще долго пришлось стоять на месте.
561
КаменецкийЛюдвик (род. 1758 г.) – польский генерал. Участник войны 1792 г. и восстания 1794 г. В войне 1809 г. – командир бригады I дивизии.
Бригадный генерал Беганский выводил из своей колонны один батальон для охраны моста из варшавских понтонов, который как раз укрепляли на якорях и застилали помостом. Рафал узнал, что генерал Сокольницкий размещает бригады лагерем, так как вся пехота получила приказ расположиться лагерем с соблюдением всех предосторожностей, связанных с военным временем. После долгого перерыва дорога, наконец, открылась, и князь Гинтулт узнал, где находится штаб. Туда он и велел ехать.
Подъезжая по тракту к Старому Модлину, путники встретили генерала Немоевского, который ехал в сопровождении нескольких офицеров разного ранга. Старый легионер всмотрелся в лицо князя и спросил его с коня:
– Как вы к нам попали, князь?
– Да ведь вы тут стали стеной! До самого Модлина?
– Да! Приходится вам из ваших Галиции ходить к нам, в Великую Польшу, на передышку. К кому это вы, князь?
– Мне нужно к кому-нибудь из начальства.
– Может, к самому главнокомандующему?
– Да, вероятно, и до него придется добраться.
– Не знаю, удастся ли это вам, потому что я еду как раз на военный совет.
– Ах, так мне, значит, нечего торопиться…
– Особенно, если дело частного характера.
– Частного не частного, но во всяком случае личного. Я хочу дать все, что имею при себе, на военные госпитали, которые были бы лучше устроены, чем те, которые я видел в Варшаве после рашинского дела. Кроме того…
– Если я смогу помочь вам…
Генерал подъехал поближе к бричке. Рафал сошел с нее и зашагал по тропинке вдоль рва. Князь с генералом вели разговор вполголоса.
– У меня здесь, за Свидером, в Галиции, – говорил князь, – две-три деревушки. Там легко было бы сформировать батальон, а, пожалуй, и неплохой полк, если бы только какой-нибудь отряд пробрался через границу и кликнул клич среди молодежи. Я вот и хотел посоветоваться…