Переход
Шрифт:
— У них пока вроде по бомбардировщикам заметных прорывов не замечено.
— Я о другом: товарищ Надирадзе в этом справочнике тоже очень много интересного нашел, а еще ему по почте другой документ кто-то прислал, там составы интересных порохов описаны были. Но того, кто это письмо ему отправил, товарищ Абакумов найти не смог…
— Думаешь…
— Практически убежден. Но доказательств-то ни малейших… впрочем, Абакумов руки не опускает, так что пока просто будем ждать результатов. И пользоваться тем, что получили.
Двадцатого октября было принято постановление Совмина СССР и ЦК партии, которое чуть позже, как помнил Алексей, назовут «Сталинским планом преобразования природы». И почему-то он, узнав об
Однако что-то предпринимать против Георгия Максимилиановича он пока не собирался: Маленков крупно стране гадить начал уже после смерти Сталина, а пока он был занят делами очень для Советского Союза полезными. Правда, чем он был занят с сорок седьмого по сорок девятый, для Алексея было покрыто мраком тайны — но по косвенным признакам именно он обеспечил победу коммунистов в Китае, и в Корее неплохо так отметился. Так что «попаданец» решил, что «пусть пока работает», а вот со многими другими «товарищами» следовало уже плотно поработать. Потому что то, что они натворили… то есть натворят… то есть не натворят, если об этом заранее позаботиться…
Так как «по первоначальному плану» Алексей Павлович собирался перейти в пятьдесят шестой-пятьдесят седьмой, то историю родной страны этих лет он изучил весьма подробно. И изучил даже то, о чем в учебниках не рассказывалось. И даже то, о чем тщательно умалчивали «перестройщики»: в девяностых и начале двухтысячных за зеленые бумажки, поставляемые в должных количествах, можно было из самых засекреченных архивов очень интересные документы извлечь. Конечно, архивы эти «кукурузником» и его соучастниками были изрядно подчищены — но зачищались-то в основном центральные архивы, а «на местах» очень много интересных бумажек сохранилось. А после начала перестройки с деньгами у Алексея проблем вообще не стало, Вирджилл по его просьбам на бирже периодически вообще чудеса творил. И не только на бирже: именно он сильно подтолкнул австрийский «Раффайзен» к открытию своих отделений в «перестроечной России» — хотя в самом банке об этом и не подозревали…
Так что списочек тех, «кому жить в СССР не надо», у Алексея уже имелся — а вот как поставленной им самим себе цели достичь, у него тоже определенные идеи имелись. И даже некоторые довольно полезные в достижении таких целей знания: он их приобрел — тоже за весьма приличные суммы — после того, как какие-то подонки ограбили его отца. Тогда Алексей, посетив переход больше двух сотен раз, отца от гибели и ограбления спас, а с подонками поступил очень… жестоко, но «обретенные знания» оказались весьма полезными, и он в течение пары месяцев «реального времени» их более чем изрядно «углубил и расширил»…
И был готов их применить уже в этой реальности. То есть морально готов, а вот технически ему требовалась еще определенная подготовка, которой он и занялся. Без фанатизма занялся, посвящая большую часть времени все же учебе и некоторую часть этого времени — «разработке» разных лекарственных препаратов. Тот же артемизинин с одной стороны вроде и был «прорывом в борьбе с малярией», но синтезированный Алексеем спустя месяц дигидроартемизинин был гораздо эффективнее, а полученный еще до Нового года артесунат позволял использовать препарат внутривенно при тяжелом течении болезни. К тому же парень помнил, что в чистом виде все эти препараты могут вызвать появление устойчивых к лекарству мутаций паразита, так что пришлось ему «изобретать» и пиперахин для производства комплексного препарата против достающей страну болячки…
Но то, что он всю эту «химию» «придумал», существенно развязало ему руки в проведении «технологической подготовки» к намеченной им зачистке «ненужных людей»: рядом с опытным фармзаводом практически специально для него
Пенициллина в Союзе стало производиться уже достаточно, так что на опытном заводе в мединституте со спокойной совестью прекратили его производство — и приступили к выпуску на той же, хотя и изрядно доработанной, установке хлортетрациклина. А после того, как Мария Петрович (председатель Приреченского колхоза) получила орден Трудового Красного Знамени за то, что в Приреченской заработала птицеферма, выдающая ежедневно по сорок с лишним тысяч яиц — в основном благодаря тому, что кур там этим хлортетрациклином периодически кормили — производство ценного ветеринарного препарата стали налаживать и в Витебске, и на фармацевтической фабрике в Уфе: руководство страны денег на фармацевтику не жалело. Тем более не жалело, что препараты получались заметно дешевле, чем зарубежные, и изрядную часть лекарств удавалось с выгодой и за рубежом продавать, закупая на вырученные деньги очень нужные стране вещи. И помогая там, за рубежом, тем, кто мог помочь Советскому Союзу устоять «в борьбе с происками империализма»…
Собственно, в том числе и по этой причине никто особо и не интересовался, чем именно в лаборатории мединститута занимается студент второго курса. То есть был приказ «не интересоваться» и все его старались выполнять. Почти все старались…
Товарищ Лихачев, завершая работу в качестве директора института, с Алексеем очень серьезно поговорил:
— Алексей… Павлович, из вас же может получиться… уже получился блестящий фармацевт, почему же вы так упорно отказываетесь перейти с лечебного факультета на фармацевтический?
— Просто потому, что с медпрепаратами я просто смог осуществить то, что когда-то случайно запомнил. А вот придумать что-то новое у меня вряд ли получится. Так что я продолжу учиться тому, в чем надеюсь хоть какую-то пользу стране принести.
— Но у вас успехи в этой учебе… довольно посредственные, а если вы уже имеете серьезную базу в фармацевтике, то, скорее всего, вы бы смогли в ней достичь гораздо больших успехов и пользы, как вы говорите, принести тоже гораздо больше.
— Это вряд ли, моих знаний хватило лишь на то, чтобы воспроизвести что-то механически заученное, но вот понимания того, что я делал, у меня нет ни малейшего. А в педиатрии у меня такое понимание уже появляется. Да и мне просто неинтересно фармакопеей заниматься.
— Он врет, причем врет нагло, — Андрей Гаврилович высказал свое мнение об этой беседе Лаврентию Павловичу в исключительно жесткой форме. — Причем он ведь не может не понимать, что я понимаю, что он врет, но все равно…
— А почему вы считаете, что он понимает что вы понимаете…
— Тот же хлортетрациклин впервые был получен только в сорок пятом, уже после окончания войны, и он ни от каких фашистов узнать технологии его производства точно не мог. Даже у американцев, которые его, собственно, и открыли, нет ничего близкого по эффективности тем технологиям, которые предложены Вороновым. И я уверен, что он это прекрасно знает — но категорически отказывается заниматься… официально заниматься хотя бы антибиотиками. А препараты и материалы, которые им предложены для кардиохирургии… вы же знаете, я этими вопросами занимаюсь уже очень долго, и вообще-то в курсе всего, что в этой области в мире делается. Поэтому я могу с уверенностью говорить, что то, что он предложил, до него никто в мире не делал и даже не работал в этом направлении! И ведь если бы не его изобретения, то, боюсь, мы бы не смогли спасти товарища Жданова, а сейчас я могу с определенной уверенностью говорить, что скоро Андрей Александрович практически полностью поправится. Конечно, ему придется, как предупреждал Воронов, до конца жизни ежедневно глотать эти таблетки, но их глотать ему нужно будет, я надеюсь, еще очень много лет…