Переход
Шрифт:
— У нас некоторые товарищи говорили, что этому Воронову очень понравилось меню торжественных обедов, устраиваемых для товарищей, получивших высокие награды — так что, возможно, он думает, что за открытия, совершенные не по профилю работ, награды будут выше и его чаще на такие обеды приглашать станут… Шучу, конечно. Однако и насильно заставлять его заниматься тем, чем он заниматься не хочет, мы не станем.
— Хм… а насчет того, что его чаще нужно на такие обеды приглашать, я, пожалуй, соглашусь. За эти спиральки нитиновые и клопидогрел… он же не только товарища Жданова спас, мы же подобных операций довольно много провели, а когда хирургов побольше обучим, то речь пойдет уже о сотнях,
— Вот вы его и пригласите. Я… товарищ Сталин ждет от вас соответствующего представления о награждении, и лично я его точно поддержу. Подготовьте представление и мне его занесите, так оно гораздо быстрее по инстанциям пройдет. И большое спасибо за то, что выкроили время это все со мной обсудить…
Когда Берия доложил об этом разговоре Сталину, тот поинтересовался:
— А вы выяснили, кто прислал в секретариат записку о том, что у товарища Жданова был инфаркт? И кто сообщил о том, что именно у товарища Лихачёва уже отработана методика излечения подобных… неприятностей?
— Соображения есть, доказательств нет. Больше всего непонятно во всем этом деле то, что письмо в секретариат было направлено за несколько дней до того, как Андрей Александрович почувствовал себя плохо, так что разные мнения по этому поводу имеются. Но лично меня смущает больше всего то, что в этом письме были поименно перечислены те товарищи, которые категорически настаивали на неверном диагнозе — то есть у меня есть серьезные подозрения в том, что все это не само по себе случилось. Так что пока — разбираемся, а эту врачиху… Тимашук, ее, думаю, нужно наградить. В том числе и за то, что не побоялась против таких авторитетных товарищей выступить.
— Наградить, безусловно, мы ее наградим. Но и насчет письма — ведь если бы его не было, то мы бы этим докторам… мы бы им поверили. Так что следует и докторов всех очень тщательно проверить, а товарища Лихачёва и Воронова, конечно, тоже не отметить было бы неверно. Этим вопросом кто-то у тебя занимается?
— Нет, у Абакумова есть неплохие специалисты. Виктор Семенович предлагает дело это провести без особой шумихи: он тоже убежден, что Жданов не сам по себе заболел, а если все делать тихо, то можно будет выйти и на инициаторов. Вряд ли доктора эти… — из уст Берии сорвалось очень специфическое и совершенно русское определение, — сами все это затеяли.
— Хорошо. Займись этим сам… тоже, держи все на контроле. А наградить тех, кто товарища Жданова из этой жопы вытащил, будет тем более правильно. Будет выглядеть так, что мы высоко оценили их борьбу с безжалостной природой — а с теми, кто природу такое проделать заставил, мы, безусловно, разберемся. Тихо и особо даже не спеша. Мне пока кажется, что время для этого у нас еще есть. По крайней мере, хочется на это надеяться…
В первом меде с началом нового года обстановка стала потихоньку накаляться, и особенно сильно она стала накаляться на факультете фармакологии. Главным образом потому, что старшекурсники стали массово предлагать новые фармпрепараты, которые ни в учебных, ни в исследовательских планах никак не фигурировали — однако создатели этих лекарств во-первых принципиально отказывались упоминать в заявках своих преподавателей как «соавторов», а во-вторых, вообще подавали эти заявки «мимо института», непосредственно в комиссию минздрава. И все эти студены наотрез отказывались говорить, как им вообще в голову пришло такими разработками заняться.
Склока получилась громкой, настолько громкой, что ей пришлось заниматься на высшем уровне. Хотя бы потому, что многие из предложенных студентами лекарств вообще являлись не только «новым
У товарища Сталина уже было свое мнение по причинам происходящего в первом мединституте, но кое-что он решил все же уточнить. И на его вопрос о том, «как там поживает наш партизан», Лаврентий Павлович ответил с лукавой улыбкой:
— Поживает он очень… весело, даже жаль, что мы уже переросли возможность так веселиться. Так что будем просто ему завидовать…
Глава 18
Официально пуск Оршанского автозавода состоялся первого января, но первый автомобиль с конвейера сошел только третьего, в понедельник. А завод этот появился потому, что на тракторном-то производство дизельных моторов на основе ГАЗ-11 наладили очень неплохо, но для тракторов мотор пошел все же другой — но разваливать уже готовое производство было сочтено делом совершенно неправильным — и на народном энтузиазме, направляемом умелой рукой партии и правительства, за год был выстроен новый завод. Энтузиазм объяснялся просто: в городе велось массовое жилищное строительство, строителям (и будущим рабочим завода) практически сразу предоставляли довольно неплохое жилье, да и зарплаты были довольно приличные — так что очень много бывших воинов Советской армии пришли к выводу, что здесь осесть и приступить к работе будет самым верным решением.
А руководство партии и правительства заключалось в том, что оно — как раз руководство — грамотно агитировало рабочих местпромовских предприятий, и те с огромной радостью устраивали субботники (а так же «вечерники», отрабатывая добровольно по паре часов после окончания рабочих смен), во время которых для строящегося завода изготавливались необходимые станки. Причем рабочим за такую работу никаких сверхурочных вроде и не полагалось, но вот скорость движения очередей на предоставление жилья как-то сильно коррелировалось с проявленным на подобных субботниках энтузиазме. И это было очень заметно: жилищное строительство (тоже ускорившееся благодаря таким же «субботникам») велось не только в Орше, но и во всех других городах республики. А вот материальное обеспечение всех этих «сверхплановых работ» тоже в основном обеспечивалось предприятиями местпрома…
Алексей раньше не совсем точно представлял, что из себя представлял местпром в послевоенные годы. Искренне думал, что предприятия этой самой местной промышленности занимаются выпуском сувениров большей частью для иностранных туристов, рискнувших посетить Советский Союз, делают балалайки и деревянные игрушки и вообще стараются изготовить что-то «используя местные ресурсы», плетя корзины и лапти. То есть лапти он даже в магазинах видел, уже в двухтысячных, по цене немного уступающей ценам на качественную французскую или бельгийскую обувь элитных брендов…
Но оказалось, что его представления были несколько ошибочными. Например, он узнал, что самым большим предприятием именно местпрома был Могилевский металлургический комбинат, самую малость уступающий Липецкому (ну, в первые послевоенные годы самую малость уступающий), а в стране чуть ли не восемьдесят процентов всех товаров именно местпромовцами и производилась. Большая часть фарфоровой и фаянсовой посуды, девяносто процентов товаров канцелярских, три четверти производства мыла, почти вся готовая одежда и обувь, а так же патефоны, радиоприемники, практически вся мебель…