Переиграть войну! Пенталогия
Шрифт:
У рукомойника я поинтересовался у Бродяги, чего это они решили так «прессануть» гостей?
– Тох, понимаешь, нам надо, чтобы они действительно смылись, потому что если их не дай бог немцы поймают и привяжут к акции – мы тогда точно отсюда не вырвемся. За одни рации размером с пачку папирос нас ловить будут до Урала, а то и до Алтая.
– И что, ты думаешь, после обещания пожаловаться Цанаве они послушаются?
– Да. Я нашу систему хорошо знаю: свои страшнее чужих.
…Ужин прошел в несколько напряженной атмосфере: мы, стесняясь чужих, не балагурили, а чужие, запуганные сверх меры, старались сидеть молча. Когда все допили чай, Фермер кивнул мне:
– А теперь, товарищи, давайте музыку послушаем. Товарищ старший лейтенант, спойте чтонибудь
Пришлось подчиниться.
Взгляд со стороны. Тотен
Чтото голова у меня сильно болеть стала. Док говорит – от нервных нагрузок – и рекомендует бухать побольше. Днем еще ничего, а вот ночью, когда над трофейными документами сижу – иногда чуть не плачу, до того виски ломит. И даже некоторые маленькие привилегии штабного работника положения не спасали. Ну и что с того, что я иногда тайком слушал эмпэтришки, хранящиеся у меня в телефоне, если изза головных болей заснуть не получается? Анальгетиков съел уже уйму. Хорошо еще, что аптечка, как всегда, наполнялась не в таблеточном исчислении, а пачками. «Визин» кончается, что крайне огорчительно. Ну ничего, скоро все должно пройти. Вот начнем драпать, и не до размышлений станет. А сейчас командир попросил еще одну папочку просмотреть и самые интересные места на русский перевести. Давно я так в рукописи не упражнялся, с института, пожалуй. «Писчая мозоль» появилась снова. Правда, каракули разборчивее не стали, может, стенографистку у Саши попросить? Сейчас точно не даст, а вот если где на болееменее постоянной основе встанем, то и штабной аппарат можно будет расширять. Дело за малым – до этой поры прекрасной дожить.
Стычку с гостями я воспринял совершенно спокойно. Спасибо Фермеру – предупредил о своих планах. А вот Антон, похоже, растерялся, мне даже забавно было смотреть на его округлившиеся глаза и отвисшую челюсть, когда командиры наши, потрясая пистолетами, союзников запугивали. Но потом Тоха, надо отдать ему должное, быстро врубился и даже немного подыграл. Сурово хмурил брови и «жег» сердитым взглядом оппонентов.
Когда конфликт подошел к логическому завершению и парни из НКВД больше оправдывались, чем пытались настоять на своем, Фермер поручил моему другу важную задачу – поработать «эмоциональным буфером».
Отложив в сторону папку, я приготовился слушать. Записи записями, а «живая» музыка лучше.
К тому же репертуар Тошка подбирал что надо, а в телефоне у меня только «Рамштайн» и «Металлика», а от немецкого меня и так тошнит уже.
Вот наш «медиаплеер» устроился поудобнее на табурете, поставил левую ногу на чурбачок и взял первый аккорд:
Здесь птицы не поют, деревья не растут,
И только мы к плечу плечо врастаем в землю тут.
Начал он негромко, но постепенно его голос заполнил всю комнату:
Горит и кружится планета,
Над нашей Родиною дым,
И значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех, мы за ценой не постоим,
Одна на всех, мы за ценой не постоим.
«Молодец, Тоха! Хорошую песню подобрал!» – думал я, глядя на лица слушателей. Даже «наши» приободрились, не то что новички и гости.
Нас ждет огонь смертельный,
И все ж бессилен он,
Сомненья прочь, уходит в ночь отдельный
Десятый наш десантный батальон,
Десятый наш десантный батальон…
Лишь только бой угас, звучит другой приказ,
И почтальон сойдет сума, разыскивая нас.
Взлетает
Бьет пулемет неутомим,
И значит, нам нужна одна победа,
Одна на всех, мы за ценой не постоим,
Одна на всех, мы за ценой не постоим.
Когда песня закончилась, слушатели разразились «бурными аплодисментами» – долго, но практически беззвучно хлопали. Пример подал наш командир – он широко размахивался, но ладони сводил вместе практически без звука.
А затем Тошка, совершенно неожиданно для меня, спел любэшного «Комбата», только непривычно камерно, не срываясь на припеве в крики и скандирование, а негромко и протяжно:
На войне, как на войне:
Патроны, водка, махорка в цене,
А на войне нелегкий труд,
А сам стреляй, а то убьют.
А на войне, как на войне,
Подруга, вспомни обо мне.
А на войне неровен час,
А может, мы, а может, нас.
И надоевшие в свое время до зубовного скрежета слова воспринимались совсемсовсем иначе.
Комбат батяня, батяня комбат,
Ты сердце не прятал за спины ребят.
Летят самолеты, и танки горят,
Так бьет, йо, комбат, йо, комбат
А может, это не Тохина манера исполнения сказывалась, а то, что я уже начал понимать, что значит закрыть собою друга в бою и то, как важна она, эта самая цигарка, скуренная «впополам». И, хоть я еще не видел горящих танков и не слышал матерногрозного клича наступающей русской пехоты, старая песня из будущего чтото такое во мне задела.
А на войне, как на войне:
Солдаты видят мамку во сне,
А на войне, да то оно,
А все серьезней, чем в кино.
Да, война, война, война –
Дурная тетка, стерва – она.
Эх, война, война идет,
А пацана девчонка ждет.
Стараясь отвлечься от накативших на меня переживаний, я принялся украдкой наблюдать за остальными. Вот привалился к стене весельчак Миша Соколов и не замечает слез, струящихся по щекам, горный мачо Горгорадзе слушает, открыв рот, а старлей Зайцев спрятал лицо в ладони. И понимание того, что не меня одного, как говорится, пробрало, породило новое, странное чувство! Какогото единства со всеми, находящимися в комнате. И еще с сотнями и тысячами тех, кто сейчас сидит в окопах, идет по дорогам, пробирается через леса… Со всеми теми, кто защищает сейчас нашу Родину.
Во время последнего куплета в дом вошел Люк и присел на корточки у стены. Когда Антон закончил песню, Саша попросил:
– А «и на рассвете…» споешь?
Арт кивнул и заиграл вступление. «Черт, чтото знакомое, но что?» – с лету я определить не смог.
Третьи сутки в пути, ветер, камни, дожди,
Все вперед и вперед, рота прет наша, прет.
Третьи сутки в пути, слышь, браток, не грусти,
Ведь приказ есть приказ, знает каждый из нас.