Перекрёстки судеб человеческих
Шрифт:
– Хорошо, хоть молодая врачиха нормальным человеком оказалась, сразу поняла, насколько это серьёзно. Вот и рецепт выписала. Обследоваться, говорит, надо.
Последние слова были произнесены таким трагическим тоном, что тревога за здоровье дочери отодвинула на задворки всё остальное. Дарья уложила её в постель, укрыла байковым одеялом и вышла из комнаты. «Отдохнёт, и давление, глядишь, в норму придёт. Сон – лучшее лекарство», подумала она.
А сон её дочери после танцев до упаду да сольного пения до третьих петухов, действительно, был необходим.
В школе закончились уроки, и младшие Вершковы с шумом и гамом ввалились в дом,
– Тише вы, оглашенные! – Дарья замахала на них руками. – Катерину разбудите.
– А чего она днём спит? – удивилась Раиска.
– Потому что ночью песни поёт, – шепнул ей Петька.
– Так, сели за стол, быстро поели и – на картошку! – строго приказала мать, проигнорировав вопрос младшей дочери.
Слово матери было для них законом. Дети послушно расселись за большим обеденным столом и молча принялись обедать, а потом дружно взялись копать картошку.
Катерина проснулась, когда заходящее солнце уже заиграло своими прощальными лучами в кроне черёмухи, вольготно раскинувшей свои ветви под окном комнаты. Она томно потянулась, сладко зевнула и, вспомнив о своих планах, поспешила приступить к их осуществлению. Девушка вышла во двор, подошла к Дарье, которая мыла мелкую картошку телятам для подкормки.
– Мама, а ты корову вечером уже подоила?
– Нет, она ещё пасётся. А ты что, молочка хочешь? Так я сейчас тебе утрешнего налью.
Дарья обрадовалась появившемуся аппетиту дочери – знать, на поправку дело пошло! – и закричала:
– Петька! Иди сюда!
Петька, вытирая грязные руки о старенькие штаны, подошёл к матери.
– Оставь пока копать картошку, слазь в погреб, достань банку молока!
Мальчик направился к погребу, но Катерина его остановила.
– Ты руки-то помой, прежде чем за банку хвататься!
Гримаса брезгливости прошлась по её лицу. Пришедший с работы и ставший невольным свидетелем этой сцены Егор, старший сын Вершковых, осуждающе покачал головой, но ничего не сказал. Вот с этой банкой молока Катерина под вечер того же дня и нанесла визит Ирине.
Ирина настороженно встретила нежданную гостью, но гостья, то ли не поняла этого, то ли не захотела понять, весело шутила, затевала весёлые игры с Кирюшей. А на вопрос хозяйки, удалось ли ей снизить давление, только рассмеялась и ответила без всякого лукавства:
– А чего об этом говорить, если вы и сами обо всём догадались?
Потом, став вдруг серьёзной, спросила:
– Скажите, вы тоже считаете правильным то, что людей отрывают от их дела и заставляют заниматься тем, чему они не обучены? О себе я не говорю, я деревенская, всякую сельскую работу с удовольствием сделаю: что картошку выкопать, что корову подоить, что за телятами прибрать. Но почему мы, студенты, вместо того, чтобы учиться, должны ехать в колхозы-совхозы и делать работу за тех, кто обязан её делать? Ладно, студенты – это ещё полбеды, Но и преподаватели – доценты, профессора – вынуждены в грязи рыться! Это правильно? – в голосе говорящей появилось столько нескрываемой горечи, что не поверить в её искренность было просто невозможно. – Нет! Я считаю, что каждый должен заниматься своим делом. Врач – лечить, профессор – учить, студент – учиться, а колхозник – картошку копать.
Ирина с интересом посмотрела на Катерину, раскрасневшуюся в своём благородном порыве установить справедливость, и подумала, что, пожалуй, поторопилась занести её в список непорядочных особ. Девушка подкупила неискушённого человека своей «искренностью». Но главное – Катерина не стала продолжать игры в мнимую гипертонию.
Потом они пили чай
Но оно продолжилось, потом переросло в дружбу. У них оказалось много общего: им нравились одни и те же писатели и поэты, обе увлекались вязанием и лыжным спортом. А ещё Ирина тоже любила петь, и в дни всеобщих праздников со сцены небольшого поселкового клуба зазвучали в исполнении двух неразлучных подруг песни на два голоса.
Катерина познакомила Ирину со своей семьёй, и её приняли там, как родного человека. А уж когда между ней и Егором завязалась дружба, то иначе, чем доченька, Дарья, мать большого семейства, её и не называла. Нередко, приходя в садик за Кирюшей, Ирина узнавала, что его уже забрала «мелочь» Вершковых. Она шла к Вершковым, а домой возвращались уже втроём: к их маленькой семье присоединялся Егор. Год пролетел, как один миг.
Не знала тогда Ирина, что дружба её с Катериной окажется иллюзорной, мыльным пузырём.
Жаль. Он был таким красивым, этот мыльный пузырь!
Глава 6
– Ты, Ирина, пойми меня правильно, я ничего не имею против тебя лично, но не очень-то большое счастье – чужого ребёнка воспитывать. Вот поэтому и не испытываю я радости оттого, что мой сын собирается на тебе жениться, – грустно проговорила Дарья.
Ирина сидела с непроницаемым лицом, перебирала карты пациентов и, казалось, совсем не слышала, что сказала ей мать Егора. Та тяжело вздохнула, едва не пожалела о сказанном, но тут же мысленно отругала себя за мягкотелость. Вот какого чёрта она рассиропилась перед совершенно чужим человеком, когда ей нужно думать о благе родных детей? Зачем её сыну женщина с ребёнком? Неужто не сыщет себе хорошую девушку? Права Катерина, тысячу раз права! Неприязнь к Ирине, посеянная и любовно взлелеянная дочерью, переросла в откровенную враждебность, и Дарья добила сидящую напротив женщину:
– Я никогда не смогу относиться к Кирюше так, как буду относиться к своим родным внукам, не смогу полюбить чужого ребёнка. Да и Егор тоже. Не знаю, согласишься ты со мной или нет, но сейчас ты должна выбросить из головы даже саму эту бредовую мысль о создании семьи с Егором. А сказала я тебе всё это для твоей же пользы. Пойми, наконец, что ты ему не пара!
Она повертела в руках выписанные Ириной рецепты, встала и, не попрощавшись, вышла из кабинета.
Время приёма пациентов закончилось. Ирина сняла белый халат, повесила его в шкаф, в раздумье опустилась на кушетку. Ей было больно. Ей было очень больно. В чём её вина? В том, что пять лет назад она, студентка мединститута влюбилась в такого же студента, выскочила за него замуж, чтобы спустя год «выскочить» из этого «замужа» вон, но уже с орущим свёртком на руках? «Не сошлись характерами…» Какая удобная формулировка причины развода! Теперь-то она понимает, что сначала характерами надо сходиться и уж только потом – телами, но время вспять не повернёшь.
А чем виноват Кирюша? Своим появлением на белый свет? Так он ведь на него не просился. Выходит, теперь они должны обречь себя на полное одиночество: она – на жизнь без надежды на женское счастье, сын – на жизнь без отца?
И что случилось с матерью Егора, которая всегда была так добра к ней, так приветлива?
Ирина встала с кушетки, бросила взгляд на широкое окно, за которым пасмурный ветреный день готовился уступить место такому же ненастному вечеру, и вышла из кабинета.