Перелетные работы
Шрифт:
Валера достал из кармана куртки бутылку водки и два сте-к
лянных стакана. Я видела, как вчера утром Паша-Арбуз утащил их из автомата с газированной водой.
– А ты правда князь?
– спросил подросток Валера и налил полстакана водки.
Дядя Кирша приосанился и кивнул.
– Ну тогда пей!
– и он протянул ему стакан.
– У меня болело сердце, - попробовал отказаться дядя Кир-ша.
– Только что отпустило, две минуты назад...
– Пей, - настаивал подросток, - а то ни за что тебе не поверю!
Дядя
– Что ты там вчера трепал?
– спросил он.
– А правда ты был в Англии? и он внимательно посмотрел в лицо дяде Кирше, слегка наклонив голову вбок. И тут я вспомнила маленького волчонка в зоопарке. Мы с тетей Грушей ходили на него посмотреть.
– Пей еще, - сказал подросток Валера и снова налил полста-кана.
– Сердце...
– невнятно напомнил ему дядя Кирша.
– Пей!
– крикнул подросток и сунул ему в лицо стакан. И я услышала, как он стукнулся о его зубы.
– Что ты видел в Англии, Князь?
– Не я, - уточнил дядя Кирша, тяжело допивая водку.
– Мой дедушка видел... Он был в Лондоне вместе с бабушкой, и они почти все время проводили при дворе у английской королевы. Дед завязал роман с одной фрейлиной, а бабушка очень ревновала, ты понимаешь?
Подросток кивнул.
– Так вот, она ревновала, ревновала, - продолжал дядя Кир-ша, - а знаешь ли ты, Валера, что когда женщина ревнует, то она становится еще красивее. Вот ты посмотри на мою Грушу, какой она становится, когда приходит Натка! Да рядом с ней никакая Натка не стояла! Да ведь Груша же - чистый ангел!
Подросток засмеялся и отхлебнул из бутылки.
– Бабушка ревновала деда, - рвано рассказывал дядя Кирша, не видя усмешки, - и сама не заметила того, что в нее влюбился принц Уэльский. Я был мальчиком, когда она умирала, и вот на смертном ложе она призналась, что у нее от принца был ребенок и этот ре-бенок - мой отец...
Подросток молча протянул ему бутылку.
– Оставь, - отмахнулся дядя Кирша, и на этот раз Валера не настаивал, а зорко и холодно следил за его лицом.
– А вот я совсем не умею по-английски, - захныкал дядя Кирша, - и весь французский забыл! И из Англии за мной никто никогда не приедет, ты понимаешь! А я ведь всю жизнь ждал, жил с Грушей, а сам ждал, что мне сообщат, меня найдут, приедут за мной, и так прождал всю жизнь и не получил ни одной весточки...
– Послушай, Князь, - хрипло перебил Валера.
Дядя Кирша уронил лицо в руки и не отозвался.
– Князь!
– и он толкнул его в грудь.
Дядя Кирша поднял дрожащую голову и мутно посмотрел на него.
– Поди к себе домой и принеси мне гитару, понял? Навсег-да... А я всем расскажу, что это подарок от Князя.
–
– Это моя гитара!
– Ты что, - засмеялся подросток, - жалеешь для своих? Ты же наш друг. Неси гитару.
– Нет.
– Да ведь мы же тебя зарежем, не веришь?
– и Валера достал из кармана маленький перочинный нож.
– Зарежем, ты понимаешь?
– Хорошо, - согласился дядя Кирша и заплакал.
– Отдам. Все отдам.
– Ну так иди!
– прошептал Валера.
Дядя Кирша тяжело поднялся со ступенек и нетвердо вошел в квартиру. Я побежала за ним следом и в коридоре попыталась его обнять. Но он отстранил меня:
– Оставь...
Снял со стены гитару и взял удочку из угла.
– Ты куда?
– спросила тетя Груша.
Но он молча вернулся в подъезд.
– А удочки я у тебя не просил, - засмеялся Валера.
– А это княжеский подарок, - ответил ему дядя Кирша.
– Больше всего на свете я любил играть и рыбачить! Возьмите все, что я любил. Вы молодые, вам пригодится!
Подросток усмехнулся, повесил гитару на плечо, забрал удоч-ки и ушел.
Дядя Кирша закрыл дверь нашей квартиры на замок и на це-почку и к двери придвинул стул. Он нетвердо стоял на ногах. Он прошел по коридору до комнаты, держась за стену.
– Зачем ты отдал ему гитару, Кирилл?
– спросила тетя Груша.
– Мол-чать!
– рвано крикнул он.
– Зачем ты так напился?
– Я сказал тебе - молчать!
– рявкнул дядя Кирша.
– Кирилл, - начала тетя Груша.
– Ты дождешься...
– оборвал он ее.
– Ты дождешься, что я тебе все скажу!
– И что же ты мне скажешь, Кирилл?
– строго спросила тетя Груша.
Она сидела на краю дивана в розовой ночной рубахе с жел-тыми ромашками и напряженно разглядывала дядю Киршу.
– Ну слушай, Аграфена!
– выкрикнул он.
– Я потратил на те-бя всю свою жизнь. Я никогда не любил тебя.
– Я знаю, Кирилл!
– тихо сказала тетя Груша.
– Я жил с тобой только потому, что мне было удобно!
– из усталого его лицо стало страшным, и глаза бессвязно смотрели то на стену, с которой он только что снял гитару, то на завешенное шторой окно.
– Я жил с тобой и все надеялся, что найду что-нибудь получше! Ты знаешь, Груша, так раньше князья жили с горничными...
– Я знаю, Кирилл!
– еще тише сказала тетя Груша.
– Все женщины, которых я себе находил, - были лучше тебя!
– продолжал рваным голосом выкрикивать дядя Кирша.
– Только тогда ты была молодая, и поэтому я не говорил тебе об этом. Но теперь ты стара, теперь слушай! Ты плоха, Аграфена! Ты не просто плоха, ты безобразна! Ты не ешь, ты давно разучилась есть, ты жрешь! И с каждым днем ты жрешь все больше и больше!
Тетя Груша молча сидела на диване и слушала, и вдруг она сжала руки в кулаки, замахнулась ими на дядю Киршу и зарыдала в голос.