Перемещенный
Шрифт:
Самокрутка получилась, что надо. Величиной с хорошую беломорину, она пыхнула таким облаком дыма, что Степан поневоле вынужден был зажмуриться. Вопрошающе глянул на деда: можно мол? Принял из его рук самокрутку, затянулся так, что голова пошла кругом, а из ушей едва не начал валить дым. Хорошоооо… Давно не курил, а вот на тебе! Не забылись навыки.
— Поди на ту сторону захотел перебраться? Видали мы таких. Сирти из тебя спесь калеными щипцами вынимать будут.
Степан закашлялся. Дед же, не обращая внимания на временную недееспособность своего оппонента, как ни в чем не бывало продолжил:
— Не ты первый, не ты последний. Так что думай, паря, думай.
Вступать в полемику с возницей не было ни желания,
— Как вам удалось меня вычислить? Уж не по запаху ли?
Дед рассмеялся хриплым каркающим смехом:
— Ну надо же, уморил-таки старика напоследок! — и потом, уже с козел: — Храпишь ты паря похлеще борова. Такие вот помидоры.
И укатил. А Степан так и остался стоять на дороге, потрясенно наблюдая за тем, как фургон исчезает вдали.
Костерок, сооруженный им из наспех собранных веток, весело потрескивал, лобзал руки языками пламени, донельзя благодарный своему благодетелю за новое угощение: толстенную сухую корягу. Степану же благодарность костра была совсем ни к чему — он напряженно думал, снова и снова анализировал сложившуюся ситуацию. А ситуация получалась патовая. На территории Империи он поставил себя вне закона своим дезертирством. А что будет, попади Степан в лапы к сиртям, старый возница описал достаточно четко. Каковы его шансы на то, чтобы найти Улушу на столь гигантском материке? И даже если судьба-чертовка смилостивится и выбросит джокер — согласится ли сама Улуша ему помочь? Своему, так сказать, исконному врагу? Ох как непросто все, ох как непросто!
Сунул руку в рюкзак, выудил оттуда непочатую палку колбасы. Пошарудел еще — и вскоре на свет Божий появилась луковица, а затем и пара крупных картофелин. Оценивающе поглядел на костер: рановато. Углей пока совсем мало. Отложил картошку (придет, подруга, и твое время) и впился зубами в колбасную палку.
Хруст сломанной ветви прозвучал как выстрел. Выронить колбасу и откатиться в сторону! Подальше от костра, в тень. Рука рефлекторно тянется к парабеллуму, палец замерз у предохранителя. Отбой тревоги! Силуэт, мелькнувший среди деревьев, слишком мал и явно не годится на роль кровавого хищника. Чертыхаясь, вновь вернулся к костру, зашарил в поисках утерянной колбасной палки. Вот и она, на самом видном месте. Наверняка извазюкалась в земле и будет хрустеть теперь как проклятая на зубах. Поднял, срезал замаранный кусок, остальное протер об штанину. Жевал не торопясь, получая удовольствие от самого процесса. Не без удивления отметил, что сумбур в его голове под влиянием псевдо нападения окончательно улегся. Завтра он выйдет к линии фронта, а там — будь, что будет.
Постреливали со стороны невысокого холма. Постреливали лениво, нехотя, редкими одиночными выстрелами. Временами в эту сольную партию вклинивался пулемет, и тогда мелодия оживлялась, заставляя сердце Степана биться чаще. Что там у них происходит и как бы всем этим делом воспользоваться, приспособить, так сказать, для собственных нужд? Лезть на холм к невидимым стрелкам отчаянно не хотелось. Обойти? Местность, в принципе, позволяет. Неровная, морщинистая как лицо столетней старухи и, хотя деревья все вырублены подчистую, скрытно пройти по ней труда не составит. Прямо к лабиринту траншей — вон они, как на ладони видны. А за траншеями что у нас? Правильно, поле. И простреливается это поле от и до. Те же самые господа с холма, имея приличную оптику, вполне себе в состоянии вогнать пулю под лопатку нежеланного визитера. Нет, так дело не пойдет. Ночи надо ждать. Ночи здесь в большинстве своем правильные, темные. На том и порешил. Втиснул тело в приглянувшуюся ложбинку, навалил сверху на себя побольше иссушенной местным светилом травы, для надежности водрузил на полученную конструкцию куст средней
Ночь его ожиданий не обманула: выдалась темная, безлунная. Даже звезды умудрились скрыться за плотным покрывалом туч. Верь Степан во всякую потустороннюю белиберду, обязательно решил бы, что его прикрывает не иначе, как сам босс всех ангелов-хранителей — до того у него все гладко выходит. Без сучка, без задоринки. Захотел добраться к линии фронта — нате, пожалуйста. А ведь это немалый путь, между прочим. И закончиться летальным исходом он мог в любую минуту, сложись обстоятельства чуточку иначе. Впрочем, сейчас ему было не до размышлений о престранной вариабельности бытия, которое в простонародье попросту кличут судьбой.
Подождал пока глаза привыкнут к темноте и выглянул из укрытия. Ни зги не видно, зато со стороны траншей слышится губная гармошка, да пляшут языки немалых размеров костра, отблески от которого видны невооруженным глазом даже отсюда. А вот это, пожалуй, нам на руку. И наплевать, что они там празднуют — лишь бы этот праздник жизни продолжался как можно дольше. Безбоязненно пошел вперед, взяв за ориентир отблески от костра, и вскоре по левую сторону от него предстали очертания того самого холма, с вершины которого велась стрельба днем. Сейчас казался он абсолютно вымершим, но, вне всяких сомнений, это было далеко не так.
Пошел совсем медленно, прощупывая ногами перед собой почву. Только бы не упасть — в ночи звуки разносятся гораздо дальше, чем днем. Теперь его мысли занимал один очень даже насущный вопрос: а не заминирован ли случаем перешеек между холмом и траншеями, по которому он так безбоязненно продолжал движение? Степана прошиб холодный пот. По логике вещей — да. Он просто обязан быть заминированным. Имеет ли смысл оставлять в заборе лазейку если эта лазейка не ведет к мышеловке? Словно услыхав его опасения нога Степана зацепилась за проволоку и… раздался такой оглушительный звон, который в состоянии был разбудить не то что спящего, а и вовсе почившего безвременной кончиной человека. Губная гармошка смолкла. Со стороны траншей с небольшим интервалом вылетело сразу три осветительных ракеты. Упасть наземь и слиться с рельефом? Не вариант. Обложат со всех сторон, а то и просто долбанут по площади минометами. Нет, бежать надо сейчас, пока окончательно не пришли в себя от неожиданности солдаты незабвенной Советской Империи Рейха. Все эти мысли в считанные секунды пролетели в голове у Степана, ноги же его, получив приказ к немедленному действию, заработали с бешенной прытью. Птицей летел, игнорируя неровности почвы, пни и прочую лабуду, которой, как назло, попадалось более чем достаточно.
А вот и первые выстрелы. Опомнились, сволочи. Сейчас он был у них, как на ладони. Знай себе, дави на спусковой крючок «мосинки» или на гашетку пулемета. Не ты попадешь — так попадет кто-то другой. Желающих хоть отбавляй. Веер из пуль, просвистевших совсем рядом, заставил его трусливо втянуть голову в плечи. Как будто это поможет, избавит от алчного свинца, не даст тому впиться в незащищенную, словно голую, спину. Неприятное, мерзкое ощущение. Еще выстрелы. Теперь, похоже, стреляли с холма. Хотя, в этом он был не до конца уверен. Да и какая в сущности разница?
Еще одна осветительная ракета. А полоса отчуждения то заканчивается. Последний рывок и можно будет… Гигантским молотом ударило по затылку, заставив Степана упасть сначала на колени, а затем и вовсе зарыться лицом в пахнущую полынью траву. Еще одна пуля разворотила рюкзак и, не встречая серьезного сопротивления, устремилась дальше, прокладывая себе путь через податливое человеческое тело. Впрочем, Степан не был на нее в обиде. Ему было хорошо, как никогда. Сознание медленно, толчками, покидало его тело, а вместе с ним уходила скопленная за последний месяц усталость.