Перемещенный
Шрифт:
Разозленный, что на его болтовню никто не обращает внимания, демон заорал пуще прежнего и даже сбросил с себя шкуры. И тотчас же, словно по волшебству, крики его затихли. Ну что там опять? Природная любознательность взяла наконец верх, и Улуша все-таки обернулась. Сероглазый молчал, вперившись взглядом в пальцы собственных ног. Лицо его при этом застыло маской такого непритворного ужаса, что Улушу даже оторопь взяла. Духа он там увидел что ли? Но ведь всем известно, что духи пращуров никогда не приносят вреда живым. Или может быть с демонами дело обстоит как раз в точности до наоборот? А теперь что происходит? Руки демона зашарили вокруг себя, словно искали чего-то и никак не могли найти.
— Иглу ему дай.
— Зачем иглу? Какую иглу? — сама не своя от какого-то неприятного, нехорошего предчувствия, Улуша обернулась к полатям, на которых сидела, свесив босые ноги, Варвара. Та, похоже, давно уже не спала и сейчас внимательно наблюдала
— Иглу ему дай, кому говорят! — снова повторила она.
На этот раз Улуша не посмела ослушаться. Бегом метнулась к своей переметной суме и вскоре вернулась, неся на раскрытой ладони длинную тонкую иглу из рыбьей кости. Преподнесла ее Сероглазому. Демон раздумывал какое-то время, затем, явно колеблясь, принял иглу из ее рук, как-то внезапно резко наклонился и молча вонзил ее в палец левой ноги. Затем еще, еще и еще раз. С каждым разом лицо его становилось все темнее.
— Что с ним? — Улуша умоляющими глазами уставилась на Варвару.
— Ног под собой не чует.
— Но как же? Ты ведь говорила…
— Говорила: рана близко к хребту. Да только ты и слушать не хотела.
— А вылечить его как-то можно?
— Не знаю. Володаря своего спроси.
Володаря… Как его спросишь то коли он не отвечает? Занят Володарь. Дела у него какие-то свои, высшие, лишь ему одному ведомые. Улуша настолько расстроилась, что даже не сразу заметила старейшину Сергия, что стоял у раскрытого полога и деликатно покашливал в кулак. Косился: то на Варвару, то на демона. По очереди. Ну почему на Варвару он косился то понятно — приглянулась она ему еще давным-давно, еще в то время как оба прыщавыми подростками бегали. Приглянуться-то приглянулась, но на любовь его великую отвечать пока не спешила, и на то, надо сказать, была у нее достаточно веская причина. В другое время Улуша мысленно непременно бы посмеялась, сопоставив эту нелепую пару. Старейшину Сергия — хлипкого, низкорослого, извечно нахохлившегося, как болотная выпь, и Варвару — деваху хоть куда: озорную, задиристую, да еще и с такими «сурьезными» габаритами, что одним своим видом она запросто могла упокоить самого свирепого веперя. Вот и сейчас, когда Сергий, повинуясь приглашающему жесту Варвары, заставил-таки себя переступить за полог шатра и стать прямо супротив ее воинственно выпяченных вперед могучих грудей, зрелище получилось настолько комичным, что даже демон, позабыв на какое-то время о собственном горе, разразился таким громким лающим смехом, что поневоле вздрогнули все, включая и саму Улушу. А затем на их лицах тоже появились широкие улыбки. Еще миг — и они смеялись уже вторя демону: громко, неистово и почти так же безумно. Всеобщему веселью не поддался лишь сам старейшина Сергий. Ему почему-то навязчиво казалось что именно он является виновником происходящего действа.
— Ты бы… успокоила… припадочного своего… Варвара, — улучшив момент, вставил он наконец в перерывах между взрывами воистину демонического хохота. — Дело к тебе есть.
— Какое дело? — отсмеявшись, Варвара обессилено осела на полатях.
— Сурьезное. Народ волнуется. Видано ли — демон настоящий у травницы их гостюет. Живой до сих пор. Суть улавливаешь?
— Ну живой, и что? Живой — и дальше жить будет!
— Что значит будет? Да ттты, вообще, в своем уме? — от волнения Сергий даже заикаться начал. — Сегодня у тебя он гостюет, завтра глядишь, к другому кому заявится, к Величу например. А у того дети малые! Нет, так дело не пойдет. В общем, изымаю я твоего демона. Временно. Костяк или пепел от него обещаюсь вернуть.
— Какой костяк? Какой пепел? Демона не отдам! — категорично отрезала Варвара и добавила уже мягче: — Ног он под собой не чует, Сергий. Его же давеча свои едва не порешили. Если б Володарь вовремя Улушу на выручку не прислал — гнить бы демону в сырой земле.
Известие о том, что демон оказался калечным, отчего-то успокоило Сергия. Тем не менее, голос его все еще сохранял в себе строгость — как и полагается отягощенному всяческими заботами воину и мужу. А может быть виною смены настроения старейшины послужило упомянутое вскользь высказывание Варвары о вмешательстве Животворящего. Ежели Володарю для каких-то своих целей демон нужен был живьем, то не о чем было и спорить. Животворящий достаточно милосердный владыка, но милосердный ровно до тех пор, пока ты делаешь все так, как ему самому надобно. А пошел наперекор Его воле — тогда уж будь добр, не серчай. Получишь сполна и даже более того, чтобы другим, идущим за тобой, неповадно было.
— Калечный говоришь? — Сергий рискнул-таки подойти поближе к демону, обошел его со всех сторон.
Тот, казалось, никак не отреагировал — лишь рука правая напряглась, словно сжимая несуществующее оружие.
— Калечный. Шрам у него на спине видишь?
Против наличия шрама возражать Сергий не стал. Тот выделялся на бледной коже демона достаточно явно — зримое напоминание о том, что даже исчадия Ада вполне
— Ладно, схожу, успокою народ. Но на тебе, Варвара, вся ответственность отныне за отродье это лежать будет. Сожрет кого, или просто замордует — не посмотрю, что ты мне… — буркнув напоследок что-то невразумительное, старейшина резко крутанулся на носках и вышел, не потрудившись даже задернуть полог.
Варвара посмотрела на Улушу с видом победительницы. Радость у нее однако быстро угасла.
— А скажи-ка мне подруга: зброя у демона с собой была?
— И зброя, и котомка тоже. Выбросила по дороге. Во-первых — тяжко нести. Во-вторых, сама понимаешь, воинов чтоб не смущали — от одного вида темной зброи они кого угодно на куски разорвать могут.
Травница удовлетворенно кивнула:
— Ну вот и славно. А то знаешь, мало ли что у него на уме…
Покосилась на демона. Тот к разговору их прислушивался очень внимательно. Как знать, может и понимает чего? Только это, конечно, навряд ли.
Степан, прикрыв глаза, с облегчением облокотился наконец спиной о шероховатую стену шатра и теперь напряженно думал под аккомпанемент то ли разговора, то ли перебранки двух женских голосов. Один из них, несомненно, принадлежал Улуше. Второй — бегемотоподобному мастодонту, которого и женщиной-то назвать можно с натяжкой. Нет, не то чтобы она была страшна как смертный грех — скорее наоборот. Красива по-своему, если можно так выразиться. Красива той особой, но крайне нестандартной красотой, воспетой в свое время в амазонках. А, впрочем, какая разница? Мозг его то и дело увиливал, переключался с одного на другое, упрямо не желая принять в себя, переосмыслить тот факт, что теперь он, в сущности, является не кем иным как калекой. КАЛЕКОЙ. Калекой с большой буквы. Бесполезным куском мяса с недееспособными нижними конечностями. Ни на что не годным полутрупом. И зачем только Улуша «спасла» его? Зачем? Разве не лучше было бы лежать уткнувшись мордой в землю, постепенно истекая при этом кровью? Нюра… Перед глазами Степана встал образ любимой с такой четкостью, с такой убийственной ясностью, что впору было волком выть. Бежать, бежать к той, которая непоколебимо уверена, что ты ее обязательно спасешь. Придумаешь, изобретешь все что угодно — лишь бы быть рядом с ней, вдыхать запах ее волос, чувствовать ее тепло… Бежать, бежать, бежать, бежать со всех ног!!! Да только где ж теперь возьмешь их, эти ноги? Хотя нет — вот они. Две штуки. Хоть руби их, хоть пили — все равно ничего не почувствуешь. Ну почему такое дерьмо случилось именно сейчас, именно с ним?
— Степан, — до его слуха донесся звук собственного имени. Улуша. Не забыла. Помнит его еще со времен той первой встречи. Открыл глаза. Посмотрел на сиртю с искренним непониманием: ну чего ей сейчас от него надо? Почему нельзя оставить человека в покое, когда ему так хреново? Она протягивала в его сторону глиняную плошку с каким-то варевом. Жрать? Нет уж, дудки. Он лучше от голода сдохнет!
— Степан!
Плошка подсунута к самому носу. Суп. Мясным от него чем-то веет, приправами. Как в детстве, когда болел, мать обязательно варила такой. Покосился на Улушу. Упрямство и суровая непреклонность в глазах. Глаза истинной сирти. Вздохнул, выпил одним махом, вытер жирные губы тыльной стороной ладони. Только сейчас понял, что, сморчок, явно приходивший по его душу, изгнан вон и, похоже, с позором. Отстояли его. Это видно по счастливому лицу Терминаторши — именно так окрестил Степан подругу Улуши. Отстояли его — и что толку? Или может все не так уж плохо? Бывали ведь случаи, когда люди вставали на ноги даже после тяжелых травм позвоночника. Не без помощи хороших и чертовски высокооплачиваемых докторов, естественно. Но чем тебе эти две сирти не врачи? Пулю вытащили, рану полностью заживили, используя Бог знает что за чудо-технологии. И между прочим — совершенно бесплатно. Дармовым супом вон даже накормили. Сунул руку за спину, провел пальцами по поверхности шва. Удивительно. Никаких воспалительных процессов, никаких нагноений. А то, что ноги не ходят — так это потому, что пуля, наверняка, вошла не прямо, а под углом, в опасной близости от хребта и вытащить ее, не задев при этом нервных окончаний, могли разве что в клинике нейрохирургии, и то под вопросом. Нет, девочки сделали все, что могли. Теперь дело за ним, Степаном. Главное жить дальше, не раскисать. И верить, верить, верить!
Кажется, полегчало. Глянул на мир уже живыми глазами. Критически оценил обстановку: не люкс конечно, далеко не люкс. Даже на общажные апартаменты не тянет. Шатер, правда, довольно большой, если сравнивать с теми, на которые он уже успел вдоволь насмотреться еще во время рейдов со своей группой по диким, как ему тогда казалось, поселениям сиртей. Непростая видать подруга у Улуши — вес в обществе имеет. А то, что кроме очага посреди шатра, неказистого квадратного стола да пары кроватей крайне сомнительной конструкции внутри больше и нет почти ничего — так это так и надо. У всех так — будь то вождь или простой воин.