Перемещенный
Шрифт:
— Бабушка?
Пулей метнуться за спину фигуры и ладонью зажать ей рот. Заученным до автоматизма движением свернуть шею или двинуть ребром ладони по затылку? Две секунды на размышление и переоценку ситуации. Жалобно скрипнула кровать — это туша перевернулась на другой бок. С тихим присвистом вновь загулял в ее ноздрях испорченный воздух.
Сделать глубокий вдох, расслабиться. Теперь выдох. Скосить глаза на добычу, тряпкой обвисшую в его руках. Девчонка. Пухлая, высокая, круглолицая и совсем юная. Повернуть к себе лицом и поймать взгляд побелевших от ужаса глаз. Приложить палец к губам и просипеть на ухо чужим, неузнаваемым голосом:
— Заорешь — убью, сука. Ты поняла?
Мелкие частые кивки и дрожание подбородка. Высокий покатый лоб покрыт крупными бисеринками пота. И факт этот отчего-то бесит, доводит буквально до исступления.
— Подпол
— Ттам, — палец ее указывает на еще одну дверь, сокрытую за плотными бордовыми шторами. Это и есть его искомый объект — кухня. А на полу ее, строго посередине, маячит прямоугольная крышка заветного люка.
Пережать сонную артерию пальцем и уложить обмякшее тело на пол. Петли люка не смазывались давным-давно, и оттого скрипит он на всю округу. Впрочем, теперь уже все равно. Спуститься по монументальной широкой лестнице из мореного дуба. Мать честная! Сколько здесь всего! Колбасы. Подвешенные к потолку, висят длинными стройными рядами — словно солдаты на плацу. Пол же уставлен бочками со всевозможной снедью: маринованные огурцы, грибы, моченые яблоки, арбузы. По левую сторону — штабеля ящиков с картофелем. Чуть далее, за ними, морковь в высоких холщовых мешках. По всем стенам — полки в три ряда. Они тоже не пустуют — заставлены банками, черт знает с чем. Одна из полок отведена строго под лук: он насыпью лежит на ней, поблескивая рыжей шелухой.
Напряжение, овладевшее Степаном, медленно отступало. Вместе с ним уходила непонятно откуда взявшаяся злость. Накатило, что называется. Почему накатило, с какой такой стати? Ладно, некогда сейчас, не до этого. Радоваться надо, что девчонка просто в отключке. Мог ведь убить ее? Мог, еще как мог. Так, а теперь за дело. Что это там такое аппетитное в кадушке? Пахнет. Забытый такой запах! Открыл плотно подогнанную крышку с тихим хлопком и обомлел: ну надо же, клубника! Хотел было уже засунуть кадушку в рюкзак но вовремя спохватился. Великовата кадушка. А пользы от нее — ноль. Так, баловство одно. А вот копчености да колбасы, которые успели уже изрядно набить оскомину — это как раз наше. Без них никуда. И хранятся долго, и места занимают значительно меньше. Хватал без разбора — какая под руку попадется, да плотно паковал в рюкзак. Поверх колбас с копченостями накидал с десяток картофелин, пару-тройку луковиц. Вот пожалуй и все, пора и честь знать. Рюкзак на плечи и к выходу.
На кухне ситуация не изменилась. Девчонка все так же лежала на полу ничком, подол ее ночнушки задрался, обнажая полноватые ляшки да краешек розовых в белый горошек трусов. Наклонился над ней: кажется, дышит. Походя смахнул первый попавшийся нож со стола и солонку. Нож тотчас же пристроил за голенищем, солонку — в карман и, бросив последний взгляд на свою случайную жертву, скрылся за дверью. В считанные секунды добрался к распахнутому настежь окну, грузно перевалился через подоконник. А теперь огородами, огородами. Постараться как можно быстрее достигнуть кромки леса, благо она совсем рядом, и на полной крейсерской скорости унестись как можно дальше от места преступления.
Мост, вопреки всем законам логики и военного времени, почему-то не охранялся. Степан битый час наблюдал за ним, сидя на ветви дерева, свисающей над самой водой, которое он для простоты восприятия именовал ивой. Пару раз по мосту проходили колонны, состоявшие сплошь из гужевого транспорта. Полусонные возницы на них клевали носами, изредка размахивая хлыстами проходились по конским спинам то ли для порядка, то ли для того, чтобы проснуться самим — ведь неровен час можно сверзиться с козел прямо под колеса соседней телеги. Охранения колоннам, судя по всему, не полагалось. Вольготно, ох и вольготно чувствовали себя на своей земле жители Советской Империи Рейха! Лицо Степана озарила довольная улыбка. Похоже, удача сама шла к нему в руки. Зачем мыкаться по лесам, рискуя бесследно сгинуть, если можно вот так, запросто, прокатиться с комфортом в телеге до самой линии фронта?
Снялся со своего наблюдательного пункта и, соблюдая все мыслимые предосторожности, переместился на новую позицию. Здесь кромка леса подходила к дороге едва ли не впритык. Минуло минут двадцать, прежде чем Степан услыхал характерное поскрипывание ободов фургонов и удаленный цокот копыт. С каждой минутой он становился все ближе, и вскоре в просвете листвы мелькнул поначалу конский лоснящийся от пота пегий бок, а затем и передняя часть первого фургона. На этом отрезке пути возница был вынужден сбросить и без того небольшую скорость из-за
Голова возницы повернута в другую сторону. Рывок. Перебросить утяжеленное рюкзаком тело через деревянный борт и замереть в неподвижности. Заметили? Похоже, что нет. Фургон по-прежнему катит по ухабистой дороге. Звонкий щелчок кнута и вновь монотонное поскрипывание колес. Нога Степана зацепилась за что-то твердое. Длинный продолговатый ящик. Стал на четвереньки, окинул хозяйским взглядом содержимое фургона. Ящиков тьма-тьмущая. Фургон заставлен ими сверху донизу и лишь посередине оставлена узкая щель прохода да пятачок подле выхода, на котором он сейчас и расположился. А что в ящиках? Чертовски любопытно! Вскрыть бы хотя бы один из них, но мешает тихое опасение того, что он может быть услышан. Не поленился, поднялся таки и оглядел крышку верхнего ящика. Забита она со всей основательностью, на которую способны лишь щепетильные имперцы да, пожалуй, граждане Германии из его родного мира. Рискнуть, чтоли? Стоп, а что ему еще надо? Рюкзак — вот он, на спине, исправно оттягивает плечи. Набит всякой всячиной, начиная от пары сотен девятимиллиметровых патронов россыпью под его ненаглядный парабеллум, и заканчивая в наглую стянутыми продуктами из незабвенного поселка Галицино. А ведь были еще и гранаты! С десяток, если ему не изменяет память. Успокоив себя таким образом, прошелся по проходу взад-вперед и, не найдя ничего необычного, вновь вернулся к облюбованному пятачку. Стянул с плеч надоевший рюкзак, улегся лицом к выходу и, поглядывая одним глазом на незатейливые, тошнотворно-однообразные дорожные пейзажи сквозь широкую щель в борту фургона, задумался о превратностях собственной жизни. Долго перебирал в голове события вчерашнего дня: его разговор с Сашей, последующую за ним ссору. Переиначивал так и этак. А что было бы, скажи он вот так и вот так, а что бы на это ответил Саша? А если бы он смолчал, не резал всю правду-матку с плеча, заманил ребенка в поселок и каким-то образом нашел людей, которые согласились бы о нем заботиться? Изводил себя долго, с непривычным щемяще-сладким садистским наслаждением. Наконец не выдержал: усилием воли заставил мозг переключиться на что-то другое. Что угодно, лишь бы это только был не Саша, и память тотчас же услужливо нарисовала новую картину: он с полубезумным взглядом, клещом вцепившийся в перепуганную насмерть девчонку, шипит неподатливыми, окаменевшими от всепоглощающей ненависти губами:
— Заорешь — убью, сука!!!
— Слышь, служивый, приехали. Вставай, давай!
Степан с трудом разлепил веки и встретился взглядом со слезящимися глазами старца. Был тот сед, непричесан, всколоченная борода вздыбливалась вперед, отчаянно напоминая бороду киношного Ивана Грозного из старого, как сама жизнь, совдеповского кинофильма.
— Куда приехали?
— Куда надо, туда и приехали! — старец отчего-то разобиделся не на шутку.
Только сейчас Степан заприметил, что в руках тот комкает форменную фуражку возницы.
— Встаю уже, встаю. Ты уж не серчай, деда.
Подхватил рюкзак, перелез через борт фургона и коршуном заозирался вокруг. Все та же дорога, только по обеим сторонам ее теперь лес. Кроны деревьев смыкаются высоко сверху, образуя почти непроницаемый зеленый купол. Оттого ли так сумрачно кругом или и вправду наступил вечер?
— А остальные фургоны где?
— Где надо! — буркнул было дед, но быстро смягчился и добавил: — Отстал я от них, чтобы тебя, дурака, высадить подальше от лишних глаз.
— Понял. Спасибо, конечно. А где мы находимся, если не секрет?
— Никакого секрета и нету. До линии фронта километров с пяток будет. Да только тебе туда нельзя.
— Это еще почему?
— Ориентировочка на тебя вышла. Так-то вот. По всем городам и военным подразделениям, — гаденько ухмыльнувшись, дед сунул руку во внутренний карман кителя и, к огромному облегчению Степана, извлек оттуда не пистолет, а всего лишь кисет с табаком.
— Ясно. А вы мне почему помогаете?
— А хрен его знает!