Перемещенный
Шрифт:
— Ну слава тебе, Господи! Не ошибся я значит. Ну разве что самую малость, — поправился Степан. Ликованию его не было предела. Приподнятое настроение передалось и Саше:
— Это та самая дорога?
— Она, родимая.
— И куда она ведет?
Вопрос, заданный с наивной детской непосредственностью, поставил его, что называется, в тупик.
— К поселку Галицино, кажется. И дальше — к линии фронта, — только сейчас он вспомнил, что так и не рассказал ничего Саше о том, как плачевно закончилась его счастливая семейная жизнь с Нюрой. И о своих дальнейших планах умалчивал и по сей день. — Погоди, давай присядем.
Там же, в подлеске, он развязал тесемки рюкзака, извлек часть
— Помнишь я тебе рассказывал про свою свадьбу? — начал он издалека.
— На Нюре? Конечно помню!
— Ну ладно, слушай тогда, — и он пересказал от начала до конца все те события, которые произошли с ним после свадьбы. Арест Нюры на балу, его метания по городу в попытке ее спасти. Трибунал, приговор, пожизненное заключение. Затем, сам того не заметив, перескочил на встреченную им в свое время сиртю, Улушу, с ее экстраординарными способностями. Долго и сбивчиво пояснял, что именно она может помочь ему вызволить Нюру, и ее надо обязательно найти. Саша даже жевать перестал. Слушал крайне внимательно с серьезным, «взрослым» выражением на лице.
— А если ты ее не найдешь? — спросил он, когда Степан закончил свою многословную тираду. Вопрос, что называется, в яблочко.
— Найду, должен найти.
— Ну, а если все-таки нет?
Степан поднял мрачный, не выражающий ничего хорошего взгляд на Сашу и встретился с ним глазами. Сочувствие, скользившее в них, казалось, вернуло его с небес на землю. Долго молчал, приводя в порядок всколыхнувшиеся эмоции, затем произнес уже своим спокойным, будничным голосом:
— Все равно к сиртям пойду. По закону за дезертирство на территории Империи меня ждет смертная казнь.
— А сирти? Примут?
— Скорее всего — нет. С чего бы это им меня принимать?
— То есть ты идешь на верную смерть. Правильно?
Степан безразлично пожал плечами:
— От сиртей смерть или имперцев — все едино.
— А я? Обо мне ты подумал?
— Подумал. Поодаль, за мостом, поселок Галицино. Я тебе уже говорил о нем. Там наши пути расходятся.
— Ты меня бросишь? — пальцы Саши непроизвольно сжались. Создавалось такое впечатление, что еще мгновение — и он набросится на своего обидчика с кулаками.
— Не брошу. Оставлю. Потом вернусь.
— Как же, вернешься, — теперь в голосе ребенка сквозило презрение. — Ты сдохнешь, как собака, как идиот, как мой папашка в пьяном угаре, бросившийся под колеса автобуса. Ты сволочь, ты последняя сволочь! Уходи!
Степан застыл как вкопанный.
— Куда уходить? — наконец, едва ли не шепотом, произнес он.
— Уходи куда хочешь. И Галицино свое засунь себе в зад!
— А ты куда?
— В лес вернусь. Раньше до тебя жил в нем и сейчас как-нибудь проживу!
С этими словами Саша вскочил и в мгновение ока исчез в лесной чаще. Исчез, словно морок, словно и не было его. Лишь недоеденный кусок колбасы немым напоминанием остался лежать на земле. Опомнившись, Степан махнул было за ним, но быстро понял, что искать его теперь — то же самое, что и искать иголку в стогу сена.
— Саша! Саша! Вернись! — орал он во все горло, ничуть не заботясь о том, что его могут услышать
Но лес молчал. Лишь легкий порыв ветра прошелся рябью по кронам ближайших деревьев, да где-то громко хлопнула крыльями потревоженная его криками птица.
— Саша!
Весь день и весь вечер просидел Степан истуканом в подлеске в том месте, на котором вспыхнула их ссора. Внутри у него все словно застыло. Никаких мыслей, желаний, жажды жизни — ничего этого не было, сегодня все, все выгорело в нем дотла, а пепел развеял невесть откуда взявшийся ветер. Крепчал он с каждой минутой все больше, гоняя по небу чернильные кляксы облаков, грозя со временем перерасти то ли в бурю, то ли в неистовый тропический ливень.
Ближе к утру Степан подкрепился кольцом колбасы. Остальную, всю без остатка, высыпал из рюкзака на траву на самом видном месте. Оставил бутыль с остатками воды. Выдернул из-за голенища нож и вонзил его рядом. Если Саша вернется, будет ему на чем продержаться первое время. Ушел не оборачиваясь — незачем душу бередить.
ГЛАВА 6
Поселок Галицино. С полсотни хат, если навскидку считать. Длинное двухэтажное здание казарменного вида — то ли управа, то ли и вправду казарма. Впрочем, Степана сейчас это здание заботило мало. В череде первоочередных задач числилось у него на почетном первом месте пополнение пищевых запасов, необходимых для продолжения дальнейшей жизнедеятельности. На втором месте стоял нож. Или два. Их он без проблем сможет достать в любом доме. Другое дело: насколько качественно они окажутся изготовленными, подойдут ли для его нужд. А хотя, и это тоже не являлось проблемой. Не найдет в одном месте — найдет в другом. Вот, кстати, и подходящий дом. Стоит на отшибе. Наличие в саду фруктовых деревьев поможет качественно и незаметно подобраться вплотную к любовно оштукатуренной стене. А на стене окно, которое почему-то никто не озаботился закрыть. Торчит себе, раскрытое нараспашку, и манит к себе Степана, манит… Есть собака? А нет собаки. И твари, заменяющей ее в этом мире, тоже нет. Это хорошо, это правильно. Окно уже совсем близко. Прислушаться? Чего уж там, можно и прислушаться. Да только тихо кругом. Спят хозяева. А между прочим уже шестой час. Нормальные селяне в его разумении обязаны просыпаться аккурат часов в пять. Ну да ладно, нам это даже на руку. Подтянуться на пальцах, заглянуть в окно.
Спальня. Домотканый ковер на левой стене. С правой стороны — трельяж. С левой, у ковра, широкая кровать изголовьем вперед. На кровати — громоздкая туша, укрытая цветастым ватным одеялом. Почему именно ватным? Климат-то далеко не северный. Очень даже южный можно сказать климат. А впрочем, это ее, туши, дело. Далее за трельяжем один за другим два шифоньера. Дверцы их богато изукрашены резьбой. Красиво — аж жуть!!! Напротив крайнего шифоньера — дверь. Из спальни, надо полагать, выход.
Перебросить тело через подоконник и коршуном застыть над кроватью. Эмоций у туши: ноль. Туша знай себе сопит в две дырочки, распространяя вокруг себя едкий аромат пота. Вот что значит спать в жару под ватным одеялом! Теперь тайна нараспашку раскрытого окна — уже и не тайна вовсе. Это для того, чтобы самому не просыпаться от собственной вони! Только бы не скрипнула половица. Просочиться через спальню в другую комнату в поисках кухни. И под ноги внимательно смотреть — вдруг нарисуется люк в подпол. А подпол — это как раз то, что доктор прописал. И консервы там, и колбасы, и соленья всякие, недоеденная с вечера снедь… Да мало ли еще найдется в мире чудес, которые может хранить в себе подпол? Уж он-то был в подполе у Нюры, он знает! Нюра… Тугой горький ком подошел к горлу, напрочь сбил дыхание, на глаза навернулись слезы.